«Нужно рисковать и воспитывать»

• Текст:Михаил Волокитин
  18 июня 2021
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— После работы над десятками проектов в Екатеринбурге чувствуете ли вы, что повлияли на городской дизайн-код? 

— По ресторанам и кафе действительно можно понять, на какой стадии развития находится город, увидеть общий уровень эстетики и распознать отношение жителей к новым тенденциям. Так, за последние несколько лет уровень екатеринбургских заведений вырос, и этот период как раз совпал с нашей работой. В Екатеринбурге есть крутые ребята, которые позволяют делать проекты, ничуть не уступающие столице по качеству, правда, со своими визуальными особенностями. Мы живем в месте с суровым климатом и поэтому не можем постоянно находиться в супер лаконичных и минималистичных пространствах. Из-за того, что у нас серая зима, холод и конструктивизм, нам хочется чего-то теплого и уютного, мелочей и красок. Также в Екатеринбурге нет такого количества классицистических памятников, как, например, в Питере, где весь город в вензелях и украшениях, поэтому у нас большим спросом пользуются именно фактурные пространства. Если это не магазин, куда ты зашел и вышел, а место, в котором ты находишься минимум час, то в нашем городе оно, скорее всего, должно быть очень уютным и многослойным: с большим количеством света, фактур, текстур, какого-то разнообразия. Все это близко моему собственному ощущению интерьера, поэтому мы и сформировались как бюро, которое лихо справляется со всеми яркими элементами, формирует их гармонично и не переходит в китч. Получается, что и локация, и желания потребителей сходятся с тем, что мы хотим транслировать.  

— Как это сочетается с работами других уральских дизайнеров? Местное профессиональное сообщество однородно во взглядах на развитие города? 

— Скорее нет, чем да. Прежде всего нужно разделять проектирование коммерческих объектов и жилых. Коммерческие ― обязательно про потребителя, массовость и желание понравиться определенной группе. Я всегда понимала, что важно сделать такую картинку, которую можно было бы продать. Но у нас в городе много архитекторов и дизайнеров, которые создают нечто другое. Мне часто нравятся такие проекты. Например, у бюро «Ячейка» весь подход как раз в минимализме и конструктивизме. Однако с коммерческими объектами это может сыграть плохую шутку. Нам нужно считывать своего заказчика, понимать, что именно предлагает определенный продукт. Мы меньше создаем себя и больше пытаемся углубиться в те вещи, которые визуально представляем. Иными словами, в Екатеринбурге разные ребята делают разные вещи. Что-то мне нравится, что-то нет, но я не могу сказать, что у всех нас есть какой-то общий посыл, что мы делаем все одинаково. 

— А обязательно ли жить в городе, над пространством которого ведется работа? 

— Мы вели проекты в Твери, Уфе, Перми, в других городах, и я часто ловила себя на мысли, что для того, чтобы хорошо понять потребителя, нужно находиться в одном пространстве вместе с ним. Если ты из Перми, например, то понимаешь, кто там живет, знаешь, чего городу не хватает. Но жизнь в среде — всего лишь один из плюсов: работать можно по-разному. Сейчас, во-первых, есть колоссальные возможности для удаленных проектов, а, во-вторых, можно же просто приехать и пожить там какое-то время. Это хорошо для исследования пространства, на которое мы тратим очень много времени: делаем несколько мудбордов, пишем тексты, создаем презентации. Естественно, если находиться там, где ведется проект, то искать уникальные знания, которых нет, например, в Википедии — проще. Но итоговый результат в любом случае зависит от того, насколько у вас качественный диалог с заказчиком. У нас есть проект в Твери, куда мы съездили два раза на авторский надзор, и сейчас ведем все в режиме онлайн: выбираем элементы, согласовываем по фото и видео — все происходит качественно, благодаря ответственному заказчику. В это же время на другом объекте, который под боком, мы появляемся каждый день, но результат хуже, потому что нет такого контроля со стороны заказчика и нет стыковки. 

— Всегда ли сами жители готовы к тем проектам, которые вы делаете?  

— Мы сталкивались с таким, когда работали в Уфе. Выдали заказчику определенный уровень, а нам сказали, что потребитель не готов и нужно делать что-то из нулевых. Тут, конечно, можно подыгрывать, что понятно с точки зрения бизнеса, но для меня важно давать эстетическое образование гостям, если это возможно. В таких ситуациях лучше искать компромисс: договариваться, не пестрить, делать аккуратнее. Это снова про собственную амбициозность и ее адаптацию под потребителя. В любом случае, для развития любого города и повышения уровня эстетики иногда приходится делать что-то на данный момент непонятное массовому гостю. Тогда постепенно планка будет подниматься. Мне нравится такой принцип работы. Сейчас для Перми мы делаем уже третий проект и работаем над визуалом, которого до нас там не было. Очень важно тратить время на проекты, которые лучше, а не хуже. Иначе не будет и собственного развития. Поэтому нужно рисковать и воспитывать. Если это не очень понятно самим заказчикам, то тут сложнее: хочется поставить фильтр от таких предпринимателей — либо вы с нами соглашаетесь, либо нет. Мы или идем вместе и хотим каких-то инноваций, или не сходимся, потому что с такими разными желаниями у нас никак не получится сосуществовать. 

— Скольким рестораторам в итоге вы отказали?

— Я не знаю точную цифру, но за последний год она увеличилась. Это не про то, что заказчикам нужно постараться, чтобы попасть к нам, а про то, сойдемся мы или нет. За последнее время мы отказали нескольким крупным компаниям, которые могли дать хорошие финансы, но нам, как минимум, тяжело было бы работать вместе на протяжении полугода, поэтому мы не согласились. Для меня важно, чтобы заказчик доверял мне, понимал, что я специалист. Так что если все будет не по любви, а в борьбе, я просто не вижу смысла: есть другие дизайнеры, они могут дать то, что нужно. Того же мнения и люди из моей команды. Нам всем важно делать интересные и крутые проекты. К тому же возможность отказываться у нас была не всегда и сейчас уже не хочется повторять старый критический опыт. 

— Здорово, что сейчас есть такая возможность. А расскажите подробнее, с чего все начиналось. 

— Я отучилась на архитектора в Уральской государственной архитектурно-художественной академии (сейчас университет — прим. ред.) и пошла в магистратуру на кафедру теории архитектуры и профессиональных коммуникаций. Там писала научные статьи и параллельно работала дизайнером — за небольшую плату, например, оформляла интерьер сноубордического магазина друзей. Было несколько дизайн-студий, в которых я работала. Потом меня взяли архитектором в рядовое бюро проектировать малоэтажные дома — сейчас даже не помню как оно называлось — и я делала типовые проекты из одного и того же материала и также продолжала заниматься дизайном. А однажды, выходя из архитектурной студии, я встретила бывших одногруппников. Мы выпили кофе, обсудили, чем занимаемся, и на следующий день ребята сказали, что ищут партнера для коммерческих проектов. Я ушла из бюро по проектированию домов и стала работать с ними. Там как раз начался проект с рестораном «Рататуй» на Малышева, потом мы сделали первый значимый проект — ресторан «26/28». Вообще, для человека, занимающегося жилыми объектами, в ресторанный бизнес пройти сложно, потому что у него отдельная специфика. А я, получается, вот так случайно оказалась в нем в 2015 году. Потом наша дорога с ребятами тоже разошлась: у нас были и общие проекты, и параллельные, которые мы делали отдельно. Поэтому через два года я почувствовала, что общности нет, и в 2017 году открыла собственное бюро, сняла офис на Малышева, и мы с командой до сих пор тут находимся. 

— Как вы собирали нынешнюю команду, как распределяли обязанности? 

— Сейчас в моем бюро — я и еще три девушки-дизайнера. По распределению обязанностей — у нас все универсальны. Мои сотрудницы занимаются и рабочими чертежами, и подбором. У нас, например, нет человека, который все время сидит на объекте и не может ничего сказать про концепцию, — у всех равные права. Единственное, если проект большой, то мы можем поделить задачи: кто-то будет заниматься чертежами, кто-то визуализацией. Но в любой момент все готовы подхватить чью-либо задачу, потому что так комфортнее. Я сама была универсалом, который может делать все, — теперь таким же образом мне проще давать задания. Даже если кто-то не участвует в проекте, мы все равно можем сесть вместе и обсуждать, консультироваться с человеком со стороны, который может дать оценку. Это очень важно и я сразу всем сотрудникам говорила, что если вы сюда пришли, то говорите, придумывайте вместе с нами. На этапе разработки концепции, к примеру, каждый выстраивает свое видение, мы это обсуждаем, защищаем друг перед другом. Есть, конечно, момент моего финального слова, но для меня важная ценность заключается в причастности людей к каждому этапу проекта. При этом мне всегда хочется и самой участвовать во всех стадиях, поэтому у меня нет цели отдать кому-то объект и не следить за тем, что там происходит. Я не хочу исполнять обязанность директора, который чуть-чуть что-то курирует, — мне важно участвовать со всеми наравне. Сейчас, конечно, из-за того, что у нас много объектов, я не делаю рабочие чертежи и визуализацию. Вместо этого появилось больше организационных вопросов, и их приходится решать мне: есть люди, за которых я отвечаю, которым плачу зарплату. Но в любом случае курирование проектов, творческий надзор, разработка концепции и исследование пространства остаются на мне, как и организация планировочных решений. 

— Каких специалистов вам сейчас не хватает? В Facebook, например, вы писали, что нужен керамист для создания абажуров. Часто ли вы ищите отдельные кадры, и реально ли собрать максимально самодостаточную команду, чтобы ни от кого не зависеть?    

— Уникальных специалистов мы ищем для каждого проекта, потому что точечные задачи есть всегда, но их выполняют подрядчики: изготавливают что-то и уходят. Есть у нас и керамисты, и декораторы, и столяры. Впрочем, я не вижу их постоянного присутствия в своем штате: достаточно того, что они подключаются на время установки уникальных вещей. Мы постоянно разрабатываем особые столы, диваны, светильники, декоративные элементы. Однажды нам пришлось делать чертежи кита, бус и артишоков. Человеку со стороны это могло показаться странным, но такова особенность нашего бюро: уникальность в каждом проекте. Поэтому, учитывая разнообразный спектр идей, для их реализации невозможно найти одного человека. Нет такого специалиста, который мог бы делать все: от китов до артишоков. Однако лично у меня есть, наверное, потребность в человеке, который помогал бы с решением организационных вопросов, с тем, как вести бизнес, распоряжаться финансами. 

— Расскажите об исследовании пространства, которое вы проводите перед созданием концепции. Что в него входит? 

— У нас есть типовый бриф, который мы отправляем нашим заказчикам. Если раньше я высылала его после того, как мы уже заключили договор и начали работу, то теперь заполнение брифа — обязательное условие перед сотрудничеством. Только так мы понимаем погружение заказчика в проект и его желания. Сама анкета живет своей жизнью — где-то увеличивается в масштабах, а где-то сокращается. Там есть несколько блоков, которые описывают сам продукт, часть — потребителя, а другая ― пространство с точки зрения визуала и техники. У ресторанов есть своя особенность по формированию зоны технологий. Нам важно понять, какие технологические процессы происходят, потому что зачастую от них мы формируем объем помещения или даже концепцию интерьера. Если человек написал, что у него, предположим, есть уникальная печь, об этом обязательно нужно рассказывать. Таким образом, кстати, родилась идея с хот-пот столами во время нашего последнего проекта во Vietmon, где мы сделали специальные индукционные плиты, на которых гостям самим можно готовить. В других случаях концепция может родиться из портрета потребителя, уникального объема помещения или самого места, как это было с верандой ресторана «Донна Оливия» в Дендрологическом парке. В этом проекте территория Дендропарка с большим количеством теплиц органично соединилась с идеей того, что у реальной итальянской женщины Донны Оливии на заднем дворе тоже могла быть своя теплица. В итоге в виде нее мы и сделали летнюю веранду. 

В общем, создание концепции всегда происходит по-разному, но постоянно начиная с исследования. Кроме того, опрос — это и процесс познания самого заказчика: с его помощью мы понимаем, с кем предстоит работать. Когда человек заполняет только три пункта среди огромного количества, то нам ясно: либо придется брать ответственность на себя, либо, скорее всего, расходиться. А после того, как бриф хорошо заполнен, мы берем паузу, отдельно его читаем, можем что-то обсуждать. Далее мы делаем такой inspiration board, куда выносим вещи из анкеты, показавшиеся нам вдохновляющими. Там могут быть даже ассоциации, как, например, картины Босха или улицы Японии. Из того, что получилось на первой доске, мы составляем вторую с отдельными настроениями интерьера, а уже после этого формируем столы, полы, стены. Получается процесс формообразования из образов, которые мы обсуждаем. 

— Насколько подвижным может быть ресторанный интерьер в итоге? И нужно ли его таковым делать? 

— В ресторане сложно что-то менять, потому что в отличие от квартиры, для изменения его интерьера нужно будет закрыться. Несколько лет назад в России рестораны вообще открывались только на пять лет. Потом их актуальность падала, они теряли визуальную значимость и переставали быть интересными. Сейчас все, конечно, по-другому. Уже не нужно все ломать и строить заново, покупая новые пластиковые стулья. Также есть тенденции в сторону гибкости. Например, спустя год после открытия ресторана «Горожане» заказчик понял, что хочет увеличить посадку. Мы встретились, обсудили, как это можно сделать без больших затрат и изменений, поэтому, возможно, в дальнейшем там случится обновление. Наверное, хорошо, когда есть такая возможность трансформировать пространство без потерь и создавать интерьер на долгий срок. Так постепенно можно что-то улучшать и менять. Но глобально переделывать интерьеры ресторанов — всегда очень сложно. Это не квартира. Гостям нельзя сказать: «Извините, мы закрываемся на два дня» — это неклиенториентированно. 

— А эстетическая составляющая ресторана не стала менее важной после пандемии? Кажется, что походу в ресторан многие стали предпочитать доставку.   

— У меня нет такого ощущения. Мы, конечно, поняли, что можно дома хорошо проводить время, но мы все социальные животные и нам нужно быть в социуме. Необязательно даже общаться с людьми за соседними столиками, но присутствовать в пространстве вместе с ними — важно. К тому же, когда заведения только стали открываться, гости сразу же начали туда ходить, потому что соскучились. И сама эстетика никогда не потеряет свою актуальность. Наоборот, сейчас она становится важнее. Если я, к примеру, раньше для понимания рынка перманентно ходила во все новые заведения вне зависимости от качества, то сейчас стала очень разборчивой. Мне важна атмосфера, качественный визуал и, конечно, сам сервис.