О современном состоянии живописи и ее тенденциях
- Текст:Альбер Глез11 февраля 2021
- Добавить в кабинетДобавлено в кабинет
Вне пассивности огромного большинства, занимающихся профессией живописи, существует меньшинство, части которого еще не приведены в порядок, стремящееся расширить миссию живописи, согласовав ее с потоком общих идей, опрокинувших всюду устаревшие формулы. Будет правильно признаться сначала в том, что если мы способны сейчас видеть ясно тенденцию этого движения, понимать, что пока не пробил еще час великих осуществлений, то это потому, что мы можем сделать уже выводы из двойного начального движения, известного под именем «кубизма» и «футуризма». Эта первоначальная стадия уже принадлежит прошлому. Происходит потрясение принятых формул, потрясение до разрушения непрочного единства. Сначала приученные творить свои индивидуальные фантазии по внешней формуле — живописцы теперь атакуют ее. Они разбили единство перспективы, показали предметы с различных точек зрения. В итоге они уничтожили анатомическое единство.
Из чрезмерного стремления к реалистической выразительности, из добросовестности по отношению к внешнему миру, — они принудили дух к поступку давно пренебрегаемому и сделали настоящее нововведение, вернув разуму роль распорядителя в произведении искусства.
Марны. Альбер Глез. Холст, масло. 1909 год
Два фактора перспективный и анатомический, составленные в одно — были новым сознанием, которое переработало повторные владения творящей воли, достояние художника. Вещь должна быстро освободиться от ослаблявших ее иллюзий и живопись вместо того, чтобы быть изображением внешнего мира, деформированного индивидуальным чувствованием, должна стать изображением внутренним, индивидуальным, построенным по неколеблющимся, общим для всех, законам. К этой концепции направлены все современные значительные поиски художников.
Мир внутренний, индивидуальный, оформляясь, согласуется с конструктивными законами.
Это — свержение реалистического понимания или, точнее, чистка этого понимания, выявление того, что в нем есть главного, определенного, вне случайного и преходящего, чем до сих пор исключительно интересовались художники и скульпторы. Среди развалин этого случайного показался реальный несокрушимый сруб, тот который всегда управляет пластической конструкцией. Реализм пластических искусств был совершенно очищен от всякой фантазии и снова привел к знанию и приложению архитектонических законов природы. Художник, стараясь творить формы, не напоминающие образов, окружающих его, может это сделать, лишь найдя вновь грамматику форм и цветов.
Опасность уступки, вызванной скукой от имитации внешнего мира со всеми вольностями деформации, принятыми во имя эмоций и т.д. была велика. Вследствие усталости живопись рисковала потонуть в полосе анархии, из которой выплыл бы академизм.
Женщина с флоксами. Альбер Глез. Холст, масло. 1910 год
Я лично рассматриваю анархический феномен, как результат особенной посредственности мыслей художника. По мере рассматривания художника, как существа импульсивного, действующего по вдохновению, всегда находящегося под ударом бредового воображения, жертвы своих эмоций и ощущений, требующего бесконтрольной свободы — кончили убеждением, что в его области интеллектуальность не нужна и приобщение к культуре не входит в его потребности. С того дня, как он доказал, что повторять уже существующее помимо его — ужасно, он сумел только прикрыться разнузданной фантазией и быстро обрушился в рытвину.
Проблема, поставленная перед художником та же, что стоит во всех других областях человеческой действенности. Если наблюдать, что делается всюду — всюду тупик. Может быть нужно, чтобы найти дорогу, вернуться по своим следам; это единственное средство выйти из закоулка. Вернуться по следам — значит спросить свое прошлое, узнать его не по букве, но по духу, и, окончив работу переоценок, отправиться по настоящему пути. Мне много раз случалось говорить о духе прошлого всегда правдивом, о котором мало кто знает, боясь углубиться в него, и вместе с тем браня его за разврат его буквы. Утерять прямой и глубокий смысл духа, привязаться к относительной и поверхностной букве — вот настоящая причина упадка и отчаяния. Противодействовать неминуемому падению можно только реконструируя основные базы. Для художника одно спасение — перестроить человека, Нужно сделать мышление совершенным.
Во Франции у художников действительно благоприятная среда для того, чтобы найти себя. В этой стране протекла последняя большая фаза эволюции человечества. С V века это географическое место благоприятно для человеческого синтеза. В мрачном пространстве — это островок, к которому направляется все активное, пришедшее из четырех углов света. В Средние Века там вырабатывается социальный порядок, настолько полный, насколько он мыслим для данной эпохи. Я не могу в пределах этой статьи распространяться о федеративной и корпоративной организации галлов; но, мне кажется необходимым напомнить об этом строе, на котором, как на здоровом растении прекрасные цветы, расцвели церкви и соборы, романские и готические, с их скульптурой и фресками. Италия, также уснувшая после падения Восточной Империи, оправляется с Чимабуэ и Джотто от этой «заразы».
Портрет Жака Найраля. Альбер Глез. Холст, масло. 1911 год
Какой урок для современного художника, если он сумеет пройти через усыпляющий внешний вид буквы к источнику, породившему ее. Он узнает, насколько эти скульпторы и живописцы были учеными, как они умели быть хозяевами своих впечатлений и чувств, как они владели своим воображением, какой ограниченной свободой пользовались они. Какую параллель установит он между ними и собой, и каким законным желанием усовершенствования загорится он, чтоб не краснеть перед ними! Он узнает, изучая их, до пределов их плоти, причины их упадка, причины развития образа до открытия способа обмана глаза. Он увидит мировой закон, уступающим законам чувственной механики человека, закон произведения искусства, все более и более покинутым, до полного забвения, для того, чтобы уступить дорогу правилам перспективы — средству продолжить на плоской поверхности иллюзию трехмерного пространства, как мир, в котором мы действуем, пространства с тремя измерениями, по крайней мере для наших физических чувств — и слово рисунок, принимающее значение странно суженное до полного совпадения с имитацией окружающих предметов.
Тогда художник, ища свою дорогу, поймет течение, утвердившееся с Возрождением итальянским и французским XV и XVI веков. И он поймет его не только в своем ремесле, но и в настоящей его сущности, которая пропитывает все другие профессиональные категории. Он будет присутствовать при всеобщем пробуждении, при желании познать. Он узнает, как средневековый коллектив расшатался, предоставляя личность мало по малу самой себе. Он увидит, как она вновь изобретала знания, беря основанием опыт, проверенный непосредственно чувством. Тайнее знания, сохраненной только для посвященных и следовательно недоступной, — наследует желание распространить это знание в каждой, индивидуальной молекуле, чтобы наконец открыть эру вульгаризации. Он не удивится, что господство опыта и события способствовали искажению живописи, употребляемой как средство имитации. И, наконец, видя, как произведение живописи эволюционирует от здорового чувства — XVI век — к болезненной галантности XVIII века, несмотря на то, что в ее жилах самая лучшая живопись находит еще лекарство в обновлении сюжета, который решаются брать в низшем реализме — после Фукэ и Клуэ — Филипп де Шампань, Ле Нэн, Шардэн и другие — современный художник увидит возврат духовной ценности, после почти полного падения школ и мастерских с преподаванием не только не удовлетворительным, но отрицательным по безграничной покорности добродетелям чувств и впечатлений. Эта покорность должна была быстро поглотить остов работы, отказавшись от всяких правил, методов, дисциплин, отбросив перспективные принципы и суровую точность рисунка. Он поймет ожесточенный индивидуализм, претворяющий в пустое место все, что составляло наследие художника, чтобы превознести во что бы то ни стало оригинальность и даже перешагнуть через поставленную цель — защиту личности.
Купальщицы. Альбер Глез. Холст, масло. 1912 год
Художник выведет заключение, что кубизм и футуризм были самыми решительными действиями после некоторых скромных попыток неоимпрессионистов и беспокойного жеста Сезанна, из которого сделали фетиша. Кубизм был мужским началом в творчестве поколения, которое рождалось, ему выпала на долю конструктивная часть работы концентрации. Футуризм был как бы элементом женским, рассеявшимся в чувствах, анекдотах, слишком злободневных. Кубизм был силою, футуризм — нежностью. Конструктивный кубизм, не зная сам об этом, (только сегодня это мне кажется ясным) повторил с особенностями эпохи, процесс уже бывший в XIV и XVI веках, от Джотто до Паоло Учелло. В самом деле, характеристика Джотто:
1. Закон картины рассматривается как некий мир, преобладающий надо всем.
2. Христианский анекдот обтягивает этот остов. Отсюда в одной и той же картине различные точки зрения и пластическая анатомия прежде анатомии подражательной.
Характерные черты кубистической картины:
1. Предмет разбит и представлен с различных точек зрения.
2. Композиция картины построена на собственной ценности, а не на единстве действий внешних элементов.
Разве это не поразительно?
Человек на балконе (Портрет доктора Тео Морино). Альбер Глез. Холст, масло. 1912 год
Некоторые кубисты уже в 1914 году искали осуществления большего, нежели соединения нескольких последовательных точек зрения. Неумело, потому что им законы еще не были ясны, они стремились к синтезу: намерение было лучше осуществлений, потому что отправной точкой, оставался внешний сюжет деформированный чувствами.
Медленно показался свет. Вместо того, чтобы приклеивать к плоской поверхности картины сюжет — поняли, что плоская поверхность ценна сама по себе. Это было открытием. Она явилась частью материала, который должен был одушевить художник, Занялись рассматриванием поверхности и изучением ее. Ее свойства выявились. И так как кубизм и футуризм уже сказали свое последнее слово, то, что их пережило, является чистой живописью с ее законами, наконец, найденными: «Творчество живописца не находится больше в зависимости от растяжимых ценностей, как чувствительность или впечатление, но руководится числами и строгой дисциплиной. Если живописать, значит — оживлять поверхность линиями, формами и цветом — картина является зрительным всеобщим сознанием. Так же как мир полон грандиозного ритма законченного и безграничного картина это ритм, приведенный к пропорциям рамы и видимый, ибо он освобожден от эпизодических случайностей, которые его заслонили. Он закончен и безграничен, как ритм космоса. Это творчество в самом широком смысле этого слова, если творить это не извлекать нечто из небытия. Это значит давать материалу новые формы. У художника обновленное мышление, которое не оставляет его бесчувственным по отношению ко всему, что происходит вокруг него во всех областях, которое проверяет, беспокойство других людей, находящихся вне его специальности, оно идет в ногу с общим духом эпохи, жаждущей синтеза.
Футбольные футболисты. Альбер Глез. Холст, масло. 1913 год
В области науки, люди создали металлические организмы, вырабатывающие энергию, которую до сих пор ждали только от организмов естественных. Двигатели стремятся заменить мускулы людей и животных. Двигатель — человеческое создание, созданный человеком, он более очеловечен, нежели дерево или даже тело человека, к созданию которого он не причастен. Картина в области художественной будет соответствовать двигателю, она должна быть как он, подвержена точным организующим законам, которые не находятся в области фантазии, но вытекают из глубокого изучения природы. Когда, наконец, будут установлены эти законы, касающиеся поверхности, остова, соответствий, равновесия, пропорции, гармонизации цвета, художник сможет дать внятную форму своей личности, подчиняя ее дисциплине, связывающей с коллективом. И так живописать — эго делать нечто прямо противоположное распространенному и официально поддерживаемому мнению. В этом феномен духовной революции.
Прежде отправная точка была в занятности сюжета, служа посредником между художником-творцом и зрителем; теперь она в инстинкте художника, стремящегося сделать ее разумной при помощи строгих законов созидания. Мы больше не находимся в присутствии какого-то мнения, предложенного неким индивидуумом, по поводу зрелища, существовавшего до него, деформации, всегда незаконной, мыслей частного случая, — касательно пред нами индивидуум, личность которого выявляется согласно конструктивным законам мира. Это не — игра образов воспоминания, — такие слова всегда скверно слышны, потому что останавливают зрителя на передаточной букве, — но игра реальных архитектонических законов, которые покоятся на всем, что живет вокруг нас. Реализм вместо того, чтобы отожествляться со скоропреходящей видимостью, растворяясь в ней — обопрется на правду вечных законов, всегда действенных.
Портрет создателя Эжена Фигуера (Издатель Эжен Фигьер). Альбер Глез. Холст, масло. 1913 год
Сегодня человек сознает свою творящую миссию. Он не удовлетворяется больше пассивным приспособлением, он начинает высчитывать ту часть деятельности, которая приходится на него в преобразовании материала. Физические потребности родили более быструю деятельность, обязывающую к решениям, лишенным сентиментализма. Самые боязливые оставили старый дилижанс, чтобы оценить преимущество автомобиля. Но разве логично, выходя из автомобиля, входить в ретроспективную клетку и продолжать там жить? Увы, но это так. Человек производит впечатление захваченного в беспрерывный конфликт материальных интересов, перевешивающих чувства интересов духовных, которых он не замечает, за исключением тех, что были некогда.
Царство буржуазии забавно развило это гибридное тело человеческого существа, недоступного для уступки своим чувствам, когда идет дело о немедленных потребностях его физической природы и доступного для самых смешных, обидных сентиментальностей, когда он случайно думает, что ему нужно удовлетворить свой дух. Желательное единство вырабатывается все же в индивидуальном одиночестве. Если в плане чисто утилитарном ищут синтеза, его ищут также в области духовной. Живопись и скульптура открыли дорогу другим ветвям искусства. Если еще не все поставлено на место по пути к реализации, — то, что уже принято позволяет предвидеть пластический расцвет, в согласии с новой социальной концепцией человечества.
Федеративная и корпоративная форма французского средневековья, обновленная новой экономикой, заставит исчезнуть паразита посредника, который присваивает вещь, не ощущая ее. Уничтожение сюжета-повода позволит в ближайшем будущем поколению, очищенному от, академических формул, стремящихся продлить царство двусмысленности, насладиться произведениями искусства в реальности. Художник будет подобен ученому. Далее придет потребность сооружений для нового коллективного строя: домов синдикатов, народных домов и прочих, которые будут строить, конечно, не по образцам прошлых веков. Открывается эпоха строительства. На стенах этих новых соборов художники смогут свободно выявить свой разум и гений не в анекдотичности сюжетов, а как закладыватели мировой жизни, изъясненной новыми средствами. Так некогда мастера итальянского и французского средневековья, под внятной всем видимостью народных верований, выражали научное ощущение мировой жизни. Но тогда это было доступно только немногим. Художники же новой человеческой веры смогут говорить со зрителем, у которого будут раскрыты духовные глаза.
- Фото и иллюстрации:Wikipedia
- Поделиться ссылкой:
- Подписаться на рассылку
о новостях и событиях: