Образование в современном искусстве: поиск идентичности

• Текст:
  1 августа 2018
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Михаил Левин (БВШД) — Сам я учился в Англии, а после этого — в ИПСИ, где осознал, что российский подход уделяет мало внимания развитию собственной практики студента. Есть теоретическая база, но ты сам должен понять, как развивать свои стратегии. В БВШД, где я веду курс современного искусства, я хотел сопоставить российскую специфику и западные принципы, достаточно далекие от наших. Первая часть в моем курсе практическая: элементы, принципы, технические навыки в области цифровых и перформативных медиа. Второй год более теоретический: студент осмысляет свой персональный язык.

Светлана Калашникова (ИПСИ) — Институт проблем современного искусства, как говорил Михаил, действительно уделяет большое внимание теоретической части. Наша программа «Новые художественные стратегии» существует уже давно и до сих пор востребована. Дальнейшая же стратегия развития заключается в реагировании на изменения, которые происходят в мире. Пример — наш новый курс Science Art, искусство настоящего и будущего. В прошлом году мы провели такой публичный курс на базе Сколково, а в этом году запустили программу Ольги Киселевой. Передаю слово Ольге, потому что это один из наиболее важных проектов нашей школы на данный момент.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — Я начну не с ИПСИ, а с университета Сорбонны. Этой институции тысяча лет, и она совсем другого типа: каждый преподаватель обязан половину своего времени уделять преподаванию, а половину — исследованиям. Чтобы иметь возможность преподавать Art and Sciencе, я была вынуждена основать научно-исследовательскую лабораторию. Так появился международный Институт искусства и науки. Он многопрофильный: мы преподаем не только искусство и гуманитарные дисциплины. Конечно, мы не заставляем художников изучать математику, лингвистику, биологию и т.д., но даем им такую возможность. Насколько я знаю, в России таких структур практически нет. В ИПСИ пытаемся ее воссоздать. Для этого привлекаем специалистов из нашего института Сорбонны и московских специалистов, стараемся адаптировать традиционную европейскую методологию к авангардной структуре ИПСИ. Получается очень интересно.

Валентин Боянджиу (БВШД – Foundation Art and Design) — Я преподаю студентам из России и близлежащих стран, которые следуют британской программе. Самое замечательное в них — их корни. Человек, желающий заниматься искусством, должен понимать свое прошлое, идентичность пространства, в котором он находится. Не стоит пытаться украсть извне то, что не обязательно с тобой соотносится. Британские программы, через которые я и сам когда-то прошел, имеют в России особый ингредиент: российские студенты и их особый контекст.

Александра Старусева-Першеева (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — В Высшей школе дизайна на базе ВШЭ мы понимали, что для студентов и преподавателей дизайн не может существовать в отрыве от современного искусства. Поэтому мы всегда заглядывали в эту область. Наша программа «Современное искусство» будет готовить уже не дизайнеров, но конкретно художников. Мы сознательно решили, что тут будут обучаться совместно практики и теоретики. Профилей будет три: профиль художника-куратора, профиль кино, профиль мультимедиа и фотографии.  Рассчитываем через четыре года получить бакалавров, вооруженных навыками практической проектной деятельности с хорошим багажом знаний теории искусства. То есть поколение художников, которые будут комфортно себя чувствовать во всех российских и международных институциях.

Леонид Бажанов (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — Я пытался преподавать в МГУ в середине 70-х годов, учась там на искусствоведческом отделении исторического факультета. Современное искусство тогда не преподавали в России, и мои усилия в этой области не были оценены, программу быстро свернули. Этот негативный опыт хотелось бы использовать как полезный педагогический ресурс.

Модель преподавания в Высшей школе дизайна не сильно отличается от европейских и американских. Однако мы живем в российской политической, культурной и социальной системе. И мне хотелось бы, чтобы понимание этого тоже явилось источником контента и содержания художественных практик. Опыт 1968 года Сорбонны нам занимать не приходится, но у нас был свой 1968, 1984, 1991 год и так далее. И этот уникальный опыт — ничего подобного в мире нет — может быть полем для произрастания современного искусства.

Насколько удастся соединить этот опыт с французской философской школой Сорбонны? Никто не знает, подобного пока не было. Кое-что делали наши германские коллеги, польские коллеги пытались, но гарантировать результат никто не берется. Однако я думаю, что любой эксперимент в области современного искусства уместен и может быть чрезвычайно перспективен.

Роман Минаев (Школа Родченко, РГГУ) — Я представляю институции диаметрально противоположные по своим целям и задачам. РГГУ — это университет, где люди получают академическое образование, работают над актуальнейшими темами в сфере современного искусства, у них проблем с доступом к информации нет.

Школа Родченко — расширение Московской школы фотографии Мультимедиа арт музея (проект Ольги Свибловой). В данном случае важную роль играет структура. Учебный процесс разбит на триместры. И если в Британской школе дизайна выставка студентов проходит один раз в год, то в Школе Родченко открытые просмотры каждый триместр. Мне не совсем просто было подстроиться под эту систему, потому что я свое образование получал в Германии, где поступающего на факультет свободного искусства уже принимают за художника. В Школе Родченко этот опыт обернулся авторским почерком.

Иан Чарльсворт (Университет Хартфордшира, БВШД — BA(Hons) Fine Art) — Я представляю БВШД — трехгодичную программу по современному искусству, ориентированную на студийную практику. Что означает, что студенты работают каждый день в своих студиях на протяжении всех трех лет. Мы не так много учим через лекции и семинары, скорее через прямую коммуникацию, дискуссии, обсуждения. Наша структура схожа с программами британских художественных институций: есть тьюторы, но большую часть содержания программы привносят сами студенты. Три наших модуля — это студийная практика; модуль коллаборативной практики, в котором студенты работают в группах и пытаются понять, как их личная практика соотносится с более широким контекстом арт-сцены; а также модуль теоретический, интегрированный в персональную практику. Нам важно, как студенты выстраивают подход и как потом применяют его в общении со зрителями.

Джон Лавелл (Университет Хартфордшира, БВШД — BA(Hons) Fine Art) — Мы предлагаем студентам то, что я называю сообществом индивидуумов. Мы всегда говорим, что они скорее губки, впитывающие влагу, чем сосуды, которые надо наполнять.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — У меня впечатление, что есть два типа школ. Есть школы, которые озабочены подготовить студентов к встрече с профессиональным миром, объяснить, что делать с грантами, как работать с рабочими инструментами. Другой тип школ, к которым относится Сорбонна — это школы типа университета, инструмент для развития гармоничной личности.

И бывает, что человеку необходимо пройти через обе эти системы. Важно, чтобы это осознание присутствовало у студентов, преподавателей и руководителей школ. Потому что иногда пытаются просить у одной системы то, что делает другая.

Михаил Левин (БВШД) — Я с вами не очень соглашусь. Я учился в University College London. Частью этого университета является Slade School of Fine Art. Это школа studio-based. В студии ты работаешь и пытаешься понять, что ты за личность, что за художник, чего ты хочешь от искусства. Но заодно ты получаешь ориентиры в профессиональной среде, понимаешь, как нужно взаимодействовать с галереей, куратором, с критиком; что такое критическое письмо, как контекстуализировать свою практику.

Я не возьмусь говорить за коллег, но, когда мы говорим об образовании в сфере современного искусства — это взрастить личность, которая понимает, что она хочет сказать. И помимо этого — чтобы эта личность понимала, как ей действовать.

Арина Ефанова (Модератор встречи) — Мне кажется, я знаю, как соединить два ваших тезиса. Есть не разные типы университетов, а разные типы отношений, которые выстраиваются между студентами и преподавателями. Какими они должны быть — горизонтальными, вертикальными?

Леонид Бажанов (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — Конечно, игнорировать горизонтальные связи в XXI веке бессмысленно. Если студенты предпочитают подчиняться, они подчиняются, а если они предпочитают свободу, они выстраивают эту свободу в отношениях с преподавателем.  

Михаил Левин (БВШД) — Мне кажется, что это всегда должен быть диалог, иначе процесс не случится. Все должно происходить только в формате обсуждения — между профессором, преподавателем, приглашенным художником и студентами.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — Я могу дополнить примером. В моей магистерской группе не более 20 человек, и можно понимать каждого как личность: не просто авторитарно им что-то давать, а проводить диалог. А потом мы чувствуем, что с некоторыми из людей, которые учились у нас, мы хотели бы продолжать отношения и довести их до уровня наших коллег. Вот этих людей мы приглашаем в аспирантуру, и преподаватель работает с таким аспирантом один на один. Это уже не студент, это младший коллега. То есть диалог становится все более и более равноправным.

Арина Ефанова (Модератор встречи) — Мы поняли стратегии ваших школ, поняли, какие методы вы используете. Теперь хотелось бы обсудить, что мы можем сделать дальше с этими методами.

Леонид Бажанов (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — Я выскажусь о том, чего еще нет, но должно быть в образовательном пространстве. У многих институций нет музеев современного искусства. Есть биеннале, выставки, выставочные залы и галереи, Высшая Школа Экономики в этом году открывает свою галерею, но этого недостаточно. Надо объединять усилия между образовательными институциями по организации совместных проектов: выставочных, теоретических, исследовательских проектов, конференций. Бизнес-сообщество могло бы поучаствовать в создании стипендий для бакалавриата. У нас масса фондов: частных, связанных с многими именами, но где эти стипендии, где эта помощь для студентов?

Роман Минаев (Школа Родченко, РГГУ) — Я бы с удовольствием продолжил эту тираду о том, чего у нас нет.  Один из многочисленных плюсов академического художественного образования — система обменов, когда у каждой школы есть партнерские школы за границей. У школы, где я учился, была партнерская школа в Китае, в Ханчжоу. Старейшая академия, где преподают традиционную живопись, каллиграфию. Я был свидетелем преобразования китайской академической системы с перспективами на взаимодействие с системой западной, где у студента свобода и он предоставлен сам себе. В частности, в Китае есть испытательная система обмена студентами. Приобретенный за границей опыт они привозят обратно. Можно сказать, что так система экономит на приглашении дорогостоящих специалистов. Мы могли бы позволить себе такую систему хотя бы для вооружения.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — В Европе очень гибкая система обменов, поскольку это единое сообщество: практически каждый студент может поехать поучиться один семестр в любом другом европейском университете, в любой стране и по любой специальности. Эта система направлена на европейское сообщество, куда Россия, к сожалению, не входит. Но можно подумать об общих договоренностях и системах, включающих Россию — это с одной стороны. С другой стороны, между российскими учебными заведениями тоже что-то подобное можно сделать.

Александра Старусева-Першеева (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — У нас в Вышке эта тема очень живо обсуждается. Как мы знаем, процент студентов, которые едут от нас за границу, и процент преподавателей, работающих по обмену, один из премиальных показателей для университетов. У нас есть целые структуры и советы, которые решают, кто куда-то поедет, сколько денег на эти путешествия дать, достаточно ли конференция значительна, чтобы студент или преподаватель представлял нашу школу. Для научных процессов этот механизм очень хорошо отлажен. Но для современного искусства у нас пока нет настолько выдержанных механизмов. Думаю, одна из главных задач на ближайшее время - этот механизм создать. Потому что самое главное для молодого художника, который работает в сфере современного искусства, — быть в контексте, понимать, какие проблемы интересуют не только Россию, но и мировое сообщество. Есть голоса, которые до нас не долетают. И с другой стороны, наши голоса практически не слышны за границами довольно узкого круга, в котором мы существуем.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — Александра, я с вами абсолютно не согласна насчет голосов, которые не долетают. Вы не первый человек в Москве, который такое говорит, но на самом деле это иллюзия. Может быть, мы недостаточно ездим, но голоса долетают. Железного занавеса и Берлинской стены уже нет, зато есть Facebook, Google и все остальное. Все прекрасно знают московскую ситуацию, хоть бы они жили и в Берлине. И то, что происходит в Париже и Берлине, для вас доступно в два клика.

Арина Ефанова (Модератор встречи) — Я думаю, тезис Александры был скорее о том, что нет построенного академического диалога.

Александра Старусева-Першеева (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — Я бы сказала, что в сфере современного искусства он должен возникнуть в самое ближайшее время. Потому что пока не было корпуса преподавателей и студентов, нам было не на чем его построить. Наверное, это такой стереотип в нашем сознании.

Ольга Киселева (Сорбонна — Институт науки и искусства) — Он ошибочен.

Александра Старусева-Першеева (ВШЭ — факультет коммуникации, медиа и дизайна) — Тем более нужно избавляться от него. И вы как человек, существующий в обоих мирах, пример того, какими мы все должны быть: более коммуникативными, открытыми, слушающими. Когда вы не просто смотрите на фотографиях, как живут художники в Париже, а приходите к ним в мастерскую, вы начинаете это чувствовать как часть своей жизни. Это важный опыт для молодых художников.

Светлана Калашникова (ИПСИ) — Я могу поделиться опытом Института Проблем Современного Искусства, потому что это институция одна из первых организовала партнерские программы с иностранными вузами. У нас в списке и Франкфуртская Städelschule, и Valand, и Петербургская академия, договор сотрудничества с Сорбонной, и много лет мы сотрудничаем с Лондонским университетом Goldsmiths. Программа обмена невероятно эффективна: она как раз выстраивает тот культурный диалог, который всем нужен. К сожалению, наш институт очень маленький: максимум 50 студентов на двух курсах. Поэтому чем больше таких программ будет у других вузов, тем лучше для наших студентов. На разных уровнях. И на уровнях бакалавриата, и на уровне магистратуры, и, конечно же, на уровне аспирантуры. Потому что, действительно, для выстраивания научных связей здесь система работает, но она надобна только единице, а хотелось бы дать такую возможность более широкой аудитории.

Михаил Левин (БВШД) — Коллеги говорили про глобальные проблемы и стратегии, а я хотел бы сказать о моменте студенческого опыта. Пока студент учится, он находится в безопасной среде: можно делать ошибки, пробовать, экспериментировать. А когда заканчивается обучение, что делать? Я помню свой опыт: финальная выставка — и что дальше? Я считаю очень важной миссией своего курса, чтобы мы не просто выпустили студентов, но и продолжали дальше сотрудничать. Звать их на мероприятия, инициировать дискуссии, организовывать поездки. В прошлом году ездили в Документу, в этом году поедем на Манифесту. И мне кажется, что у нас здесь не хватает сообществ. Наша задача в Британке это сообщество создать. И очень надеюсь, что у нас это получится. Что мы все после окончания скажем друг другу не «счастливого пути», а «завтра встречаемся опять».  

Иан Чарльсворт (Университет Хартфордшира, БВШД — BA(Hons) Fine Art) —Хорошо, хорошо, Миша. Итак, два вопроса. Первый: «Что делает художественное образование актуальным?» Во-первых, мы говорим нашим студентам, и это уже в каком-то плане обсудили, что не мы определяем путь, по которому следуют студенты. Актуальность их практики определяется ими, и это они рассказывают нам об объекте их изучения. Так что вопрос об актуальности художественного образования… что делает его актуальным… я бы сказал, что сами студенты. Мы только предоставляем структуру университета, а студенты привносят содержимое, идею, которые мы с ними обсуждаем. Из-за продолжающегося круговорота обучения каждый год новые студенты приходят к нам с их запросами и желаниями, что меняет природу контента работ. Конечно, это происходит в течение лет, десятилетий. Сорбонне 2000 лет, Британской школе — 15. Но мы встречаемая с продолжающимся спросом, и вот в нашей школе уже было проведено 5 выпускных выставок, одну из которых вы сегодня видели. Каждый из выставленных на этой выставке студентов имеет свою точку зрения, свой подход к практике и разное понимание того, что такое современное искусство. Так же, как и у каждого художника, живущего в Москве или в России. Мы с Джоном не русские, и у нас совершенно другое представление относительно художественной практики, и студенты знакомят нас с другими способами восприятия и создания работ. Я должен сказать, что обсуждаемый аспект является ключевым для сообщества МОСТ, организовавшего сегодняшний круглый стол. Это замечательный пример того, что может быть достигнуто. Взаимодействие между курсами, художественными школами…это прекрасно, и я бы хотел, чтобы это получило развитие.

Второй вопрос: «Каковы перспективы развития художественного образования в России?» К нему, я считаю, я должен подойти очень аккуратно, будучи англичанином среднего возраста и имея ограниченное представление об образовании в этой стране. Что мы хотели бы донести сегодня, так это то, что мы не пытаемся создавать здесь британских художников. Скорее, мы даем понятие того, как выглядит международный подход к практике, который может быть использован студентами для формирования своих работ. Их представления строятся на жизненном опыте, наблюдении. Также заметен увеличивающийся интерес к современному искусству. Мы живем здесь уже шесть лет, и мы заметили, что в России людям стало интересно изучать современное искусство, и это стремление развивается. Это заметно в Москве. Много новых курсов открылось за последние пять лет. Так что можно сказать, что интерес к этой сфере значителен. 

• Фото:БВШД