На связи с несвязанным

• Текст:Ульяна Яковлева
  13 мая 2023
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Когда именно к вам пришло понимание того, чем вы хотите заниматься? Взять тех же архитекторов — бóльшая часть утверждает, что еще в детстве осознала свое предназначение. А как было у вас?

— Ну, у меня все по-другому. Наверное, я единственный, кто так долго выбирал — между спортом и живописью. У отца была большая мастерская в Петербурге, и в один момент он понял, что «пора». Так я поехал к нему. Поначалу, конечно, было тяжело. Он пытался передать мне навыки, более глобальное понимание процесса ко мне пришло потом. Было чутье, как можно сделать лучше, но мастерства сильно не хватало. Все началось с классических постановочных натюрмортов и живописных копий. Поскольку отец был главным технологом коллегии художеств и долгое время вел копирование в Эрмитаже, я много копировал старых мастеров, передвижников, импрессионистов, авангардистов. Получается, через работу с кистью я прошелся по все истории русского искусства. Хотя, честно признаться, никогда не стремился сделать точную копию. Нужно постараться ухватить основу, то, что заложил художник. Я постепенно набирался опыта и мастерства, в голове начали формироваться уже собственные идеи, всплывать воспоминания из детства, и в какой-то момент мне просто захотелось делать что-то свое.

— Можно ли сказать, что тем самым мастером, который обычно задает вектор развития, стал ваш папа?

— Безусловно, да. На самом деле, получилась редкая штука — сначала меня обучал отец, потом я полтора-два года ходил вольным слушателем в мастерские Академии художеств, затем в Мухинское и к признанным мастерам-рисовальщикам, которые ставили рисунок. Поэтому весь мой накопленный опыт — это знания, которые я везде понемногу насобирал и отправился в свободное плавание.

Вид на экспозицию в Ural Vision Gallery 

— Вы сказали, что копировали в том числе и передвижников, поэтому я сразу вспомнила о движении «Новая Академия», в котором вы принимали участие. Есть ли в действительности параллель между ними? И как, по-вашему, чувствует себя современный художник сегодня, если он официально примыкает к какой-то группе единомышленников?

— Очень часто это бывает вредно. Художники группируются, затачивают себя под одну идею, которая довольно быстро изживает себя, но все равно продолжают в рамках этой идеи создавать работы, организовывать выставки. Это не плохо, но можно (и нужно) в какой-то момент остановиться — и двигаться одному. Что касается меня, то, да, я имею отношение к «Новой Академии» — благодаря Оле Тобрелутс принимал участие в нескольких выставках объединения. На самом деле, я всегда был отдельно, сидел в мастерской, работал, у меня не было желания примкнуть к кому-то, сделать что-то вместе, на это уходит очень много энергии и сил. Думаю, все зависит от характера человека, ведь кому-то гораздо проще работать в команде.

— Могли бы вы охарактеризовать принципы «Новой Академии», как сложилось это движение, и почему вы к нему примкнули?

— Одним словом — красота. «Новая Академия» объединяет большое количество художников, каждый из которых по-своему любопытен и до сих пор делает интересные проекты.

— Мне скорее было интересно узнать, что, по-вашему, дает близость к движениям, а не индивидуальная практика?

— Я участвовал в некоторых общих выставках, но мы не встречались большой компанией, не общались в кругу действующих художников «Академии». Раньше это все было. Например, существовали сквоты, где собирались все участники, рисовали, выезжали на природу, создавали разные этюды, акции. Сейчас, думаю, таких встреч нет, и групповые выставки служат как факт, напоминание о прошлом и настоящем.

«Несвязанный наблюдатель», лайтбокс, масло, 100^х100 см, 2018

— Еще один вопрос касательно самоопределения. Вы презентуете себя именно как художник из Санкт-Петербурга, лично у меня в голове сразу возникает образ Москвы. По-прежнему ли существует сравнение столичных художественных сред?

— Мне кажется, все наоборот дружат. Сейчас совсем другое время, раньше борьба была более явной, конкуренция выше, чем сейчас. Она и сейчас есть, разумеется, но не так заметна. Каждый художник, что в Москве, что в Петербурге, занят своим делом. На мой взгляд, без разницы, где именно будут проходить выставки — чем больше, тем лучше.

— Насколько я понимаю, в Екатеринбурге вы в третий раз?

— В четвертый. Можно сказать, это моя вторая родина, здесь у меня проходит уже вторая большая персональная выставка, хотя в Петербурге пока не было ни одной сольной. Поэтому на Питер я немного обижаюсь (смеется).

— Меняется ли оценка собственного творчества с каждым приездом?

— Хочется делать все лучше, и лучше. Я всегда недоволен результатом. Одно, когда ты видишь свои работы в мастерской, совсем другое — в выставочном пространстве.

— И как скоро проходит недовольство?

— Вообще, в какой-то момент ты просто забываешься и все. Стараешься не думать об этом.

Фрагмент работы

— Влияет ли на восприятие тот факт, что в Екатеринбурге вы каждый раз выставляетесь в Ural Vision Gallery? С одной стороны, я уверена, это удобно — ты знаешь площадку, команду, чувствуешь себя более уверенно, чем на новом месте. Но не хотелось ли вам показать работы в другом пространстве?

— Совсем недавно я закончил работу над одним проектом в Петербурге: открылась новая станция «Новокрестовская», оформлением которой я занимался. И там метраж искусства совсем другой — 270 метров. Чтобы вы понимали, на сегодняшний день это самая большая станция в городе. Чем больше масштаб, тем больше возможностей реализовать задуманное. Но можно и не взять эту вершину. На самом деле, пространство Ural Vision Gallery довольно внушительное — по крайней мере, по сравнению с европейскими галереями, площадь которых обычно меньше 100 м2. И мне очень хотелось встретиться с этим помещением снова, посмотреть, как все будет в этот раз.

— Подождите, а как вообще появилась возможность разработать проект оформления станции метро? Это ведь совсем другие формат и объем работы.

— Надо сказать, что это очень современная станция, чем-то напоминает японскую подземку. Ее оформлением занималась очень молодая и прогрессивная команда, которая смогла адаптировать мои многочисленные эскизы и наброски под это пространство. А вообще, все получилось очень просто: в проект меня пригласила компания «Смальта мозаика» под руководством народного художника А. Быстрова и его сына, а далее архитектор станции оказался у меня в мастерской, ему очень понравились мои картины, и он сказал: «давай попробуем».

«Несвязанный наблюдатель», лайтбокс, масло, 20^х150 см, 2018

— В одном интервью, кажется, трехлетней давности, вас спрашивали о технике, в которой вы работаете, о том, не хотите ли освоить нечто новое. На этой выставке видно, что появились другие формы, фактуры.

— Сейчас у меня есть огромное желание писать на новых материалах. С точки зрения технологий, для художника настоящее время очень, такое, фантастическое, можно работать с чем угодно: пластиком, бумагой, стеклом — хочешь, вот тебе матовое, хочешь глянцевое. Меня очень интересуют оптические эффекты — отсюда стерео-варио печать на лентикулярных панелях, лайтбоксы, которые вы можете видеть на выставке.

— Было ли ощущение, что нужно подготовить себя к этому переходу?

— Вообще, все произошло естественным путем, даже немного банально. У меня есть мастерская, которая находится на территории бывшей промзоны. До сих пор там можно найти какие-то расходные материалы, которые больше никому не нужны. Иногда проходишь и видишь, что какой-то кусочек лежит. Сразу возникает желание забрать…

— Все в дом?

— Да, все в дом. Сам процесс интересный — вот мы берем какой-то предмет и что-то с ним делаем, позволяем ему родиться заново, что ли.

Фрагмент работы

— Вообще, до того, как переключиться на новые материалы, вы много занимались масляной живописью. Я часто замечала, что эта техника для многих имеет какую-то отсылку к классике. На тех же работах, показанных в галерее, если присмотреться, можно увидеть кракелюр.

— Так скажем, это не совсем кракелюр, который появляется при старении картины, скорее я сам спровоцировал этот процесс, ускорил время. Как правило, вечером я покрываю картину специальным раствором, и к утру она уже имеет другой вид. Я бы с ума сошел все эти трещинки ножечком продавливать. Конечно, тут я хитрю.

— Еще немного о классическом, но уже не искусстве, а образовании. Многие студенты художественных вузов жалуются на пропаганду устаревших подходов, методов, видения. Ощущали ли вы это на себе?

— Не знаю, я не следовал никогда каким-то тенденциям. Когда работаешь, об этом не задумываешься. Во всяком случае, у меня так. Я попросту не успевал попасть под чье-то влияние, постоянно метался: то в Мухинское, то в Академию, то еще куда. Из-за бесконечной смены обстановки новая информация все время смешивалась с недавно полученной, и места для последовательного утверждения какой-то классической базы попросту не оставалось. Но, опять-таки, все сильно зависит от характера самого художника, насколько он восприимчив. Ведь если ты постоянно сопротивляешься чьему-то влиянию, то просто физически не сможешь находиться в одном помещении с человеком, который навязывает свое видение.

— Когда вы находитесь в процессе работы, думаете ли о будущем зрителе?

— Если честно, я не думаю о реакции на мое искусство. Процесс полностью захватывает меня. Часто картина сама начинает подсказывать, где что поставить, когда завершить. И только потом, когда все закончено, возникают мысли о том, понравится зрителю или нет.

— Когда работа уже находится на выставочной площадке, то вы больше предпочитаете, чтобы рядом была экспликация или полагаетесь на свободную интерпретацию?

— Я вижу одно, зритель может увидеть другое, что-то понравится, что-то — нет. Всем не угодишь. Но так или иначе, мы все находимся в позиции наблюдателя, просто в разное время. 

Даниил Архипенко

— Кстати, о наблюдателе. Как появилось название этой выставки?

— Наблюдатель появился сразу. Я просто подумал о том, что все мы, наблюдатели, чем-то связаны по рукам и ногам — семьей, друзьями, различными событиями. Но когда ты находишься в естественной среде, то пребываешь в состоянии гармонии и уже ничем не связан. Сейчас мы выезжаем за город и восхищаемся лесом, полями, горизонтом. А раньше все было по-другому: люди жили в окружении природы, поражались строящимся домам, первым машинам. Но все будто перевернулось: мы уезжаем за город, чтобы удивиться, хотя живем в среде, которая удивляла людей раньше. Парадокс какой-то.

— А когда вы создавали эти работы, то сразу мыслили их как серию?

— Да. То есть, работа тоже не просто так появляется. Возникает идея, ты начинаешь ее развивать, сделал первый шаг, думаешь — попал. Начинаешь двигаться дальше, думать, что может быть дальше? Появляется желание взять другой материал — не холст, не бумагу, а камень, например. И так далее. По сути, происходит постоянная трансформация.

— У меня сложилось впечатление, будто вы шли от одной формы, от одного материала к новым вариациям. Грубо говоря, двигались от простого к сложному.

— В целом, да. Это постоянное движение вперед, интерес что-то сделать по-другому, не зацикливаться на одном материале или приеме — это самое важное. Как только остановишься — все, «пиши-пропало». Начнешь тиражировать одно и то же, не успеешь оглянуться, как из художника ты превратился в маленький заводик. Поэтому классно, когда одна серия перетекает в другую, они могут быть совершенно разными, но вырасти из одного зерна. 

^{Выставка работает в Ural Vision Gallery до 26 августа.}