Архитектору Рубену Аракеляну всего 32, и в это сложно поверить. Его амбиций хватило на то, чтобы в 2014 году основать с другом и партнером Айком Навасардяном собственное бюро WALL, практически сразу принять несколько крупных заказов, получить приглашение вести дипломную группу в архитектурной школе МАРШ, войти в Архитектурный совет города Белгород. Практически каждую неделю с Рубеном выходит интервью, журналисты стремятся взять у него хотя бы небольшой комментарий. Кажется, не имеет смысла перечислять проекты, конкурсные предложения, концепции, выставки и инсталляции, в которых задействована команда бюро WALL, поскольку этот список беспрерывно увеличивается. Впервые TATLIN поговорил с Рубеном в 2013 году во время подготовки очередного выпуска журнала TATLIN Mono молодые, и спустя несколько лет мы решили снова побеседовать с архитектором, который с момента первой публикации успел если не всё, то очень многое.
Успеть всё
- Текст:Ульяна Яковлева5 декабря 2017
- Добавить в кабинетДобавлено в кабинет
— Рубен, помните ли вы тот момент, когда осознали, что хотите стать архитектором и никем другим?
— На интуитивном уровне осознанность пришла скорее в бессознательном (в профессиональном плане) возрасте. Рисование — один из первых навыков, который я обрел в детстве. И можно сказать, что в профессию я пришел скорее от рисунка и живописи, нежели от теории. Если рассматривать более сознательный выбор, то это произошло в старших классах школы. Думаю, переломный момент наступил в 1997 году, курсе на третьем обучения в Детской художественной школе №1 им. В.А. Серова. Все мои перспективы касательно будущей профессии лежали в векторе исключительно художественного развития. На тот момент у меня не было ясного понимания природы профессии архитектора, которая в большей степени ассоциировалась со строительством, нежели с пространственными аспектами. Я намеревался подать документы в Академию им. С.Г. Строганова. Но, буквально за три дня до подачи документов, в Художественной школе перенесли просмотр на более ранний срок. Возможно, это было судьбоносно, поскольку на просмотр пришел преподаватель МАРХИ, ныне покойный Чивиков Евгений Константинович (1946-2013). Общение с Евгением Константиновичем заставило меня посетить стены этого прекрасного института. Именно в тот момент, в том пространстве я решил стать архитектором. Меня покорили коридоры, античные статуи, атмосфера, приглушенный свет, какая-то мистика ощущалась во всем, что я видел и слышал. Вероятно, момент неизведанности, некоего таинства заставил меня сместить фокус внимания. Я отозвал документы и решил поступать в МАРХИ.
— Кстати о МАРХИ. Вы окончили институт с красным диплом и золотой медалью, ваша кандидатская работа была номинирована на Государственную премию РФ. Как это повлияло на вашу профессиональную практику?
— Золотая медаль и красный диплом всего лишь позволили ощутить вкус победы. Это вызов самому себе — научиться жить с этим и идти дальше, не снижая планки. Для будущих работодателей, и в частности для меня, не имеет значения наличие диплома и его цвет, важно то, какая за ним стоит личность, мышление, вкус, эрудиция.
В настоящее время я веду дипломную группу бакалавриата архитектурной школы МАРШ. У меня есть разные студенты, с самым разным образованием. Скажу честно, с «не архитекторами» интереснее.
Опыт написания диссертации дал более очевидный эффект. Я попробовал прикоснуться еще к одному из путей постижения профессии. Как вы знаете, универсального рецепта и знания не существует. Траекторию искусства я попытался дополнить научным знанием. Это помогло мне начать более системно видеть процессы и управлять ими. Для архитектора важно не оказываться в ситуациях, а скорее возвышаться над ними. Я стал яснее видеть причинно-следственные связи не только в архитектуре, но и в более глобальных процессах — экономике, социологии, политике. Сегодня границы профессии сильно размыты. Чем более широким кругозором обладает архитектор, тем более глубокие смыслы он закладывает в архитектуру.
Проект транспортно-пересадочного узла «Павелецкая» в Москве. 2015
С практической позиции это в большей степени повлияло на способ мышления, чем на профессиональную практику — через систематизацию процессов, логическую стройность, сосредоточение на важных аспектах, отсеивание лишнего. Сегодня архитектору необходимо критически относиться к реальности, рефлексировать на запросы, поступающие от заказчиков, инвесторов, города. Это своеобразный вызов, требующий от архитектора системного видения ситуации и возвышения над ней. Написание кандидатской, безусловно, способствовало этому. Исследование причинно-следственных связей между пространственной тканью города и политическими, экономическими и технологическими процессами позволили мне увидеть целостную картину формирования среды обитания человека.
C другой стороны, это колоссальный опыт репрезентации и продвижения своих идей среди разных участников создания среды обитания (стейкхолдеры). Одно дело написать диссертацию, другое — согласовать ее в Министерстве образования. Тогда мне пришлось столкнуться с обилием критики и непонимания. Но могу сказать с уверенностью, что в практике этот приобретенный навык оказался ключевым, поскольку сегодня архитектор постоянно сталкивается с волной критики и вынужден общаться с совершенно разными адресатами.
— На мой взгляд, архитекторы довольно много пишут и говорят о своем предназначении — в настоящее время практически каждый (за очень редким исключением) архитектор посредством социальных сетей демонстрирует если не результаты своей деятельности, то степень включенности в архитектурный дискурс. Как вы считаете, с чем это связано? Что значит быть архитектором сегодня?
— Все мы понимаем, что личность архитектора амбициозна, и, возможно, потребность в признании является одной из ключевых для людей, связанных с креативной сферой деятельности. У кого-то она более завуалирована, у кого-то более откровенна, но суть неизменна. Сегодня многих архитекторов привлекает монастырский жанр, жанр отречения, побега от города. К примеру, Питер Цумтор живет и работает в деревне. Лично для меня это такой же инструмент пиара, поскольку о своем стиле жизни говорит открыто. Настоящее же отречение анонимно, как анонимны архитекторы готических соборов.
Проект транспортно-пересадочного узла «Павелецкая» в Москве. 2015
В этом контексте, безусловно, социальные сети — это инструмент, новая площадка диалога, профессионального дискурса и коммуникации. Возможность найти заказчиков, привлечь внимание СМИ, выстроить диалог с чиновниками. Лично для нашего бюро социальные сети сыграли очень важную роль. С первых дней существования бюро WALL мы транслировали наши проекты через социальные сети, что привлекло внимание стейкхолдеров. Это во многом помогло и стало коммуникационным фундаментом развития.
Я уверен, что за последние 20 лет природа профессии претерпела существенные изменения на смысловом уровне и, как следствие, на уровне ценностей. К примеру, произошло переосмысление понятия контекстуальность. Сегодня физический контекст, который мы называем городом, является скорее следствием, а не причиной. Архитектор перешел на иной уровень работы с контекстом, который больше связан с программированием городской среды через переосмысление городской пустоты, в частности общественных пространств. Перепрограммированием существующего наследия.
Физический контекст по значимости уступает нематериальному. Однако коммуникация, как основа любого городского пространства, практически полностью перешла в социальные сети. Физический контакт приобрел скорее лицемерный, конъюнктурный или политический статус. Искренность перешла в медийный контекст.
— Какими качествами должен обладать современный архитектор? И насколько вы отвечаете им?
— Профессия архитектора лежит в разных плоскостях. Существуют разные формы деятельности. Ты можешь работать по найму, на фрилансе, открыть собственное бюро или делать все одновременно, что, на мой взгляд, сравнимо с паразитизмом. Но я считаю, что самостоятельная форма деятельности требует концентрации наибольшего количества отдельных навыков, поскольку деятельность архитектора происходит на стыке политики, предпринимательства и сферы искусств. Безусловно, для нас это в первую очередь искусство.
Павильон Департамента Информационных технологий города Москвы «Умный город» на ВДНХ. 2016. Фото: Илья Иванов
В моем понимании для современного архитектора важны коммуникабельность, знание основ рыночной экономики, критическое отношение к реальности, способность чувствовать городские процессы. При этом они не являются рецептом порождения архитектурных смыслов и сильно отдалены от истинных сущностей. Под истинными сущностями я понимаю работу с языком архитектуры, с пропорциями, поверхностями, тектоникой, материалом, материальности, светом.
Как сооснователь и руководитель бюро, я вынужден концентрировать помимо архитектурных навыков, навыки предпринимателя и отчасти политика. Мне трудно судить о том, насколько успешно это получается.
— В одном из своих интервью вы сказали, что архитекторы переориентировались от создания шедевров на менеджмент городской среды. Это происходит повсеместно? Или же высказывание применимо исключительно к российским реалиям?
— Я полагаю, что это глобальная тенденция, по крайней мере, в Европейской парадигме мышления. Не могу сказать про страны Востока. Но очевидно, что количество стейкхолдеров растет, и при формировании среды обитания необходимо учитывать разные слои общества, инвесторов, горожан как налогоплательщиков, чиновников как администраторов городского процесса, туристов, которые косвенно формируют ее пространственные характеристики. Отсюда и европейская модель развития — мастер-планирование, которое в отличие от генпланирования сводит не здания и дороги, а интересы общества.
Станция метро «Солнцево», платформенное пространство. Конкурс. Финалист. 2014
В России эта тенденция более чем очевидна. Возьмем, к примеру, увеличивающееся по экспоненте количество архитектурных конкурсов на формирование общественных пространств — международный конкурс на формирование архитектурной концепции парка «Зарядье», конкурсы на развитие набережных Москва-реки, благоустройство Триумфальной площади, развитие музея им. А.С. Пушкина. Это конкурсы на создание городской среды, а не отдельного сооружения или здания. Даже в девелоперских проектах акцент делается на пространственных аспектах городской среды. В этом контексте, если мы говорим об общественных пространствах, ключевым моментом является программирование, поиск импульсов жизни и форм деятельности.
— Бюро WALL было основано вами совместно с партнером Айком Навасардяном в 2014 году. Расскажите, каким вы его задумывали? К какому моменту бюро выработало свой архитектурный почерк? Чем он уникален?
В какой-то момент, возможно, после защиты кандидатской, я задумался. Задумался о том, что происходит в мире. Знаете, в наше время, с высокой плотностью коммуникации и вечной занятостью, это настоящая роскошь — остановиться и подумать.
В 27 лет я задумался о том, кто я и что хочу сказать этому миру. Тогда я стал изучать биографии значимых, на мой взгляд, личностей, больших открытий, совершенных ими в молодые годы. Я удивился, что 27 лет — это уже поздно, а значит, осталось не так много времени.
Антонио Гауди привлекли к проектированию Саграда-Фамилии в 24 года, Исаак Ньютон открыл три закона всемирного тяготения в 25, а Эйнштейн был его на два года старше, когда предложил теорию относительности. Это наводит на определенные размышления, отчасти самонадеянные.
Я по-новому взглянул на архитектурный мир, который, особенно в России, лишен разнообразия имен. Тогда нам с моим партнером захотелось высказаться, доказать на собственном примере, что альтернатива есть, что реально говорить в полный голос. В нашей стране мы можем наблюдать колоссальный провал в преемственности поколений — в России новые имена утверждаются каждые 20 лет, в то время как в Испании каждые два года появляется поколение, которое может достойно заменить предшествующее. Одним из наших стремлений было сократить этот шаг, сказать, что и в 27 лет реально принимать участие в жизни города. Удивительным образом это совпало со сменой парадигмы мышления в Правительстве Москвы, в частности в Москомархитектуре (Комитет по архитектуре и градостроительству города Москвы — прим. ред.) в лице Кузнецова Сергея Олеговича. Город дал дорогу молодому поколению, позволил ему сказать о себе через архитектурные конкурсы. К примеру, конкурс на проект станций метро «Солнцево» и «Новопеределкино», по итогам которого наше бюро вошло в десятку финалистов — это дало нам хороший старт.
Макет Винодельни и гостиницы. Республика Армения. 2017
Около двух месяцев мы придумывали название бюро. Хотели найти одно слово, раскрывающее суть актуального понимания профессии. В итоге, ночью мне приснилось название WALL. Это и аббревиатура World Architecture Local Line (W.A.L.L.), транслирующая позицию архитектуры как синтеза внешнего и внутреннего, глобального и локального, дедуктивного и индуктивного мышления. В конечном прочтении — это стена или граница, как фундаментальный элемент архитектуры. Тут можно вспомнить высказывание одного из самых радикальных архитекторов современности Рема Колхаса, который аргументировал создание бюро OMA существованием Берлинской стены. Его интересовала природа простой формы — стены, которая соединяет в себе оппонирующие мировоззрения, политические и экономические режимы. С другой стороны, WALL — это как Великая Китайская стена, чудо восточной цивилизации, так и Wall Street, одно из чудес западной цивилизации.
Наше бюро культивирует исключительно смысловые и художественные ценности, рассматривая каждый проект как самостоятельное художественное высказывание. Отчасти это предопределено моими графическими навыками и скульптурными навыками моего партнера Айка Навасардяна.
Синтез скульптуры, графики и смысловых категорий в настоящий момент формирует основу нашего художественного языка.
Возможно, это также формирует и уникальность подхода бюро. На наш взгляд, наиболее ярким визуальными воплощением нашей философии является инсталляция MEMORIA для «АРХ Москвы 2015», и как ее продолжение, построенный нами павильон на ВДНХ «Умный город».
— Можете ли вы назвать ваше бюро успешным?
— В моем понимании успешность сиюминутна. Каждый раз это секундное ощущение после завершения макета, чертежа, успешной презентации проекта перед заказчиком, выигранного конкурса, снятия опалубки с бетона, точно найденных пропорций здания. Для нас именно это является категорией успеха. И этой категорией очень трудно оценить всю деятельность.
— Многие архитекторы говорят о том, что период становления может растянуться, и осознанность, уверенность в собственном предназначении приходит довольно поздно. Говоря о профессиональной практике, чего вы боитесь упустить к пятидесяти годам?
— Я думаю, время. Это невосполнимый ресурс, который при рождении дан человеку. Нам отведено не так много времени, чтобы что-то заявить этому миру, у нас есть порядка 30-40 лет. Это самое деятельное время для человека. Потом станет все сложнее ежедневно мотивировать себя. Суть профессии заключается в последовательном усложнении задач и ежесекундном повышении планки. Здесь можно провести параллель со спортом. Прыгать с шестом на 5-6 метров после определенного возраста становится затруднительно. Идентичные процессы на ментальном уровне происходят и в нашей профессии.
- Поделиться ссылкой:
- Подписаться на рассылку
о новостях и событиях: