Недоступная архитектура или проект-мечта

• Текст:Владимир Белоголовский
  1 июля 2023
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Среди самых разных начинаний Тайгермана нельзя не отметить особо его лидерство в знаменитой Чикагской семерке, группе молодых архитекторов, которые в семидесятые и восьмидесятые протестовали против доминирующих тогда идей и сумели изменить направление архитектуры в Чикаго. Именно Тайгерману удалось освободить Чикаго от повсеместного подражания стилям Миса и «Скидмор, Оуингс энд Мэррилл». С 1985 по 1993 год Тайгерман возглавлял архитектурную школу Иллинойсского университета в Чикаго, а в 1994 году основал школу ARCHEWORKS с Евой Маддокс, фокусируясь на социально ориентированном дизайне. Тайгерман — успешный автор многих книг, он представлял Соединенные Штаты на венецианских биеннале в 1976 и 1980 годах.

Господин Тайгерман пригласил меня в свой офис в центре Чикаго. Во время короткой, но насыщенной встречи мы вспоминали его друга Джона Хейдука, который умер в 2000 году, будучи деканом нью-йоркского института Купер Юнион в течение двадцати пяти лет. Мы беседовали о чувстве одиночества человека в современных городах, о Поле Рудольфе и об иронии в архитектуре.

— На вашем сайте сказано, что вы считаете своей миссией создавать современную и подлинно американскую архитектуру, характерную для своего времени и места. Объясните, что вы имеете в виду под подлинно американской архитектурой?

— Америка — гибридное место. Это не наш дом, если, конечно же, вы не индеец. К примеру, вы с Украины, а родители моих родителей приехали сюда из Венгрии. Все откуда-то из других мест. Поэтому вы автоматически здесь отчуждены. Я написал книгу, которая так и называется «Архитектура в изгнании».

— Вы не считаете, что существует именно американская архитектура, которая здесь зародилась?

— Не существует отчетливо американских архитектурных символов; технологии — да, это как раз то, что так хорошо осознал Мис. Но символы нужно искать в других местах. К примеру, постмодернизм был американским течением, потому что нам свойственна гибридность. Ведь постмодернизм — это гибридное направление. Он не аутентичен.

Boardwalk Apartments. Чикаго, Иллинойс, 1974

— В Йеле вы учились у Поля Рудольфа. Вы заметили однажды, каким замечательным он был преподавателем. В чем вы видите его главный урок для вас?

— Он был очень сильным, целеустремленным и трудным человеком. Вы даже не можете себе представить, каким он был трудным. Лишь в мое время один студент покончил с собой и многие оказались на кушетках у психиатров. Он был жестким. Но он был великолепным преподавателем, и он требовал от нас, своих студентов, не больше, чем от себя самого. Он был настоящим кумиром для подражания. Когда он чего-то требовал, это было не больше того, что он делал сам. За неделю он требовал от вас все сечения, перспективы, макеты в крупном и мелком масштабе… Но это то, что и он сам делал. Я работал у него и почти всегда до утра. Но я видел его в работе, и он работал так же много и еще больше, чем мы.

— Так в чем же заключается его урок для вас? Вы намекаете на то, что вы тоже трудный и жесткий?

— Именно так. И Джон Хейдук был таким. Архитектура — это очень непростое занятие. Брюс Грэм, бывший партнер компании «Скидмор, Оуингс энд Мэррилл», сказал мне однажды: «Архитектура не для слабаков». Под этим он имел в виду, что вам необходимо быль сильным, чтобы что-то реализовать. Я был сегодня на встрече, где буквально каждый пытался помешать мне, как только мог. Почему? Потому что я пытаюсь построить то, чего никто до меня не строил. И всегда возникает сопротивление. Это естественная инерция. Попробуйте построить даже крошечный коттедж в диком лесу, и все защитники окружающей среды восстанут против вас, потому что вы хотите сделать то, чего никто не ожидал. Поэтому создание чего-то нового требует очень больших усилий и твердости духа.

— Можете ли вы привести примеры подобных собственных проектов.

— Прежде чем говорить о моих проектах, хочу вспомнить, как Джон Энтенза, основатель журнала «Искусство и архитектура» и директор Graham Foundation, однажды представил публике Миса. Он сказал: «Дамы и господа, я хочу представить вам человека, который сумел своей волей превратить здания в реальность».

Представьте себе, в 1948 году в Чикаго (тогда еще очень провинциальном городе), бывший исследователь Талмуда, подавшийся в девелоперы, еврей по имени Герберт Гринвальд и Мис ван дер Роэ, немец, практически не говорящий по-английски, обращаются к банкиру за финансированием двух жилых башен 860 и 880 Лэйк Шор Драйв. Банкир смотрит на чертеж Миса и спрашивает: «А где здание? Все, что я вижу, — это конструкции. Здание где?». Представьте, какая понадобилась для реализации этого проекта огромная воля, сила, мужество, вера, называйте, как хотите! Поэтому архитектура — это для сильных. Все стоят на вашем пути — заказчики, девелоперы, инженеры… Хейдук сказал так: «Чем в большей степени законченное здание отражает первоначальный замысел, тем оно лучше». Но добиться этого очень сложно, потому что здания непрерывно подвергаются атакам со всех сторон и в этих сражениях они часто теряют свое поэтическое начало, не так ли?

Lakeside Residence. Лэйксайд, Мичиган, 1984

— Среди ваших собственных проектов что вам удалось сделать, чего раньше не было?

— Ироничные здания. Здания с чувством иронии.

— Почему вы думаете, что для архитектуры важна ирония?

— Одна из задач архитектора — доставить удовольствие людям. Часть удовольствия — это юмор. И если мне удалось хоть что-то в архитектуре, то, возможно, меня будут помнить именно за это.

— Какой из созданных вами проектов лучше всего выражает иронию?

— Следующий проект будет лучшим.

— А если серьезно?

— Хейдук написал в послесловии к моей книге, что для того чтобы считаться хорошим архитектором, нужно создать хотя бы одно здание, излучающее ауру. Это его слова, не мои. Он чувствовал, что я создал несколько зданий, которые отличаются этим качеством. Амбар/дом в Лягушечьей низине в Мичигане и мой собственный дом в Лейксайде, Мичиган — два таких объекта. Есть некое качество в моей архитектуре, которое Джон понимал.

— Вы помните его слова?

— Я хотел бы вам их процитировать, но я не удержал их в голове… Они здесь… Почему бы вам не прочесть его текст в моей книге «Архитектура в изгнании»?

— «Этот парень просто сумасшедший…». Это он о вас?

— О ком же еще?! Но вы читайте дальше.

— «Подмечено, что архитектурный план — это горизонтальное сечение архитектуры… Планы описывают архитектуру в состоянии сна. Планы — это спящая архитектура, а в экстремальных случаях — это архитектура мертвая. План показывает смерть души архитектуры. Это рентгеновский снимок души. План возвращает архитектуру в состояние вечности…». Сильно сказано.

Hickory Buisness Furniture, 1998

— Читайте дальше — где он говорит об ауре.

— «Меня влечет архитектура, которая излучает ауру. Аура — это атмосфера, которую трудно определить, но как бы редко она ни возникала, мы всегда ощущаем ее присутствие в архитектуре, искусстве, личности, которые ее излучают… Стенли Тайгерман — американский архитектор, но не в изгнании, а у себя дома. Черный амбар в Лягушечьей низине с белыми лебедями, скользящими по поверхности угрюмого водоема, подобно звукам органной музыки излучает ауру античности на просторах американского ландшафта… Чтобы иметь право называться настоящим архитектором, нужно создать хотя бы одно сооружение, которое излучает ауру. Стенли — настоящий архитектор».

— Вы знаете, Хейдук был моим профессором в Купере, и я должен признаться, что он сам как личность обладал аурой. Я помню, как он вошел в комнату, где были развешены студенческие работы. Он был буквально потрясен увиденным и стал поэтически описывать представшие перед ним работы так, как он их видел и чувствовал. Все затаили дыхание и пребывали в полном остолбенении. А потом он замолчал и вышел. И вы знаете, было ощущение, будто аура последовала за ним, а проекты, оставшиеся в комнате, перестали казаться какими-то особенными.

— Вы сказали как-то: «Архитектор формирует свою эпоху, а не отражает ее». Что вы имели в виду?

— Мис сказал: «Архитектура — это воля эпохи». С другой стороны, архитектор часто говорит заказчику или обществу: «Пойдемте в эту сторону — я покажу вам лучший путь». Поэтому иногда архитектура отражает общество, а иногда она ведет его. Архитекторы разрываются между этими путями.

— Одним из ваших преподавателей был Луис Кан. Каким был тот опыт?

— Я не покупал то, что он говорил, потому что он был мистиком. Он говорил иносказательно и аллегорично. Он всегда задавал вопросы и сам же на них отвечал: «Чем хочет стать кирпич? Кирпич хочет стать аркой». Я не верил ему, потому что архитекторы должны брать на себя ответственность разъяснять, учить и указывать другим на процесс, не так ли? Он был очень поэтичен в своих рассуждениях, но не указывал, как за ним должны следовать другие.

— В 1976 году вы основали постмодернистскую группу «Чикаго семь». Какие вы тогда ставили задачи и каково основное наследие этой группы?

— Вы должны представить то время. Мис умер в 1969 году, и его последователи полностью доминировали в Чикаго. Все современные здания строились так, как он бы их строил, — с экспрессивно подчеркнутой структурной сеткой. Для всего остального просто не было места. Для таких людей, как я, которые не хотели следовать традициям Миса буквально, не оставалось места. Поэтому мы издали книгу о самых разных архитекторах в Чикаго и организовали выставку, которая дебютировала в Нью-Йорке, в Купер Юнион благодаря Хейдуку. Затем эта выставка прошла в Чикаго. В отличие от группы «Нью-Йорк пять», которых условно называли «белыми», или от их идеологических противников, которых, в свою очередь, называли «серыми», мы не были едины. Мы работали в самых разных направлениях. Мы даже не были близкими друзьями. Но мы хотели открыть город, потому что для нас он был закрыт. Мы хотели открыть его для последующих поколений.

Chicago Residence. Чикаго, 2015

— Вы принимали участие в выставке «Настоящее в прошлом» во время Венецианской биеннале 1980-го года, которую курировал известный итальянский архитектор и историк Паоло Портогези. Чем для вас была та выставка?

— Это была катастрофа. Есть старая поговорка: «Тот, кто шагает по чужим следам, не оставляет собственных». Там произошло возрождение прошлого. Речь о классицизме. Моей задачей было экспериментировать с гибридизацией архитектуры, что так естественно для Америки. Но движение в сторону классицизма — это настоящая катастрофа, потому что ничего нового это не несет, и это большая проблема. Мой собственный проект был театральным. Это был фасад с занавесом, за которым располагались мои проекты. Я тогда жил в Американской академии в Риме. И моей главной темой была ирония — театр абсурда.

— Вы хотите сказать, что произошел раскол внутри постмодернизма на тех, кто был более буквален и следовал классической модели, и тех, кто экспериментировал и был более изобретательным и свободным в своих формах и иконографии? А сегодня вы все еще причисляете себя к постмодернистам?

— Прежде всего я — американский архитектор. Я — гибрид. И я всегда воспринимал архитектуру как гибридное искусство. Я никогда не воспринимал ее как модернистскую или классическую.

— Расскажите о каком-нибудь проекте, над которым вы работаете сегодня.

— Мой заказчик поручил мне потрясающий проект. В 1958 году, незадолго до смерти, Фрэнк Ллойд Райт спроектировал коттедж для почтальона площадью всего 80 квадратных метров в лесу над озером в Висконсине. Заказчик покончил жизнь самоубийством и не оставил наследников. Коттедж был построен и за многие годы пришел в запустение и превратился в руины. В девяностые годы богатая женщина, проплывая на лодке по этому озеру, заметила коттедж. Он так ей приглянулся, что она купила его, а отреставрировав, передала в Национальный трест по сохранению исторического наследия. Четыре недели назад ко мне пришел заказчик, рассказал эту историю и говорит: «Я хочу, чтобы вы спроектировали идеальный коттедж площадью 80 квадратных метров, каким вы его видите». Когда коттедж построят, он передаст его в Национальный трест по сохранению исторического наследия. Вот такой проект-мечта. В самом центре этого коттеджа разместится дворик, окруженный со всех сторон стеклянной стеной. Он будет недоступен даже для уборки и ремонта, абсолютно естественный фрагмент дикой природы.

Интервью было опубликовано в журнале Тatlin news 4|70|2012