Усадьба Абрамцево / Город-традиция

• Текст:Ульяна Яковлева
  14 декабря 2016
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

«Прекрасный, мирный, уединенный уголок, где собрано все, что нам нужно», — писал Сергей Тимофеевич Аксаков своему сыну Ивану после приобретения поместья в Подмосковье. Начиная с 1844 года в гостиной абрамцевского дома собираются ведущие общественно-политические деятели, писатели и драматурги. 

Говаривали, что «нигде не видели Гоголя таким хохлацки веселым и нараспашку, как в доме Аксаковых». В Абрамцеве писатель много работал, читал и совершал прогулки в лес, в то время как Сергей Тимофеевич занимался «браньем грибов» и наблюдениями за повадками птиц.

Удивительным образом здесь сочетались близость с понятной русскому человеку природой вместе с флером вечной московской жизни. Хозяева и гости ночи напролет обсуждали последние столичные новости, литературные новинки и политические события. Ведение деревенской жизни не выливалось в затворничество, ведь основной притягательной силой Абрамцева считалась удивительная возможность уединения. Вектор осмысленной изоляции был верно задан семейством Аксаковых, а в дальнейшем подхвачен и другими представителями передовой культуры.

С 1870 года в старом дворянском гнезде начинается другая жизнь. Абрамцево переходит из рук дочери писателя, Софьи Сергеевны, во владение крупного промышленника, человека современной эпохи пореформенной России — Саввы Ивановича Мамонтова. Иные ритмы и стремления владельцев помогают возродить былую роскошь дома, с приездом нового семейства Абрамцево становится на путь стремительных преображений.

Вид на кухню и усадебный дом 

Новые строения возникают на месте старых, что обеспечивает сохранение регулярной абрамцевской планировки. Но, несмотря на мамонтовский размах строительства и желание сделать застройку более плотной, главная роль по-прежнему отводится аксаковскому дому. Постепенно возникают баня, теплица и две оранжереи, где выращиваются экзотические фрукты, под руководством М.М. Антокольского строится мастерская. Скульптурная студия была пышно украшена пропильной резьбой, для создания которой Гартман намеренно синтезировал мотивы из крестьянского искусства и вышивки. В то время тщательная разработка декора была признана новаторством в области поисков национального стиля, но некоторое время спустя подобный подход сочли поверхностным, обозначив его псевдорусским. Та же участь ждала и баню, для оформления которой Савва Иванович в 1877 году приглашает И.П. Ропета. Но в данном случае намеченный архитектором пышный декор фасадов был осуществлен не полностью, Мамонтов счел нужным убрать из эскиза излишние элементы декора, сулящие явный перегруз.

Идея Гартмана и Ропета о создании национальной архитектуры вскоре была подхвачена и другими членами Абрамцевского кружка, спустя три года художники задаются целью соорудить небольшую церковь во имя Спаса Нерукотворного. Постепенно строительство захватывает Н.В. Неврева, В.Д. Поленова, Н.В. Якунчикову и других мастеров. 

«Мы чертили фасады, орнаменты, составляли рисунки, писали образа, а дамы наши вышивали хоругви, пелены и даже на лесах, около церкви, высекали по камню орнаменты, как настоящие каменотесы», — вспоминал В.М. Васнецов. 

Следуя не только желанию передать с помощью конструктивных форм ощущение праздничности, художники старались следовать пропорциям древней архитектуры, добиваясь большей выразительности общего вида храма. Как известно, современники угадывали в образе абрамцевской церкви элементы новгородско-псковской архитектуры, в то время как сами художники также обращались и к известным примерам московской и владимиро-суздальской школ. Церковь Спаса Нерукотворного является лишь первым опытом совместной работы Абрамцевских мастеров. Рожденный в процессе совместной работы интерес ко всему традиционному в итоге стал путеводной звездой для большинства художников.

Фрагмент Церкви Спаса Нерукотворного (по проекту В.М. Васнецова и В.Д. Поленова, 1881–1882)

Несмотря на то, что представители Мамонтовского кружка старались принимать в расчет оставленное былыми жильцами архитектурное наследие, новые постройки окончательно вывели общий вид из ансамблевого строя. Композиционная непоследовательность застройки и стилевая нестройность зданий с одной стороны создавали трудности на пути к целостному восприятию усадьбы, с другой же давали возможность по-настоящему понять систему поисков художников рубежа веков.

Универсализм и призыв к раскованности чувства — именно так можно охарактеризовать приметы нового, еще только формирующегося стиля. По аналогии с мастерами эпохи Возрождения абрамцевские художники стремились к расширению и усложнению художественных практик. Искренний восторг перед моделью ренессансного человека, его абсолютными возможностями и большим талантом, подвели Абрамцевских мастеров к очень важному итогу — пониманию сущности синтеза искусств. Врубель увлекался майоликой и скульптурой, Репин, Перов и Васнецов делали книжные иллюстрации, создавали эскизы декораций. Кажется, надежды Саввы Мамонтова оправдались. 

Сумма живительной природной силы Абрамцева и великолепных условий для того, чтобы «хорошо, деятельно, художественно зажить» не только поспособствовала раскрытию талантов, но и смогла стать прообразом современного типа арт-резиденций.

В 1919 году усадьба была национализирована, но это не стало помехой на пути продолжения художественных традиций Абрамцева. В советское время на противоположном берегу реки Вори вырос поселок художников, где жили и творили такие мастера, как И.Э. Грабарь, П.П. Кончаловский, И.И. Машков. Постепенно расширяется территория и самого музея, практически каждая усадебная постройка становится своего рода выставочной площадкой. Скрупулезно законсервированные интерьеры бывших владельцев и плотно упакованные в стеклянные оболочки предметы быта являются неотъемлемыми элементами воссоздания подлинной среды. Но в данном случае сугубо краеведческий подход воспринимается скорее с сожалением и утратой чего-то ценного, чем с долей неподдельного восторга. Повсеместно выдержанная дистанция с удивительной скоростью разрушает укоренившиеся смыслы. Так, глядя на опечатанную прозрачным кубом скамью Врубеля, трудно поверить в ту нескончаемую жизненную энергию мастера, о которой так воодушевленно говорят экскурсоводы.

Фрагмент фасада Церкви Спаса Нерукотворного

Нельзя сказать, что территория усадьбы утратила свой былой дух, но с тем, что ее витальные ресурсы отныне используются лишь туристами, поспорить трудно. В сетевом поиске можно легко найти целую подборку фотографий с изображением сидящих под елью «аленушек» и рядом присевших «иванушек».

Судя по интернет-форумам, посетителей Абрамцева все чаще манит назад не восхитительная природа и чистый воздух, а комфортные условия проживания, что сегодня могут обеспечить гостиничные комплексы в округе.

В погоне за аутентичностью пристанища для гостей стали скорее напоминать неприступную крепость со слугами, чем продолжение укоренившихся традиций в обновленной форме. Земля, ранее безостановочно производящая смыслы, отныне занимается прокруткой достижений прошлого. И с ростом скорости барабана предпринимателя узнаваемые клише перестают транслировать свой отработанный призыв к «создать».

Казалось бы, что столь гармонично сложенное пространство никак не может быть подвержено конфликтам. Но настоящее положение дел говорит об обратном. Традиционный застывший уклад наглядным образом противостоит пиратам острова комфорта, достатка и увеселений — между музеем-заповедником и отелем загородного типа пролегает не глинистая тропа, а дорога, покрытая асфальтом. И даже здесь, как в популярном фильме про соперничество, имеются свои шпионы: на стороне бывшей усадьбы расположился ресторан, на фасаде которого появились имитированные под псевдорусский стиль элементы декора. Впрочем, и про внутреннее наполнение никто не позабыл — в гардеробной вас встретит тот самый легендарный Шишкин, с настоящей белой бородой и прищуренными глазами.

Фрагмент декора Церкви Спаса Нерукотворного

Корни туризма с удивительной скоростью захватили эту небольшую территорию, богатую уникальной, мощнейшей историей. К большому счастью профессионалов, занимающихся разработкой образа места, все резервы были предоставлены им в полной степени.  

Поразительной красоты природа обосновалась в рекламных буклетах в виде классических пейзажных фотографий и подписей о живописном виде из окна. Громкие фамилии именитых деятелей культуры теперь же служат маркерами статуса — Тютчев, Гоголь, Врубель перестают восприниматься в полноте своего творчества. Благодаря работе пиарщика знакомые слуху имена обрастают клише и, что самое страшное, постепенно перемещаются в категорию «звездных» посетителей усадьбы. Однако подобный метод использования территориальных ресурсов вовсе не нов — уголки комфорта продолжают распространять свои споры влияния повсеместно. 

Поэтому в отношении той ситуации, которая сложилась вокруг Абрамцева, нельзя дать четкой оценки — насколько все происходящее хорошо или, напротив, плохо.

 В последние годы разговоров о применении новейших методов приспособления, разработках особого инструментария становится все больше. Но, к сожалению, в связи с активизацией потенциала терминов дистанция между словом и делом становится все ощутимее, а роль экспертов начинает утрачивать свою важность, ведь, как показывает практика, порой куда легче обратиться к готовым образцам, нежели затратить силы на разработку уникального продукта. Однако, мифологический покров, сотканный из разновременных историй, зачастую облегчает активацию культурных процессов на местах. 

Клуб-отель «Галерея»

Будь то бывшая текстильная фабрика XIX века (в памяти мгновенно всплывает опыт творческой усадьбы «Гуслицы») или небольшая деревня в Калужской области — локальный контекст играет роль мощнейшего катализатора. У Абрамцева же этого уплотненного контекста для препарации мифов и легенд хватит еще на много лет вперед.

• Фото:Ульяна Яковлева