«Грамматика» и «поэзия» Лоры Футс

• Текст:
  20 ноября 2018
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Ваша манера письма визуально отсылает к живописным работам представителей немецкого экспрессионизма, но скорее это относится к используемой вами палитре красок. Лично у меня, на более тонком уровне, возникают параллели с такими испанскими живописцами, как Эль Греко, Хосе де Рибера и Франсиско Гойя. Кто из мастеров прошлого вам по-настоящему близок?

— Я выросла в небогатой семье, поэтому мне не поощряли карьеру в искусстве — было слишком рискованно действовать без денег и связей. Вместо этого я решила учить языки, поскольку думала, что это приблизит меня к культуре, а преодоление языкового барьера поможет сбежать из родного Бирмингема.

В школе я изучала каждый иностранный язык, который предлагался — французский, немецкий, испанский — и совершенствовала его до свободного разговорного уровня. Благодаря этому мне посчастливилось пожить во Франции и Германии, каждое лето я оставалась с новой семьей по обмену. Во время посещений испанских классов я узнала о старых и новых мастерах: Франсиско Гойе, Эль Греко, Веласкесе, Пикассо и Фриде Кало. Уроки французского познакомили с творчеством Делакруа, Жерико, Шардена и Ватто. Вероятно, именно иностранные языки вернули меня к искусству.

Воланд (в квартире №50)

Вы правы, немецкий экспрессионизм действительно сыграл важную роль в моем формировании как художника. Вообще, в процессе заимствования нет ничего революционного — Фрэнсис Бэкон много взял от испанских мастеров, Дэвид Хокни от французских. Если говорить о британцах, то они, на мой взгляд, несмотря на свою территориальную изолированность, не обладают должной уникальностью — даже Уильям Хогарт, «отец британского искусства», еще в XVIII веке заимствовал некоторые приемы у французов. Или взять режиссеров. Тарковский создал собственную магию, взяв что-то из живописи, кино и литературы со всего мира. Как говорил Пикассо: «Хорошие художники занимают, великие — крадут».

— Расскажите о становлении собственного стиля: с какого возраста вы начали заниматься живописью и графикой, всегда ли были сконцентрированы на этих техниках, и кто оказал на вас наибольшее влияние?

— Я начала рисовать, когда мне было всего полтора года, но интерес к живописи проснулся к 16-ти. Между этими периодами есть большой пробел. Рисунок особенно важен в процессе разработки навыков. Мне нравится думать, что рисование — это «грамматика», а живопись — «поэзия». В этом есть своя логика — ведь прежде, чем создавать высокое искусство, нужно выучить правила. Как я уже говорила, в старых мастерах меня особенно привлекает их выдающееся ремесло или «грамматика» с точки зрения технических способностей и видения. Сегодня все меньше внимания уделяется технике, в центре внимания концепция и «упаковка». Темп времени задает подобный вектор — все происходит быстро, меняется с высокой скоростью под властью моды. Очень жаль, что у многих произведений современных артистов отсутствует своя «грамматика» или «поэзия». Например, мне бы очень хотелось, чтобы моя мама, будучи далеким от искусства человеком, могла прийти в галерею и насладиться моей работой на чисто поверхностном, техническом уровне. Но я понимаю, что мне также нужен эксперт, который сможет увидеть и более глубокий уровень, отсылки к истории искусства, разглядеть саму «поэзию». Важно, чтобы искусство было более демократично по отношению к зрителю — каждый мог прочесть его полностью, а не выхватить фрагмент. Вот почему я всегда буду больше «изобразительным» художником.

Первое столкновение 

Моя принадлежность к пролетарской семье напрямую влияет на характер моего искусства — я прекрасно понимаю, что люди нашего социально-экономического фона часто чувствовали себя (и чувствуют до сих пор) исключенными из области понимания высокой культуры. Но я надеюсь, что смогу сохранить свои принципы и сделать работу современной, но одновременно с тем высоко техничной, доступной для широкой общественности. Искусство — это визуальный язык, поэтому я всегда буду развивать свой стиль таким образом, чтобы он помогал изображению разговаривать с людьми. Нарративное фигуративное искусство имеет плохую репутацию, потому что оно использовалось с целью пропаганды — взять, советские соцреалистические плакаты или картины, американские рекламные объявления 1950-х годов. Тем не менее, есть современные художники, использующие реалистичный стиль повествования, который мне нравится. Среди них Нео Раух и Роза Лой, которых я встретила во время пребывания в Нью-Йорке. Они оказали на меня огромное влияние. Магические реалистичные рассказы Адриан Гение также невероятны, работы Паулы Рего — очень важной художницы в этом преимущественно мужском мире искусства — также занимают большое место в моем сердце.

— Кто из современных художников вам импонирует сегодня? Следите ли вы за современной арт-сценой в принципе?

— Этот вопрос я задавала себе ранее: меня впечатляет предыдущее поколение, которое я до сих пор отношу к рынку современного искусства — это Нео Раух, Роза Лой, о которых я уже сказала, Герхард Рихтер, Ансельм Кифер, Тим Эйтель, а также Джонас Бургерт и Али Банисадр. Я чрезвычайно восхищаюсь их работами, но заметьте, как мало женщин-артистов, на которых можно ссылаться в широкомасштабном повествовательном искусстве. Это нужно менять.

Лора Футс с гостем выставки

Открытие выставки в Пушкинском доме

Я знаю очень талантливых сверстников, но я просто не могу поверить тем, кто следует модным тенденциям. Для меня всегда более предпочтительна дистанция между поколениями. Например, на Нео Рауха повлиял немецкий художник Макс Бекман (1884–1950), которого, в свою очередь, впечатлил французский живописец Эжен Делакруа (1798–1863), вдохновлявшийся в свое время Тицианом (1488–1576). И так далее. Технически меня вдохновляют мастера прошлого, но с точки зрения моей политической и творческой чувствительности современность во многом отталкивает. Однако я прекрасно понимаю, что невозможно отказываться от сегодняшнего дня, потому что все мы «эмоциональные губки» нашего времени. Важно сохранять стойкость и не быть обеспокоенным лишь модой и тенденциями, не путаться с тем, что «современно».

— Можете ли сказать, что ваше творчество выстраивается вокруг нескольких конкретных тем?

— На самом деле, всегда есть одна конкретная тема, который ты занимаешься в конкретный период. Например, сейчас это «Мастер и Маргарита». Но даже работая с этой серией я заостряю внимание на вечно актуальных для меня проблемах: классовое неравенство, болезни, гендерная политика, вопросы идентичности на локальном и глобальном уровнях. Например, лично для меня быть британцем означает уже с рождения быть одержимым классовой системой. Именно поэтому я постоянно чувствую давление со стороны жизненных обстоятельств, понимаю, что мне необходимо больше трудиться, быть более амбициозной, чем мои обеспеченные сверстники. Отсюда в моей работе вы увидите голод и динамику отношений между персонажами, потому что каждый персонаж, женщина или животное — это отражение меня. Я люблю и ненавижу свою британскую жизнь. Мне бесконечно не нравится то, что происходит в стране, не нравится чувствовать себя изолированной и отрезанной от нормальной жизни.

Бал Сатаны

Я все чаще наблюдаю попытки превратить гендерную политику в нерегулируемый, неустойчивый мир патриархального искусства. Для меня это настоящий вызов. Я всегда буду подписывать свои работы только фамилией, без имени — тогда люди не смогут сказать точно, кем я являюсь на самом деле — мужчиной или женщиной. 

В юном возрасте у меня диагностировали болезнь Крона, поэтому я, можно сказать, жила в больнице. Много операций, много морфина и анестетиков. На протяжении долгих лет у меня не было сил делать хоть что-то, я была вечно привязана к кровати. Отчасти это также объясняет мое увлечение языками — мне был просто необходим побег в другую реальность. В то время я много читала художественной литературы, смотрела фильмы российских, французских, немецких, испанских и итальянских режиссеров — тогда я суммировала все эти влияния и старалась создать что-то свое. Преломленные перспективы и масштабы в моих работах — все это размышления наедине с самой собой.

— Почему именно серия графики по «Мастеру и Маргарите» появляется в залах Пушкинского дома в Лондоне? В чем проявляется ваша связь с русской культурой?

— Впервые я познакомилась с романом «Мастер и Маргарита» находясь в больнице. Текст ожил с морфием и сюрреалистическими обстоятельствами в больничной среде. Я была настолько очарована шедевром Булгакова, что до сих пор прибегаю к темному волшебному реалистическому стилю. Этот роман не просто вдохновлял меня, но и развлекал во время самых мрачных переживаний.

Мне хотелось очаровать публику этой серией. Сейчас Великобритания переживает трудное время в плане выстраивания отношений с Европой и Россией. Мне было грустно наблюдать за всем происходящим, читать новости, и я подумала, что было бы интересно создать выставку, которая объединила бы русские и нерусские общины Лондона вместе, приурочив это к празднованию любимой классики. Я считаю, что Пушкинский дом — это лучшее место для ознакомления британцев с русской культурой, оно предлагает фантастическое множество событий.

Полет Маргариты (фрагмент)

Моя связь с Россией берет начало еще с детства. Когда мне было 16 лет, мой отец подарил мне старую кассету на русском. Он изучал русский в тяжелых условиях в Бирмингеме, но, к сожалению, так и не смог реализовать свою мечту и выучить язык, которым был так очарован. Я тоже хотела учить русский, но моя государственная школа не предлагала его. Мне пришлось брать ночные занятия в центре Брайсхауза (Brasshouse) в Бирмингеме, но к тому моменту моя болезнь начала прогрессировать и мне пришлось прекратить обучение. На самом деле, на время моя жизнь замкнулась из-за госпитализации. В больнице я читала много русских романов в английском переводе, но это, конечно, не тоже самое, что в оригинале. Надеюсь, эта выставка станет первым осознанным шагом навстречу России и в скором времени я доберусь до Москвы и Санкт-Петербурга, смогу посетить музеи и узнать больше о русском искусстве, культуре и языке.

— В анонсе выставки сказано, что во многом на вас повлияли иллюстрации к сказкам Ивана Билибина. На чем сказывается это влияние, кроме искусства?

— Иван Билибин — завораживающая фигура в русском искусстве. Я впервые познакомилась с его графикой, когда мне было 8 лет. После школы мама отводила меня и сестру в местную библиотеку, где она могла общаться с другими матерями, а мы играть и читать. В этой маленькой библиотеке хранилась лучшая коллекция детских книг в пригороде Бирмингема, именно там я наткнулся на детскую книгу сказок с волшебными иллюстрациями, переведенную на английский язык. Я всегда брала ее, чтобы снова и снова копировать рисунки мифических существ. Я понятия не имела, кто ее иллюстрировал, и только когда мне исполнилось 18, я увидела эту книгу в Оксфорде и узнала о творчестве Ивана Билибина. В детстве его работы были прекрасным ключом к миру грез. Ни в одной английской сказке не было ничего подобного по масштабу и исполнению. Будучи маленькой, я чувствовала, что эта книга произошла из другой культуры, далекой от Бирмингема, Великобритании и всего англоязычного мира. Билибин умеет передать загадочную русскую душу и очарование славянского фольклора. Он разработал уникальный русский стиль, но при этом был открыт для влияния со стороны немецких художников своего времени, японским гравюрам. И это еще раз доказывает, что влияние извне является действительно важным средством обнаружения и обогащения личной, национальной и художественной идентичности.

• Графика:Лора Футс