Накануне чего-то нового

• Текст:Ульяна Яковлева
  21 марта 2018
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— В тексте, описывающем вашу выставку в Пушкинском доме, буквально несколько слов отведено выбору ее названия. Сказано, что название «Накануне» напрямую связано с романом Ивана Тургенева, который воспринимался особым образом интеллигенцией XIX века. Но интересна сама история этого выбора, были ли какие-то иные варианты? Выставка объединяет несколько серий ваших работ, созданных в разное время?

— Название было придумано практически мгновенно. В моей практике всегда так — название приходит, и понятно, что может быть только оно. При подготовке выставки я не перечитывала «Накануне» Тургенева, достаточно того, что атмосфера выставки рифмуется с атмосферой романа. Я хотела создать ощущение тревоги и напряжения, зарождение чего-то нового.

Да, в зале с фресками использованы видоизмененные композиции из моих разных серий. Их объединяет снег. Мне всегда нравилось его изображать — он съедает части предметов и персонажей и, если они будут бездействовать, снег сотрёт их до белого листа, белой стены. Тревожные сюжеты, такие, как столкновение либералов и работяг в лагере дальнобойщиков или препирательство жителей пятиэтажки о программе реновации, отделены друг от друга более спокойными — например, как пауза дан заснеженный, почти безлюдный пейзаж Москвы.

На выставке три этажа. Помимо зала с фресками, есть затемнённый зал, где карусельный проектор щёлкает и пролистывает слайды с рисунками и текстами из «Хроники сопротивления». А в библиотеке выставлены оригиналы из репортажей, в которых действуют не герои, а героини, такая галерея женских портретов.

— На мой взгляд, ваши работы, фиксирующие острые социальные и политические события, ваша репортажная графика, чувствует себя и воспринимается несколько иначе, находясь в строгих интерьерах Пушкинского дома. Не считаете ли вы, что новый контекст, внутри которого демонстрируются работы, определяет новые грани их содержания?

— Мне кажется, интерьер Пушкинского Дома нельзя назвать строгим. Это особняк с камином, огромными люстрами, старинными креслами, пурпурными бархатными дорожками на лестнице. Фрески вписаны в лепные рамы на стенах.

Экспозиция в Пушкинском Доме

Сильно увеличенные и видоизменённые композиции из графических репортажей в любом интерьере будут смотреться не как рисунки в книге. Но зал Пушкинского Дома кажется мне наилучшим пространством для моего замысла, лучше, чем, например, индустриальное пространство бывшей фабрики или белый куб галереи. 

Рамы, люстры, резные перила и даже пианино подыгрывают тому поэтическому настроению, которое мы хотели создать с куратором Еленой Зайцевой. И первый раз на этой выставке рядом с фреской появились и мои белые стихи.

— Не кажется ли вам, что выставочная география влияет на восприятие работ — вами лично, зрителями? Имеет ли значение, например, что выставка «Накануне» сейчас проходит именно в Лондоне?

— Безусловно, в Москве выставка воспринималась бы по-другому. Зрителям трудно было бы смотреть отстраненно, возможно, они узнали бы себя в таких персонажах, как участники протестных демонстраций или жители хрущёвок, подлежащих сносу. Возможно, они бы спорили, критиковали, давали советы, что ещё и как надо нарисовать.

Виктория Ломаско. Из серии «Женское». 2012

Виктория Ломаско. Из серии «Магазин "Продукты"». 2013

В Берлине аудитория обычно больше интересуется политическими сюжетами, чем пластикой, а в Париже, скорее всего, работу воспринимали бы только как пластическое высказывание. Мне очень понравились зрители в Лондоне, которые интересовались и формой, и содержанием, активно комментировали работы.

— Выставка открылась 8 марта, часть представленных работ посвящена гендерной и феминистской темам — кажется, в этом есть прямая параллель. Насколько важно для вас было выстроить такую линию?

— Конечно, когда мы поняли, что открытие попадает на 8 марта, захотелось побольше включить в экспозицию рисунков на гендерную тематику. И хотелось, чтобы все три пространства друг от друга сильно отличались: поэтический зал с фресками о непонятном будущем России, зал со слайд-показом про конкретный протест, библиотека с галерей небольших по формату женских портретов.

— Насколько значимой для вас является оценка искусствоведов, насколько она необходима для вас в принципе? К примеру, когда ваши графические работы сопоставляют с репортажными рисунками первых десятилетий XX века?

— Как и большинство художников, я нуждаюсь в отзыве извне на свои работы. 

И если отзыв — ясный и глубокий текст о моих работах, это большая радость. Повод подумать новые мысли, увидеть новые перспективы.

Мне очень важны разговоры об искусстве с моей подругой искусствоведом Надей Плунгян. Надя сама рисует, поэтому говорит не на языке сухих теорий, а практически — о композиции, колорите, технике… обо всех составляющих пластического решения. Я так люблю Надю, что даже дала ей порисовать на своей фреске «Дочь художника-оформителя» в Манчестере. Вот таким должен быть искусствовед — друг художника.

Виктория Ломаско с директором Пушкинского дома Клементин Сесиль на открытии персональной выставки в Пушкинском Доме  

Что касается сравнения моих работ с репортажной графикой начала XX века, то я сама его придумала и активно использую. Потом и журналисты стали повторять — легко же писать, когда уже какой-то тезис сформулирован. Одно время я сильно увлекалась репортажными военными, концлагерными и революционными альбомами. Собрала подборку текстов и изображений по этой теме, но написать статью не доходят руки. Пока же я просто включаю собранный материал в свои лекции и воркшопы.

— Часто ли вам приходилось сталкиваться с ситуацией, когда социальные и психологические образы, события, представленные в вашей авторской манере, считываются как радикальное видение, отталкивающее зрителей от заложенного посыла, переворачивающее ваши идеи?

— Никогда с таким не сталкивалась. Иногда герои графических репортажей жалуются, что я нарисовала их непохожими или страшненькими. Часто зрители, особенно в России, предпочли бы более детальный и классический стиль. Мой стиль иногда характеризуют, как условный, упрощённый, но радикальным и отталкивающим никогда не называли.

Виктория Ломаско. Из книги “Other Russias”

— Возникало ли у вас когда-нибудь желание отойти от графического исполнения?

Новые формы для себя ищу во фресках, например, довольно монументальную и цветную фреску «Дочь художника-оформителя» трудно назвать графикой. А вот живопись на холстах никогда меня не интересовала. Слишком это медиа привязано к галерейному и музейному формату, а живописцы слишком зависят от коллекционеров. Все мои рисунки помещаются в одной, правда, огромной папке. А хранить стопки холстов мне бы совсем не хотелось. Очень радует, что большинство моих работ собраны в книге “Other Russias”, и книга широко растиражирована. Значит, чтобы не случилось с оригиналами, моё сообщение будет жить и найдёт своего зрителя/читателя.

Благодарим за помощь в проведении интервью Елену Зайцеву и Юлию Данильченко.

• Фото:Elzbieta Piekacz