Русский лубок: от нравоучения до протеста

• Текст:Ульяна Яковлева, Михаил Волокитин
  6 декабря 2021
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Почему эта тема вам стала интересна?

— Я занималась западноевропейским искусством и исследовала в нем явление моритат, которое попадает под принципы лубка. Моритатами называют картинки, которые писали анонимные художники для ярмарок. Такие артефакты сохранились, например, в музее немецкого фольклора, входящего в Музей европейской культуры при Государственных музеях Берлина. Если говорить об интересе в целом, то мне важно исследовать пласт исторического примитива западноевропейских и русских памятников. Русский лубок как феномен исследован лингвистами, краеведами, этнографами, но с западноевропейскими аналогами с точки зрения искусствоведческого взгляда его никто не сравнивал, поэтому это актуально. 

— С какими проблемами вы сталкиваетесь во время исследовательской деятельности? Как вообще происходит процесс сравнения этих картинок? По каким критериям?  

— Для искусствоведа, в первую очередь, важна визуальная составляющая: какой сюжет лег в основу жанровой сцены, как он пересекается с имеющимся текстом. Поэтому благодатной почвой для анализа является сравнение, например, русского песенного лубка XIX века с назидательными западноевропейскими картинками того же времени — моритат. И там, и там, прослеживаются одна тема или сюжет. Только в одном случае это сопровождается текстом песни, в другом — подписями или текстами в отдельных брошюрах. Также важен материал исполнения: холст, масло или дешевая печатная графика. Поэтому становится понятным, почему одни артефакты имеют более продолжительную жизнь, а другие исчезают почти сразу.

Йоханн Георг Траутманн (1713–1769). Ярмарочная сцена с исполнителем моритат. Около 1750, масло, медь, 35×40. Наследие доктора Марианны Румпф, Берлин; Элке Кнорр, Гаага

— Правильно ли утверждать, что лубок — это то же самое, что и наивное искусство?

— Наивное искусство существовало только в XX веке, а лубок — это исторический примитив, который базировался в Европе с XVII по XIX век. В XVII веке был выпущен указ, в котором утверждалось, что древесная кора — так называемся луба — может заменять дорогую бумагу. Это и стало отправной точкой: разные оттиски на бумаге из коры стали называть лубком. Традиция сохранилась, даже когда листки из лубы заменили на медь, потому что носили их все равно в коробках из коры. Сейчас лубок оценивается только узким кругом людей, хотя он намного значительнее, чем наивное искусство. 

Наив — прежде всего — личное средство художника, а лубок намного крепче завязан с корнями.

Почему наивное искусство сейчас популярнее? Потому что в нем понятный пласт художников, которых не нужно объяснять, как постмодернизм. Посетители приходят и сразу попадают в понятную среду, где художники работают с простым нарративом. Это такая музейная среда, где можно не зацикливаться на продвижении и не заниматься медиацией. К тому же у нас в регионах есть коллекции наива, которые только начинают выставляться.

— А лубок начинают переосмыслять авангардные художники.  

— Верно. Исследование русского лубка начинается с Дмитрия Ровинского — он собрал огромную коллекцию и издал книгу «Русские народные картинки», где показал и проанализировал самые разные лубяные листы. Потом выставку с лубком сделал Ларионов, следом стали появляться целые коллекции в музеях, а после авангардные художники начали делать псевдолистки и стилизовать свои работы под форму лубка. Если говорить про близость взглядов, то, например, плакаты «Окна РОСТА» — это схожая история. Исторически через лубок (картинки-плакаты, картинки-листовки) читали молитвы, получали долговую расписку и самое главное — в давние времена вели обмен на роскошные вещи: книги или газеты. Также лубок в какой-то степени схож с социальными сетями: офени, они же торговцы, продавшие лубок, также были соцагентами, которые делились новостями. Это позволяет посмотреть на мир по-другому, проследить социокультурную функцию лубка. Образованные люди сейчас испытывают все больший интерес к нему. Вот, например, TATLIN делает раскраски, что говорит о расширении мировой культурно-художественной парадигмы, так как это явление прослеживается не только в России и Европе, но и на Востоке: например, у китайцев и японцев тоже был свой лубок. 

Супружеская пара исполнителей моритат. По вырезке из газеты между 1870−1880 годов

— Почему это явление укладывается всего в три века? 

— Есть несколько причин. В 70-е годы XIX века произошло расслоение русского крестьянства на богачей, середняков и бедняков. Богатым перестал нравиться примитивный лубок, они захотели что-то типа Брюллова с городскими темами, потому что их больше не интересовали ни мужики, ни сказки. В итоге появился механический способ печати, листы с которого и стали мечтой для богачей. Бедняки и середняки в этот момент захотели быть похожими на богатых и тоже потянулись за механическими листами. Если сравнивать с сегодняшним днем, то это как, например, мечтать о работах Никаса Сафронова. В итоге лубок утратил смысл и свои природные качества. Кроме того, в то время стали появляться указы, которые запрещали что-то печатать, заставляли проходить цензуру. Взять, например, часто встречаемые сюжеты про поведение женщин: они выходили замуж, их увозили на тройке, потом ругали, а после они лежали бездыханными. Если бы такой лубок вышел, что бы он проповедовал? Что женщина, вышедшая замуж не по любви и не по статусу, в конце концов, погибает. Такой лубок говорил бы о плохом положении женщин. В общем, уставы и цензура позволяли печатать только нравственно полезные картинки. Чиновники убирали буквы из лубков, потом по указу московского губернатора 1833 года деревянные лубки рубили и сжигали, а медные переплавляли в колокола. При этом лубок все равно часто вскрывал какие-то социальные проблемы: было много сюжетов про Петра, про бунты крестьян, про Гаргантюа, который пожирает еду и ассоциируется с Людовиком XII. Это считывалось как бунт низшего слоя общества против барина и запрещалось властями.  

— Запрещалось, но все равно имело место? 

— Да, разные сюжеты появлялись, но их нужно были считывать не в буквальном смысле, а как сказку или нереальную историю. Вот сюжет про женщину, кстати, имеет параллель с моритатом — хоррором XIX века, там часто встречались какие-то бесчинства, наказания, смерть. В нашем лубке хоррора нет, но есть социальные, экономические намеки. 

— А какие именно сюжеты можно встретить в лубке после запрета и ввода цензуры? Как эти листы попадали на рынок? 

— Цензурный устав «дозволял» допечатывать «нравственно полезные и безвредные картинки». Хотя цензура могла коснуться и самого текста. Так, например, произошло со «Сказкой о попе и работнике Балде» Пушкина, где главный персонаж «поп толоконный лоб» превратился в «купца Кузьму Остолопа». А стихотворение «Романс» юношеского периода Пушкина стало именоваться «Следствия порочной любви». То есть среди цензоров было и духовенство, которое влияло на выход лубочной литературы.

— Если мы говорим о том, что технологии лубка сначала сложились в европейских странах, а потом пришли к нам, можно ли наблюдать какие-то стилистические параллели, совпадения и заимствования?

— Есть, конечно, вещи, как с Гаргантюа, которые могут быть заимствованы, но, в целом, считается, что русский лубок — уникальное национальное явление. Например, сюжетные линии про Бабу Ягу, которая дерется с крокодилом, про цирюльника, который хочет сбрить бороду раскольнику, — исключительно русские, как уже отмечал, например, тот же Дмитрий Ровинский (юрист, историк искусства, известный составлению справочников по русским портретам и гравюре XVIII–XIX веков). Интересная история также вышла и с лубком, где изображен Кот Казанский. Впервые этот лубок обнаружил археолог Макаров в 1821 году и интерпретировал его по-своему — якобы в его основе лежит сатира на смерть Папы Римского, и все потому, что русский народ ненавидел католическую церковь. Потом эту версию отмели, и годом позже историк Снегирев предположил, что сюжеты с котом связаны с Иваном Грозным и смутой. А затем Ровинский смог отличить первоначальный оттиск от вторичных, сопоставил надписи с историческими событиями и пришел к выводу, что это самостоятельная картина русского мастера, сделанная без подражаний западно-европейским образцам. 

Кот Казанский, ум астраханский. Конец XVII века. Василий Корень

— Как Ровинский пришел к такому выводу? 

— Он ездил по базарам Индии, Китая, Японии, Марокко, Египта, Лондона, Берлина, Парижа, раскрывал там хранилища и в итоге понял, что сюжета с котом больше нет нигде. Кроме того, в самом тексте, например, он обнаружил дату смерти в серый четверг пятого числа — то есть дату смерти Петра I (прим. ред. — 8 февраля 1725 года). Также обратил внимание, что на лубке кота хоронят с музыкой и ведут восемь мышей, а известно, что на похоронах Петра впервые играл оркестр и что его тело перевозили в упряжке из восьми лошадей. Также интересно, что кота везли на чухонских дровнях, а вдову Петра Екатерину I как раз в народе называли «чухонкой». Важная деталь — сами мыши в процессии, которые отражают, что было внедрено Петром: одна, например, курит трубку, что говорит о вольной продаже табака. Получается, что эта картинка — реальная история, которая была зафиксирована именно в лубке. Выходит, что автор знал все даты и был грамотным человеком. Так, одна маленькая картинка, которая при первом взгляде не вызывает никаких ассоциаций, на самом деле полна культурных открытий. Это история погребения Петра вместе с сатирой на годы его правления. Например, мы видим, как император нарушал дедовскую традицию, брился, оставляя лишь кошачьи усы. В общем, через лубок можно рассказывать истории, а это значит, что лубок — не просто промежуточное звено, а что его авторы могут быть наравне с Брюлловым и Венециановым. Мне нравится такой кросскультурный подход.  

Как мыши кота хоронили. Первая треть XVIII века. Василий Корень

— Можем ли мы наблюдать взаимовлияние русского лубка и русского академического искусства? 

— Конечно, можем. Есть лубочный лист, который прямо списан с картины Брюллова «Последний день Помпеи». Есть те, что созданы по мотивам «Руслана и Людмилы» Пушкина. Так что взаимовлияние, очевидно, было: авторы лубка знали академических авторов и наоборот. Революция была в том, что от религиозных сюжетов лубка его создатели переходили к литературной и познавательной. При этом в лубке идет какое-то личное участие, а в академическом искусстве меньше самого художника: тот же Брюллов пользуется определенными штампами. Самое главное, что благодаря лубку народ начинает познавать грамоту, читать стихи Пушкина, басни Крылова, тексты Некрасова, которые изначально не были предназначены для крестьян. Так что лубок сам по себе давал образование тем людям, которые не могли его себе позволить. 

— Кто считается автором лубка: тот, кто рисовал его и вырезал на дереве, или тот, кто переносил на бумагу и красил?

— Технология создания лубочных картин воспроизводила технику ксилографии — гравер «переводил» или перерисовывал известную икону, далее наносил краску на лист влажной бумаги и прокатывал через валы печатного станка. Оттиск, полученный с лубочной доски, и назывался «лубочным листом». По сути, он заменял дорогую бумагу, что не запрещалось царскими указами еще в XVII веке. Для большинства населения они становились украшением жилища, своего рода энциклопедией и даже иллюстрированной газетой. Их покупали у бродячих торговцев вместе с ходовым товаром, для которых не требовалось получать специального разрешения на продажу. И главное, они не облагались налогом в казну. И если брать период средневековья, то лубок был анонимным. Сегодня мы не узнаем имя гравера и печатника, ни тем более имя продавца-коробейника.