Дягилев из подполья

• Текст:Ульяна Яковлева
  17 февраля 2023
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Тамара Александровна, кто, по-вашему, Б.У.Кашкин для Екатеринбурга — как явление и как художник? Можно ли сказать, что его значение особым образом изменилось после смерти?

— Это интересный вопрос, периодически его задают люди, которые приходят к нам в музей. В моем понимании Б.У.Кашкин — художник в очень широком смысле слова, мне нравится называть его «Дягилевым из подполья». Он был великим креатором, куратором, отчасти менеджером, поэтом, фотографом, коллекционером. В общем, личностью ренессансного типа, только в масштабах андеграундной культуры. Если говорить о современной художественной ситуации, то я не могу сказать, что андеграунд исчез, думаю, он существует, оппозиция постепенно набирает обороты. Однако когда те советские порядки, которые непосредственно определяли вектор деятельности Б.У.Кашкина и его товарищей, были устранены, и вся их деятельность оказалась на поверхности, именно тогда выявился более широкий, я бы сказала, глобальный контекст творчества Малахина. 

Евгений Малахин (Б.У. Кашкин) и общество «Картинник» в Свердловском Дворце молодежи, архив А.Шабурова

Когда мы беседуем с иностранными посетителями, выясняется, что в каждой стране, в каждом регионе, городе есть свой старик Б.У.Кашкин — какой-нибудь неутомимый ниспровергатель всяческих канонов, традиций, человек, который будоражит и собирает всех вокруг. Безусловно, это его самое гениальное качество — умение создавать команды. Взять то же общество «Картинник», которое постоянно менялось и не имело утвержденного состава, жестких правил.

Поэтому я считаю, что его значение как творческой личности постоянно растет, дешифруется, в том числе благодаря тем, кто о нем рассказывает. Вышла замечательная хрестоматия жизни и творчества Евгения Малахина авторства Александра Шабурова, он же первым привез Б.У.Кашкина на московскую биеннале. Мы показывали его работы в петербургском музее неофициального искусства на Пушкинской, в музее наивного искусства в Москве, в Перми и даже в Нью-Йорке. И чем чаще мы это делаем, чем больше пишем о нем серьезно и глубоко, тем масштаб его личности проявляется все сильнее и отчетливее.

— Лично мне на вопрос «кто такой Б.У.Кашкин» чаще всего приходилось получать примерно такой ответ: инженер-энергетик по образованию, художник по призванию. Больше, чем в половине случаев, его называют взбалмошным, юродивым, странным. А как вы считаете, насколько была ощутимой граница между его образом и реальной жизнью?

— Честно говоря, я никогда не видела его в домашней обстановке: как он пришел домой, снял свой колпак, рубашку, переоделся в строгий костюм и пошел с женой в театр. Я знаю, что он был человеком очень образованным, начитанным, но я не думаю, что ему приходилось носить маску. Это был образ, который как бы исходил изнутри. Он ведь не случайно говорил: «Кто мы такие? Скоморохи или Скоромохи?» А ведь, если подумать, кто такие скоморохи в действительности? Это сложно назвать профессией, скорее определенным психологическим типом. Я думаю, что такая, довольно своеобразная форма выражения протеста против несвободы, скованности была характерна для Малахина всегда. Все-таки, он работал на большом предприятии, где было много ограничений. Представьте себе главного энергетика, очень серьезного и ответственного человека, который параллельно занимается авангардной фотографией, пишет стихи, отсылающие к традициям обэриутов и абсурдистской поэзии. Все это укладывалось внутри одного человека. Искусство — это образ жизни, оно всегда с тобой. Поэтому такая форма существования, как я думаю, для Б.У.Кашкина была вполне комфортна.

Евгений Малахин (Б.У. Кашкин) и общество «Картинник» на Плотинке, архив А.Шабурова

Я не была в его команде, а скорее наблюдала за всем происходящим со стороны — преподавала в университете, регулярно посещала выставки, общалась с молодыми художниками. Но я видела — то, что делал Б.У.Кашкин, приносило ему огромное удовольствие. Вся его жизнь была как один бесконечный творческий акт, процесс создания и пересоздания самого себя.

— Всегда ли Б.У.Кашкин работал в коллективе? Насколько для него было важно иметь близкий круг единомышленников? Или в начале творческого пути ему было комфортнее действовать самостоятельно?

— Как фотограф он, конечно, больше работал самостоятельно. Я знаю, что профессиональные фотографы относились к нему скорее отрицательно. Потому что его никогда не интересовала резкость, качество фотографии, он ходил с камерой, которая сама, почти произвольно выбирала материал для съемки, все эти эксперименты, которые он совершал с негативами и готовыми снимками. В этом плане он был настоящим индивидуалистом, и, что важно, ранние фотографии он подписывал своим именем. То есть пока он был Евгением Малахиным, для него было важно, что он Евгений Малахин. Но вместе с появлением «Картинника» возникают ироничные псевдонимы — К.К.Кашкин, а потом и Б.У.Кашкин. Индивидуальное начало уходит на второй план. 

Евгений Малахин (Б.У. Кашкин) и общество «Картинник», морально-шинковательная досочка «Если ты герла что надо — ты не пей не пей не надо», середина 1980-х гг.

Если ты приходил к нему в подвал, то ты не мог просто сидеть в стороне, без дела, тебе тут же что-нибудь перепоручали, давали задание. Ему нравилось, он умел это делать, и действовал как лидер, иногда как диктатор.

— Как вы уже сказали, Б.У.Кашкин начинал с фотографии — они очень прогрессивны и концептуальны для своего времени. При виде их сразу задаешься вопросом — благодаря чему было развито его чутье, на что он смотрел, чем вдохновлялся.

— Доподлинно мы не знаем. Но знаем точно, что он путешествовал за границу, бывал в Африке, на Кубе, и даже участвовал там в фотографических выставках. Очевидно, что он смотрел журналы «Чешское фото», «Современная архитектура», разные французские и немецкие издания, которые хранились в библиотеках, например, филиала ВНИИТЭ. Там была своя интеллектуальная среда, многие книги «ходили» из мастерской в мастерскую. Он был близок с разными художниками, но с кем именно — до конца не ясно, как и откуда у него были эти явные авангардные склонности. Я думаю, все дело в его насмотренности и начитанности. Абсурдистский стиль и обэриутские традиции в его поэзии чувствуются в каждом отдельном слове, вызывающем визуальные образы, а его книжки — это настоящие образцы визуальной поэзии.

Если я не ошибаюсь, Малахин был из семьи репрессированных. То есть его близость с культурой Серебряного века выстраивалась, можно сказать, на генетическом уровне, а скоморошье обличье было одной из форм маскировки. Кажется, он сам признавался, что милиция относилась к нему и его товарищам как к дурачкам, поэтому никакой агрессии со стороны не возникало.

Евгений Малахин (Б.У. Кашкин) и общество «Картинник», морально-шинковательная досочка «Давайте нищим помогать, друзья, ведь мы же люди!», середина 1980-х гг.

И эта работа еще предстоит — понять, на что и как он смотрел. Сейчас это сделать довольно сложно, потому его дворницкая не сохранилась, визуальный материал невозможно реконструировать, поэтому мы можем только предполагать.

— Я думаю, что его авангардность также проявляется в работе в разных жанрах и техниках, есть ощущение постоянного эксперимента, во многих своих работах он неузнаваем. Б.У.Кашкин занимался фотографией, иконопластикой, делал анитиалкогольные досочки, инсталляции, расписывал стены домов — и это далеко не все. Какие бы вы выделили темы, которые интересовали его на протяжении всего творческого пути?  

— Это хороший вопрос. Б.У.Кашкин был глубоким поэтом, а поэзия — она всегда существует вокруг вечных проблем. Я думаю, что для него это любовь, женщина и страсть, все это есть в его поэзии, фотокнигах и фотографиях. Жизнь, такая внутренняя, напряженная, очень драматическая, непростая, какое-то яростное чувство, с очень динамичным началом. Но он ни в коем случае не созерцатель, нет.

Евгений Малахин (Б.У. Кашкин) совместно с Екатериной Шолоховой, иконные рельефы середины 1980-х годов из собрания музея Б.У. Кашкина

А что касается авангарда и иконопластики — важно понимать, что авангард многих художников начинался именно с русской иконы. Иконопись и авангардная живопись — вещи очень сопрягаемые, ведь на искусство иконописи можно смотреть как на искусство формы, но формы значимой. В центре Вселенной Б.У.Кашкина всегда был человек, за это я его и ценю. Поэтому и все его искусство про человека — не важно, иконопластика это или эротические фотокниги.

— Как он общался с тем огромным потоком людей, которые постоянно приходили к нему в мастерскую?

— Он всегда всех помнил, в том числе психологические особенности каждого. Голодных студентов художественного училища или архитектурной академии он кормил — варил супы и заваривал травяной чай. То есть для молодых он был своеобразным дедушкой, который опекал и помогал в сложные моменты жизни. Теплая, очень душевная атмосфера, которая как раз рождалась внутри такого коллектива, хорошо чувствуется в его позднем творчестве. Я знаю, что у него бывали конфликты, но несмотря на это, в том, как он говорил про каждого, чувствовалось, что он идентифицировал любого гостя мастерской с какими-то конкретными занятиями.

Он ни с кем не конкурировал, это была достаточно маргинальная среда. Хотя, даже такие именитые свердловские художники, как Виталий Волович, Миша Брусиловский, Александр Алексеев-Скинкин неизменно относились к нему с интересом. Меня всегда удивляла его способность быть медиумом между низовой и профессиональной средами.

Евгений Малахин. Книга откровений сердца или одухотворения десяти окон и девяти дверей. 1978 г.

— Как много он выставлялся при жизни?

— У «Картинника» были выставки даже в Екатеринбургском музее изобразительных искусств. Но надо понимать, что это были коллективные выставки. Вряд ли у него были персональные экспозиции при жизни… Он посылал свои фотографии на разные международные конкурсы, выступал в качестве участника больших проектов. Как правило, он участвовал в выставках «Картинника» или устраивал перформансы. Все же большие персональные выставочные проекты делали мы, уже от лица музея.

— Насколько сложно атрибутировать его творчество? Коллекция формируется посредством работ, которые приносят его друзья, члены семьи. И нужно ли это делать?

— Определение точной датировки — такой цели мы перед собой не ставим, потому что зачастую это сделать просто невозможно. Многие работы Б.У.Кашкина, как правило, не подписаны, а если и есть какая-то подпись, то она не дает исчерпывающей информации. Безусловно, если есть возможность уточнить данные — мы это делаем. Есть Ярослав, сын Малахина, который помнит, как и что рисовал отец, есть внук Дмитрий, есть участники «Картинника». Все полученные сведения мы стараемся фиксировать, но точную атрибуцию в коллективном творчестве произвести нереально. Мы знаем, когда меняются техники, мотивы, стилистика. Безусловно, есть вещи более интересные, есть менее. Честно говоря, мне не очень нравится то, что Б.У.Кашкин делал уже в 2000-е. Хотя, как можно говорить о том, что наивное сделано плохо или хорошо?

Евгений Малахин. Экспериментальная фотография. 1970-е гг.

— А с чем, по-вашему, были связаны эти перемены?

— Думаю, в первую очередь со сменой круга общения. Ведь у каждого из «Картинников» своя судьба — кто-то поступил в университет, кто-то переехал в другой город. Все чаще стали появляться случайные люди, не имевшие никакой художественной подготовки, ведь те же «Картинники» изначально были студентами художественного училища. Ну и в 2000-е в целом наступает кризис, явление скоморошества сходит на нет.

Конечно, в силу здоровья он уже меньше хороводил. Зато его монументальное искусство — большие росписи на мусорных баках, стенах имели большое значение для развития культуры города — я считаю, что Б.У.Кашкин положил начало екатеринбургскому стрит-арту.

— Можете ли вы сказать, что у музея есть какая-то глобальная идея?

— Пожалуй, она заключается в том, чтобы сделать хороший, толковый каталог. И не только основной коллекции, но и того, что хранится у разных людей. Включить аналитические статьи, не только сами снимки работ. Сейчас многие знают Б.У.Кашкина на уровне забавных картинок, досочек, та же иконопластика практически никому неизвестна, его книги плохо введены в контекст. На мой взгляд, важно, чтобы Малахина воспринимали именно как художника, как поэта. Мне кажется, это должно быть сделано нами в ближайшее время. 

• Фото:Виталий Пустовалов