Для художника Вадима Космачёва скульптура, названная «Конструктой» и возведенная перед комплексом национальной библиотеки в Ашхабаде, стала во многом поворотной. Эта доминанта, слитая из застывших динамичных форм, буквально открыла список объектов для урбанизированной среды и стала последней в числе тех, что были созданы на территории СССР до эмиграции Космачёва с семьей. В опубликованной статье мастер от первого лица рассказывает историю создания этой по-настоящему судьбоносной работы.
- Текст:Вадим Космачёв17 января 2019
- Добавить в кабинетДобавлено в кабинет
В начале 70-х годов прошлого века мне, тогда молодому, но с изрядными амбициями художнику рассказали об архитекторе из Туркменистана, занятом поиском скульптора, способного создать доминанту для строящегося в столице республики, городе Ашхабаде, комплекса национальной библиотеки. Этот город был мне знаком. Там, в доме моего дяди, Михаила Павловича Колачёва, учёного-ботаника, бывшего одним из основателей местного университета, мы, дети, и наша мать нашли спасительный приют после долгих скитаний по дорогам первых месяцев войны.
Конструкта. Производство скульптуры 1974–1975. Ашхабад, Туркменистан
Одно это обстоятельство подавало надежду. Хотелось верить, что по прошествии тридцати с небольшим лет мне удастся по мере сил отдать долг за гостеприимство и хлеб. Правда, шансы выглядели весьма сомнительно. Многим и, конечно, мне было известно, что в проекте комплекса библиотеки заняты художники, выходившие далеко из общего ряда, увешанные достижениями, скандалами, славой, перевалившей за края профессионального сообщества. В этой связи возникал вопрос: почему творческий багаж этих художников неадекватен образу доминанты, искомой автором проекта? Ответ лежал на поверхности — предлагаемые образы были иллюстративны по сути, тематически по литературно-философскому содержанию не совпадали с характером визионерского мышления архитектора, за спиной которого явно чувствовались глубокие штудии архитектурных идей от Константина Мельникова и Ивана Леонидова до Корбюзье и Кензо Танге. Архитектор настойчиво искал и искал нечто такое, что могло бы стать аккордом к ритмам застывших в бетоне линий, к стеклянной клавиатуре оконных проёмов, к структурированной геометрии вертикальных и горизонтальных полей здания, интегрирующих зеркала бассейнов с фрагментами неба внизу и вверху.
Зодчего, столь глубоко погружённого в основы пластического языка, в культурном пространстве Союза встречать мне ещё не приходилось.
Творцы подобного склада и уровня уже ушли, растоптанные сапогами покроя 1930-х годов. Русский авангард был в моём сознании и в сознании друзей-подвижников иконостасом разрушенного храма. Возникало неодолимое стремление продолжить прерванное движение сопоставимым действием. Именно поэтому с таким нетерпением я ждал и искал встречи с архитектором из далёкого, но близкого мне Ашхабада. И случай выпал. Как-то зимним вечером нечаянно и вдруг открылась дверь моей московской квартиры. Я увидел элегантно одетого человека средних лет с проникающим в душу бесконечного обаяния взглядом.
Конструкта. Производство скульптуры 1974–1975. Ашхабад, Туркменистан
«Абдулла Рамазанович Ахмедов», — представился гость. Минута не прошла, а в голове уже звенело: «Мы свои и давно знакомы, расстались случайно, друг друга нашли и навсегда останемся вместе». В тот короткий вечер просто и легко определился план и смысл будущей стальной конструкции, названной нами «Конструкта». А на дворе советская власть, национальная библиотека носит имя забредшего в пески Каракумов немца Карла Маркса, а площадь рядом — имя его товарища по борьбе.
И все эти подводные камни, с прилипшим к ним мусором идеологии, скульптура-доминанта, становясь полнозвучным аккордом строящемуся комплексу, окрещённому, не помню кем, «Ашхабадским Парфеноном», должна будет открыто игнорировать. Работа началась с горы эскизов, выполняемых на месте. На том же месте, супротив бруска фасада, между ещё не достроенными пандусами, я увидел чёткий абрис «Конструкты». Следом сама собой возникла модель, тут же сваренная из строительного хлама: кусков жести, арматуры и обрывков проволоки.
Цель модели — определить масштаб и динамику линий. Остальное — свободный поиск в реальном размере.
В этот начальный период производства «Конструкты» я почти ежедневно бывал на стройке и часто, затаив дыхание, наблюдал Абдуллу в деле, напоминавшем дела и методы архитекторов времен Филиппо Брунеллески и Андреа Палладио. На завершающей фазе работ оставались незаконченными мелочи. Для Абдуллы, равно как и для упомянутых выше коллег, в архитектуре мелочей не существовало. С лекальной точностью рука моего друга выводила куском мела на поверхности бетона или на плоскостях деревянных опалубок линии шаблонов, которые завтра застывали в динамичные формы литого цемента.
И я на своей площадке с тем же стремлением к чистоте контура таким же куском чертил на листах шестнадцатимиллиметровой стали линии реза моих форм и радиусы гиба труб растущей на глазах «Конструкты». Это родство рук, лепящих в полёте импровизаций полифонию составляющих здание и скульптуру элементов, как результат получило стиль — стиль, сливший в одно целое металл с бетоном, стеклом и водой комплекса. В апреле 1975 года монтаж «Конструкты» совпал с завершающим периодом стройки «Ашхабадского Парфенона». Постепенно он начал принимать почитателей со всех концов страны. Скульптура стала его составной частью, но её судьба вызывала тревогу. Волна возмущения местных и центральных партийных элит росла, и Абдулле стоило большого труда уменьшать градус её кипения. В то же время он, пользуясь удобным и неудобным случаем, подчеркивал правильность своего выбора исполнителя доминанты.
Это радовало — старый счёт городу оплачен, хотя беспокойство глубже и глубже проникало в сознание. Грань творческой свободы, так ярко блеснувшая в Ашхабаде, этот подарок свыше обещал обернуться лишь случаем на моём пути. Жизнь скоро, скорее, чем я думал, подтвердила мои сомнения. Оставалось положить конец мечтам и начинать отсчёт вниз.
Поиск выхода из тупика привел меня к решению, сопряжённому с непредсказуемым, без преувеличения говоря, гибельным риском. И этот риск я выбрал, решившись пройти полную программу выездных процедур кафкианского разлива. Только в декабре 1979 года вместе с семьёй я оказался очарованным странником в пространстве иной культуры. Прощание с Абдуллой, открывшим меня самому себе в новом качестве творца, было одним из горьких, тяжело лёгших на сердце событий моей жизни. Мы расставались, не надеясь на встречу.
Конструкта. 1974–1975. Сталь. ~20 × 11 × 9 м. Национальная библиотека, Ашхабад, Туркменистан
Благодаря библиотеке я получил опыт проектирования и реализации объектов для урбанизированной среды современного города. Моя художественная карьера на Западе началась с белого листа. И сейчас в этом листе можно увидеть длинный список городов центра континента, где живут родственники ашхабадской «Конструкты».
В заключение упомяну о недавней инициативе Венского центра архитектуры (AZ Wien), который, желая заполнить пустые страницы в истории зодчества ХХ века, совместно с рядом независимых кураторов Австрии и других стран, открыл сначала в Вене, а затем в Стамбуле (5 мая 2013 года) выставку. Выставка называлась «Советский модернизм 1955–1991 гг.». Доминантой для экспонирования на берегах Босфора выбрали фрагмент из проекта для Национальной библиотеки Туркменистана с моделью «Конструкты», реконструированной в масштабе 1:20, с приложением текстов, фото и киноматериалов той поры. В минуты открытия я как бы вновь увидел моего друга, мастера Абдуллу, в окружении замечательных людей, причастных к проекту «Ашхабадского Парфенона». Все были молоды, возбуждены и внимали вместе со мной звучащим в зале словам признания. Наша встреча всё-таки состоялась и, хочу верить, останется в памяти истории культуры нового времени.
- Поделиться ссылкой:
- Подписаться на рассылку
о новостях и событиях: