Новая архитектура с петербургским акцентом

• Текст:Даниил Ширяев
  4 декабря 2017
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Немного предыстории. Расскажите, с чего все начиналось?

Сергей Чобан (С.Ч.) — Весной 2007 года мы начали работу над этим проектом, а в сентябре конкурсное жюри вынесло свое решение. До кризиса было еще довольно далеко.

Евгений Герасимов (Е.Г) — До «Невской Ратуши» у нас с Сергеем уже были совместные работы. Наше сотрудничество плодотворно развивалось с 2002 года. Мы строили «Дом у моря», это наш совместный проект; вместе занимались петербургским офисным кварталом «Электрик Сити» на проспекте Медиков (сейчас этот квартал называется «Европа Сити»). Соответственно, к проекту «Невской Ратуши» мы подошли с хорошим опытом сотрудничества. Нас обоих устраивали и процесс, и результаты совместной работы. Поскольку одним из конкурсных условий была работа российских архитекторов в тандеме с одним из зарубежных бюро, коллаборация мастерской «Евгений Герасимов и партнеры» с берлинским бюро Сергея Чобана стало для нас очевидным и идеальным вариантом.

— Раскройте секрет, каким образом выстраивается подобная совместная работа? Грубо говоря, кто и за что отвечает?

С.Ч. — В нашем случае, это, действительно, совместная работа. Должен сказать, что я пришел в архитектуру один, и в последующем даже в рамках различных партнерств делал все-таки свою архитектуру. Но с Женей получилось иначе. Мы встретились сравнительно поздно, мне тогда было 40, Евгению — 42, у нас не большая разница в возрасте. Дело было в Берлине. Нас познакомил Олег Андреевич Харченко, с которым каждый из нас в свое время работал. И надо сказать, что уже первый наш общий проект — «Дом у моря» — был выполнен нами, как полноправными партнерами. Удивительно, но в жизни так бывает, когда уже в зрелом возрасте ты находишь среди представителей профессионального сообщества своего единомышленника.

Вид с внутренней площади комплекса на здание администрации (1-й корпус)

У нас и до этого в совместной работе не было особенного разделения функций, но в случае с «Невской Ратушей» подобное взаимодействие вышло на абсолютно новый уровень. Мы с самого начала занимались всем проектом «насквозь» и вместе. Какие-то эскизы делал я, какие-то Женя, какие-то решения мы взяли у одного, а какие-то у другого. Так поступательно и возник облик конкурсного проекта. 

Мне было очень лестно получить приглашение для участия в конкурсе, ведь у Жени, в этом смысле, был карт-бланш, он мог выбрать для работы над проектом и другого зарубежного архитектора. К тому же это был очень престижный конкурс, в котором участвовали такие видные иностранные архитектурные офисы, как, например, GMP International Геркана и Марга (Майнхард фон Геркан и Фольквин Марг — немецкие архитекторы, основатели архитектурного бюро GMP International — прим. ред.).

— Означает ли это, что у вас одинаковые взгляды на архитектуру?

Е.Г. — У нас за плечами 15-летний опыт совместной работы. И речь идет не о нарисованных, а об уже построенных объектах. На счету нашего тандема и «Дом у моря», и упомянутый выше комплекс «Электрик-Сити», банк «Санкт-Петербург» и весь комплекс «Санкт-Петербург Плаза», экспоцентр в Шушарах. «Набережная Европы» — это еще один наш совместный проект, который так же, как и «Невская Ратуша», выиграл городской конкурс. В общем, наши взгляды на архитектуру если и не тождественны, то очень во многом совпадают. Более того, у нас довольно схожее отношение не только к архитектуре, но и к организации рабочего процесса, да и, пожалуй, к жизни. При этом наши взгляды, как я уже сказал, не идентичны. И это тоже прекрасно. Иначе было бы скучно. Наши идеи дополняют друг друга, позволяют каждому из нас взглянуть на тот или иной проект под другим углом.   

С.Ч. — Всегда прекрасно, когда у людей, которые вместе работают, есть взаимная симпатия. В этом случае даже определенные различия во взглядах легче воспринимаются. Такие люди всегда найдут выгодный для дела компромисс. И результат от этого не страдает, а, наоборот, шлифуется и становится еще более интересным. Еще один очень важный момент заключается в том, что мы оба нацелены на результат. Щепетильное отношение к деталям и качеству реализации того или иного проекта, целеустремленность — это те вещи, на которых и держится наше партнерство. Достичь такого взаимодействия трудно, и я очень рад, что нам это удалось.

Одно дело — работать над эскизами, и совсем другое — доводить свои идеи до реализации.

Когда проект превращается в бетон и камень, подчас выясняется, что денег нужно сильно больше, чем планировалось, и у заказчиков сразу же возникает желание сэкономить на качестве, как им кажется, незначительных деталей. В этом случае архитекторам приходится стоять плечом к плечу и биться насмерть за реализацию буквально каждого элемента. В таких ситуациях важно не подвести друг друга и отстоять проект в том виде, в котором он был создан.           

Е.Г. — Еще очень важно с самого начала понять, что может быть реализовано, а что — нет. Опыт архитектора позволяет заранее спрогнозировать, какой будет ситуация на строительной площадке. Придумать и нарисовать можно все, что угодно. Другое дело — это брать на себя ответственность и предлагать заказчику только то, что действительно можно реализовать. И тогда уже стоять до конца и добиваться максимального осуществления всего того, что было задумано. Мы с Сергеем так и поступаем.

— В таком случае, вполне закономерен вопрос о том, как вы сами оцениваете реализацию проекта «Невская Ратуша». Ведь на время строительства пришлось сразу несколько экономических кризисов. Отразилось ли это на конечном результате, в том числе, на качестве строительных работ?

С.Ч. — Я бы оценил степень приближения того, что было в итоге сделано, к изначальному проекту в 85-90 %. Это очень высокий процент.

Е.Г. — Согласен. Здесь нам, можно сказать, повезло с заказчиком. Группа «ВТБ Девелопмент» действовала максимально ответственно. В это нелегкое время они не пошли по пути тотальной экономии, не стали упрощать проект, отказываться от важных его элементов. Ни купол, ни фасады, ни ТВ-студия, ни внутренний атриум, ни площадь с фонтаном, ни галереи с подсветкой — ничего из того, что было задумано, не пропало. 

С.Ч. — Должен сказать, что заказчик выбрал абсолютно правильный путь для реализации этого проекта. Все процессы, в том числе, вендорные, были выстроены четко. В работе участвовали высококлассные технические специалисты. С самого начала все было подчинено главной задаче — максимально качественно реализовать наши проектные решения.

— Участок, на котором теперь размещается административно-деловой комплекс «Невская Ратуша», был выбран хоть и в центральной части Петербурга, но при этом в районе, прямо скажем, довольно депрессивном. Стояла ли перед вами задача изменить ситуацию в лучшую сторону? Каким образом комплекс взаимодействует с окружающей средой?    

С.Ч. — Новая архитектура в крупных городах как раз и призвана реанимировать депрессивные территории. Мы противопоставили небольшим, разрозненным и случайно сформированным пространствам этого района крупное общественное пространство. Если смотреть на план города, видно, что комплекс «Невская Ратуша» с трапециевидной площадью перед ним расположен перпендикулярно Суворовскому проспекту, примерно посередине между Смольным собором и площадью Восстания. При этом надо учесть, что сейчас освоено всего 30-40 % выделенной под проект территории. Когда «Невская Ратуша» будет готова на все 100 %, когда будут сданы все остальные корпуса, площадь комплекса станет еще более протяженной. При этом уже сейчас мы можем говорить, что в центре этого района появилось мощное общественное ядро.

Напомню, что «Невская Ратуша» включает в себя административное здание, в котором разместятся комитеты правительства Санкт-Петербурга. Понятно, что такая важная функция позволит консолидировать все остальные пространства района вокруг этого комплекса. И я надеюсь, что новый общественный центр не только выведет окружающие территории из депрессивного состояния, но и сыграет формообразующую роль с точки зрения будущего градостроительства.

Если же говорить о genius loci в глобальном смысле, то наши проектные решения предполагают свойственную для Петербурга замкнутую застройку, близкую по своему типу к квартальной. У нас нет домов-шпал, нет домов с узкими торцами.

Корпуса «Невской Ратуши» — это блоки, а сам комплекс зданий представляет из себя маленькие кварталы, которые дают красивый угол, красивый фронт к площади. Это, безусловно, петербургские приемы. Благодаря новым технологиям впервые в петербургской застройке для облицовки мы использовали травертины. На «человеческом уровне» — это плотные поверхности из камня. Это не стеклянные фасады. Что также отвечает традициям крупных европейских городов. В остальном наш проект предусматривает создание абсолютно новой среды, которая, как мы надеемся, даст импульс к развитию других пространств этого района. 

Интерьер вестибюля здания администрации

Вид на пресс-студию в здании администрации

Е.Г. — Этот проект по масштабу и своему влиянию на окружающее пространство я бы сравнил с Пласа-Майор в Мадриде или площадью Вогезов в Париже, когда посреди средневекового хаоса возникает понятная, жесткая и масштабная структура. При этом она не является производной от окружения, а сама создает зону притяжения и становится тем самым градообразующим элементом, вокруг которого прежние пространства наполняются новым содержанием. Так и здесь: на заброшенной территории бывшего трамвайного парка появляется современный комплекс с аркадами, как в Гостином дворе в Петербурге или галереях Болоньи, и вслед за этим оживают соседние старые улицы, и весь район преображается.        

С.Ч. — Я убежден, что именно благодаря этим качествам проект и победил в конкурсе. Наши конкуренты (я, напомню, в то время еще никто не говорил о глобальном экономическом кризисе) предполагали для этого участка очень большие, единые структуры. Эти предложения не предусматривали сколько-нибудь значимых общественных пространств, а также возможности поочередной застройки. Правильность выбора в пользу нашего с Женей тандема подтвердилась, когда мировую экономику стали сотрясать кризисы. Это была настоящая проверка на прочность. Прямо скажем, проект «Невской Ратуши» развивался далеко не в самое простое время, и тем не менее, офисы там сданы, эти пространства и площади вызвали интерес у многочисленных арендаторов из самых разных компаний. Я прекрасно понимаю, что их привлекло, ведь речь идет о новом качестве общественных пространств и офисных площадей, а также о качестве коротких коммуникаций внутри зданий «Невской Ратуши». 

Заложенная в проект возможность поочередного развития комплекса также сыграла важную роль. Благодаря этому были минимизированы риски превращения всего объекта в долгострой. Предполагаю, что именно в силу этих обстоятельств наш проект и победил в конкурсе.

Е.Г. — Это правда. Жизнь показала правильность нашего подхода. Другие проекты подразумевали создание единых, огромных ансамблей на сотни тысяч квадратных метров. Мы же разделили комплекс на отдельно стоящие корпуса, которые органично увязаны в единую структуру, но, в то же самое время, могут жить своей жизнью. Для девелоперов — это важно, а для нас принципиально, что, несмотря на возможности самостоятельного развития, все объекты комплекса строго продолжают заданный градостроительный прием. 

С.Ч. — Ни один из других проектов не мог быть реализован таким образом. К счастью, и у нашего тандема (я говорю, в том числе, о нашей совместной работе над проектом «Дом у моря»), и у меня лично был опыт по созданию комплексов, представляющих из себя структуру кварталов. В 2005 году в Москве для одного конкурса я предложил решение, связанное со строительством единого масштабного ансамбля. В то время казалось, что застройщики способны возвести объекты любых объемов. Конкурс мы выиграли, но очень скоро заказчик убедил меня в том, что лучше идти по другому пути и разделить комплекс на отдельные адреса. Время показало, что такой подход, когда речь идет о масштабных проектах, наиболее адекватен. При этом и в Петербурге, и в Москве подобные процессы шли практически параллельно. Не сомневаюсь, что Женя также сталкивался с похожими ситуациями. Мы уловили эту тенденцию и добились успеха.

— Как повлияла на проект «Невской Ратуши» «историческая составляющая» участка, а также связанная с этим деятельность КГИОП? (КГИОП — Комитет по государственному использованию и охране памятников правительства Санкт-Петербурга — прим. ред.)

Е.Г. — Надо отметить, что со стороны КГИОП правила игры были обозначены сразу. С точки зрения охраны исторических памятников были некие сомнения по поводу одного старого здания в Дегтярном переулке. В итоге, это здание мы включили в проект, сохранив его в большем объеме, чем планировалось изначально. Сейчас в нем располагается служба заказчика. Также речь шла о трансформаторной подстанции начала XX века и о нескольких соседних, отдельно стоящих, скажем так, «независимых» домах. Эти здания полностью сохранены.

С.Ч. — Кстати, и в этом случае важную роль сыграл избранный нами принцип, согласно которому мы создавали отдельные элементы, отдельные корпуса со своими адресами. При таком подходе с исторической архитектурой, которая находится под охраной, взаимодействовать значительно проще.  

— Много разговоров вызвал такой важный элемент комплекса, как купол, которым увенчано главное здание комплекса «Невская Ратуша». Что бы Вы ответили критикам, которые называют этот элемент излишним? 

С.Ч. — Создание купола, знакового элемента на крыше «Невской Ратуши», по-моему, было абсолютно верным решением. Когда едешь по Свердловской набережной, можно наблюдать «развитие» этого купола в перспективе и оценить насколько точно он «сидит». При этом, когда подъезжаешь к Смольному собору, купол исчезает из поля зрения и не вмешивается ни в одну из исторических панорам.    

Е.Г. — К тому же купол возведен строго в соответствии с существовавшим на тот период высотным регламентом. Проект с доминантой в 55 метров успешно прошел градсовет. Никаких кардинальных изменений вносить не пришлось.

— Центральное здание комплекса создавалось для размещения в нем комитетов городского правительства. При этом вы не раз говорили, что в основе концепции этого сооружения лежит идея об открытости и доступности власти. Какое практическое воплощение нашла в ходе реализации проекта подобная идея?

Е.Г. — Чиновники — это же не марсиане. Они такие же люди, как все. Им также нужны места под парковку (в «Невской Ратуше» мы создали общий двухэтажный подземный паркинг на 3 тыс. машин); они также заинтересованы в качественных рабочих пространствах и наличии комфортных общественных зон. Что же касается совмещения в одном комплексе административных и коммерческих функций, то здесь все очевидно: бизнесу удобно, когда рядом в одном месте сосредоточены разные комитеты Смольного; чиновникам, в свою очередь, не нужно терять время на передвижение по городу с одного совещания на другое, уровень их взаимодействия автоматически возрастет; а горожане смогут прийти и получить в максимально короткий срок максимальное количество услуг.

Ночной вид

На счет прозрачности власти, то помимо визуального эффекта, когда за счет остекления и расположения кабинетов работа госслужащих оказывается «на виду», эту идею усиливает и прозрачность пространственная. Например, в здание администрации ведут два входа — с Новгородской улицы и с центральной площади комплекса. При этом любопытно, что мощение этой площади «продолжается» в самом здании. Таким образом, внешнее пространство как бы «втягивается» внутрь. Любой человек сможет зайти в это здание, сесть в панорамный лифт и подняться через телевизионную студию, где чиновники общаются со средствами массовой информации, под купол, откуда открывается замечательный вид на город.

Здание администрации, безусловно, должно считываться, как представительское. Такая идентификация функции была нами изначально задумана. При этом важно было сделать так, чтобы у тех, кто смотрит на здание с улицы, а также у тех, кто находится внутри этого сооружения, не оставалось бы ощущения тяжести и закрытости.

С.Ч. — Добавлю, что стекло само по себе — это еще не «прозрачность», «прозрачность» в нашем случае — это, прежде всего, доступность. Женя как раз о такой пространственной доступности и говорит. Для нас было важно, чтобы человек, который вошел в здание администрации, чувствовал бы себя там столь же свободно, как на круглой площади в центре всего комплекса. Вообще, находясь внутри «Невской Ратуши» очень легко ориентироваться: на виду у каждого — стойки приема, зоны ожидания, открытые лестницы, ведущие в конференц-залы, панорамный лифт, насквозь пронизывающий здание администрации. Это и есть открытость. Это и есть доступность.

Типология здания администрации отсылает нас к петербургской архитектурной традиции 20-х – 30-х гг. Я говорю о «Красной дорике» Ивана Фомина и его последователей с характерными для нее утонченными колоннами без ордера, которые упираются в антаблемент и создают два крупных, но стройных портика. Для нас такие отсылки были очень важны, поскольку они наглядно демонстрируют пример петербургской школы.

Е.Г. — Эти портики создают пространственную глубину. Здание «избавляется» от плоскости. Это очень важно при нашем петербургском тусклом освещении и туманном, «полупрозрачном» воздухе. Добавлю, что каждое здание выходит к общественным пространствам галереями, которые защищают людей от дождя и снега и позволяют им в любую погоду перемещаться от одного корпуса к другому с максимальным комфортом.

— Как вы считаете, уместно ли сравнение главного здания «Невской Ратуши» с берлинским зданием Рейхстага, которое, как известно, увенчано прозрачным куполом Нормана Фостера? В этом случае автор проекта также говорил о создании образа современной и открытой власти.

С.Ч. — Понимаете, фостеровский купол над Рейхстагом — это внедрение новой архитектуры в существующее историческое здание. Это очень важная функция — контрастировать с историческим окружением. 

Купол Фостера «холодный». Его пространство не темперированное. Из него можно «увидеть» всю столь непростую и столь неоднозначную историю Рейхстага. В нашем случае, купол — это не контрапункт, мы не противопоставляем его остальному зданию.

Мы добиваемся максимального соответствия всех архитектурных элементов. Здесь нам важен ансамбль, в котором купол является естественным и логичным завершением не только здания администрации, но и всего комплекса «Невская Ратуша». Более того, наш купол ориентирован не внутрь, как у Фостера. Он взаимодействует, в первую очередь, с пространством города. В таком контексте, купол, с его общедоступной обзорной площадкой, это, прежде всего, символ диалога власти и города, власти и горожанина.

Е.Г. — Этот купол не является контрастом ни по отношению к самому зданию, ни по отношению к городу и его архитектурной истории. Обратите внимание, что стеклянные купола в Петербурге украшают такие известные здания, как Дом Зингера или Мухинское училище.   

— Еще одна важная форма такого диалога, насколько я понимаю, связана с общественными пространствами, пронизывающими комплекс «Невская Ратуша»? 

Е.Г. — Именно так. Уже сейчас на круглую площадь для того, чтобы сделать свадебный снимок, приезжают молодожены. Там бегают дети. Гуляют мамы с колясками. В этом и заключалась одна из наших задач. Для нас было крайне важно, чтобы «Невская Ратуша» была открыта для горожан.    

— Как в одном комплексе удалось объединить административную и коммерческую функции? Различаются ли пространства, предназначенные для работы чиновников, от пространств, которые предназначены для коммерческих структур? 

Е.Г. — Планировка коммерческих корпусов, разумеется, отличается от планировки здания администрации. Госслужащие работают в кабинетах, и, соответственно, планировочная структура их здания кабинетная. Что касается коммерческих корпусов, то их планировка может варьироваться в зависимости от специфики работы той или иной компании. Одним, как тем же чиновникам, подходит коридорно-кабинетная структура, для других предпочтительнее организация пространства по принципу опен-спейса. В общем, каждый арендатор имеет возможность «довести» планировку, исходя из своих конкретных задач, и, к слову сказать, такая планировочная пластичность очень привлекает различные бизнес-структуры.        

С.Ч. — В целом, «Невская Ратуша» — это смешанный в функциональном плане квартал, появление которого, как мне представляется, позволит ликвидировать существующий в этом районе дисбаланс: жилья здесь много, а деловой активности нет. 

Появление в центре района административно-делового комплекса с правительственным зданием обязательно отразится на качестве жизни. Для девелопмента — это очень перспективная ситуация.

Е.Г. — К тому же городские власти вынашивают планы по строительству поблизости станции метро «Смольнинская». Если эта идея когда-нибудь все же будет реализована — район заживет абсолютно новой жизнью.

— Группа гражданских активистов недавно выступила с предложением сделать примыкающие к «Невской Ратуше» улицы пешеходными. Как вы воспринимаете подобные предложения? Означает ли это, что реализация проекта уже привлекла внимание к некогда депрессивному району?

Е.Г. — Всегда хорошо выдвигать предложения не на пустом месте, а когда что-то уже сделано. Анализировать ситуацию и что-то предлагать «с нуля» — намного сложнее. Хотя понять таких людей можно: появление такого интересного и многофункционального ядра провоцирует на раздумья о том, как сделать район еще лучше. В этом смысле, я рад, что наши идеи находят в людях отклик и пробуждают желание менять нашу жизнь в лучшую сторону.

С.Ч. — Лично я не очень большой поклонник чисто пешеходных улиц. Для меня тема чисто пешеходных связей является довольно подозрительной. Нужно очень тщательно анализировать, насколько такие пешеходные связи могут быть полезны. Очевидно, что, перекрывая автомобильное движение в одном месте, мы можем получить переизбыток автотранспорта в другом. Я бы скорее делал акцент на планировании самих улиц: нужно следить за тем, чтобы тротуары были бы достаточно широкими, чтобы по необходимости прокладывались бы велодорожки, которые не мешают ни автомобилям, ни пешеходам.

Ночной вид

Е.Г. — Согласен с Сергеем. В Петербурге есть яркий пример — это ситуация с Большой и Малой Конюшенными улицами. Если на Большой Конюшенной есть и тротуары, и проезжая часть, и пешеходный бульвар посередине, и все там прекрасно функционирует, то Малая Конюшенная, которую когда-то сделали чисто пешеходной, сейчас представляет из себя малоосвоенное и пустое пространство. Можно сказать, что жизнь на этой улице просто «убили». При этом все делалось из лучших побуждений. Были потрачены огромные бюджетные средства. А результата нет. Вернее, есть, но со знаком «минус».

— Возвращаясь к «Невской Ратуше» и продолжая транспортную тему, хочу спросить: появление столь масштабного объекта не создаст проблем с транспортной доступностью этого района?   

Е.Г. — Уверен, что нет. Во-первых, двухэтажная подземная парковка на 3 тысячи автомобилей полностью обеспечивает потребности комплекса в машиноместах. Во-вторых, в этом районе транспортная ситуация намного лучше, чем в других центральных частях города. На Суворовском проспекте, на Мытнинской улице, на Кирочной улице — пробок нет, и из-за «Невской Ратуши» они вряд ли появятся. Никаких проблем, уверен, не возникнет.

— Проект «Невской Ратуши» многие обозначают, как «петербургскую неоклассику». Согласны ли Вы с таким жанровым определением?

С.Ч. — Нет, я не соглашусь. Петербургская неоклассика — это определенное течение, которое возникло в Петербурге в начале XX века, как одно из отражений похожих архитектурных процессов, происходящих в то же самое время в Германии. Это течение оформилось в результате абсолютного равнозначного обмена опытом между такими архитекторами, как Иван Фомин, Леонтий Бенуа или Петер Беренц с его знаменитым проектом немецкого посольства. Но каждому очевидно, что Петербург — это не город одного только неоклассицизма. Город на протяжении всей своей истории жил самыми современными направлениями, которые существовали в мире. Возник Петербург на излете барокко, существовал, как город ампира и палладианства, на рубеже XIX и XX веков здесь расцветал северный модерн. И классицизм, и ампир, и конструктивизм, и ар-деко, и модернизм: в Петербурге очень много разных стилей, представленных выдающимися зданиями. Понятно, что архитектуре свойственна преемственность. 

При этом я не согласен с тем, что мы постоянно должны обращаться к прошлому. Для этого нет никаких оснований. Современная архитектура должна быть продуктом своей эпохи, и я надеюсь, что «Невская Ратуша» будет восприниматься в будущем именно как архитектура своего времени.

Е.Г. — Я бы добавил, что любой стиль в Петербурге приобретает свое звучание. Московский классицизм Бове или Желярди отличается от петербургского классицизма, московский конструктивизм отличается от петербургского. Точно также обстоит дело и с новой архитектурой. В «Невской Ратуше» современная архитектура звучит в петербургском преломлении: это и большая форма, и большие, открытые пространства, и ясная, четкая структура. Можно сказать, что «Невская Ратуша» — это пример новой архитектуры с петербургским акцентом.