Литературный китобой в океане современного искусства

• Текст:Дамиано Ребеккини
  27 июля 2017
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Александр Пономарев достиг своей зрелости, сформировался как личность в Одессе, на берегу Черного моря. Здесь он поступил в Высшее инженерное морское училище и начал выходить в море. Черное море в те годы отнюдь не было Понтом Эвксинским Овидия, со всей ностальгией, которую вызывает это название. И кстати, блистательная Одесса 1910-х и 20-х годов — космополитический город авангарда и Исаака Бабеля — тоже давно уже осталась в прошлом. Но она была по-прежнему городом моряков, портом, кипящим жизнью, куда приходили и откуда уходили корабли с беспокойных «советских» морей: 

«На Черном море я стал мужчиной», – говорит Пономарев. В семидесятые работа в плавсоставе флота была одной из немногих возможностей для молодого советского гражданина попутешествовать по миру.

И поскольку ни один великий человек не проводил всю свою жизнь на суше, Пономарев в возрасте двадцати двух лет стал плавать по морям на военных кораблях, подводных лодках и грузовых судах. Торпедист, инженер, а позже офицер торгового флота, он узнал Запад — Неаполь, Стамбул, «братскую» Кубу, всю Латинскую Америку. Каждое путешествие для него означало приключение. Советские корабли остались для Пономарева в прошлом, но он продолжил свои путешествия по навигационным картам — странные мысли, мечты, воображаемые странствия.

Откуда взялись эти странные мысли? Его вдохновением было дыхание океана и все те книги, которые он запоем читал подростком, в свободные часы на подводной лодке или в каюте корабля советского торгового флота. Не было других таких увлеченных читателей, как советская молодежь, вечно в поиске следов идеализированного Запада, своей запретной мечты. «Русские моряки — страстные читатели», — говорит Пономарев. Похоже, идеи Пономарева вдохновлялись мощными экзотическими вымыслами, содержащимися в произведениях Свифта, Жюля Верна, возможно, Стивенсона и, безусловно, Александра Беляева, лучшего русского автора научной фантастики в 20-е и 30-е годы («Остров погибших кораблей», «Человек-амфибия», «Последний человек из Атлантиды» и т.д.). 

Баффинова фигура. Море Баффина, Арктика, 2006

Но на него оказала влияние и поэзия: больше всего Бодлер (Пономарев может часами читать его стихи наизусть — в русских переводах, где поэт предстает усердным тружеником, а вовсе не декадентом), также Рембо и его Bateau ivre («Пьяный корабль») и великий Гумилев. Но его творческие идеи также указывают на утопизм и титаническую мощь, пронизывающие всю систему русского авангарда, от Маяковского до Татлина, и переходят в советскую мечту о великой империи.

Но идеи — ничто, если они не основаны на физических усилиях так же, как на умственных. И физическое присутствие Пономарева является ключевой точкой его грандиозных проектов. Наблюдая художника за работой над его инсталляциями — сложными машинами, созданными из воды, воздуха, стали, двигателей, плексигласа, проводов, канатов, — мы почти что слышим Немо, когда он сказал, имея в виду свой «Наутилус»: «Да, я люблю его как собственную плоть». Здесь то же самое желание смешивать стихии, трансформировать материалы, чтобы отразить в них свой собственный образ, то же желание создавать альтернативные миры с помощью совершенных машин, которые стали реальностью благодаря вышедшему из мечты величию человеческого разума.

Это величие явно просматривается в первых работах Пономарева начала девяностых годов, «Абстрактной топографии» — псевдокартах, изображающих несуществующие местности. В этих произведениях он открыл фантазийную сторону географии, Жюльверновскую сторону земли. Каждая из его работ — необычайное путешествие: «Абстрактная топография мира, — объясняет Пономарев, — это главная тема моей работы. Я смотрю на сушу и океан с высоты и придумываю материки, заливы и реки». Произведения Пономарева всегда призывают к отстраненной, надземной точке зрения, они заставляют зрителя смотреть на них издали, превратившись на миг в великого демиурга.

Северный след Леонардо. Баренцево море, Северный Ледовитый океан, Россия, 1996

На его картах морей, которые бороздят подводные лодки — где в надписях кириллицей мы находим до странности знакомые названия – есть намеки на мечту о завоевании, возможно, давно ушедшего империалистского происхождения. Но это империализм мечты, единственный, который приемлем, когда мир искусства завоевывает новые области человеческого опыта. В 1995 году это послужило отправной точкой для «Корабельного воскресенья», проекта, который Пономарев осуществил на кладбище брошенных советских кораблей на берегу Балтийского моря. (Чем не остров затонувших кораблей, который искал Беляев в Саргассовом море в 1926 году?). Пономарев использовал яркие краски для росписи мостиков и темных «остовов» военных кораблей, частично погруженных под воду, таким образом, вводя их в царство искусства. Художник писал об этом проекте так: «Я спасаю корабли, погибающие из-за своей эфемерной участи утилитарного устаревания. Для меня разрисовывание мостиков и корпусов умирающих кораблей — это творческий акт, уводящий их от их практического назначения. Это можно определить как отрицание объекта самого по себе и замену его художественным образом. Так корабль искупает собственную смерть».

В 1996 году результатом проекта Пономарева стала еще одна большая повествовательная авантюра «Северный след Леонардо». На этот раз действо разворачивалось в Северном Ледовитом океане с привлечением подводной лодки, которая все еще использовалась русским военным флотом. Это был подвиг, достойный великого исследователя: представьте, каково это — попросить адмирала российского флота одолжить подводную лодку, чтобы расписать ее… Но Пономарев это сделал. Сам факт разрисовывания одного из самых загадочных и секретных объектов нашего времени, советской подводной лодки, стал жестом, символизирующим победу эстетического начала над военным. Пономарев задумал это как прямое обращение к Леонардо да Винчи, первому «изобретателю» и конструктору подводных лодок, который сразу же уловил возможность их использования для войны; на борту этой изумительной многоцветной машины русский художник проплыл по северным морям, переместив ее из сферы войны в сферу искусства. Это была мечта, вдохновленная внутренней верой в оригинальность мышления, которое символизирует Леонардо.

Предмет, который люди создали черным и безмолвным, преобразился: подводная лодка превратилась во что-то красочное, карнавальное, природное, как живой коралл. Эмблеме холодной войны и эпохи, теперь навсегда ушедшей, был, таким образом, дан новый жизненный срок и новое «Сияющее будущее» в океане современного искусства.

С тех пор этот потрясающий китобой современного искусства по-прежнему предоставляет полную свободу своему творческому импульсу. На ЭКСПО '98 в Лиссабоне он соорудил огромные столбы-колонны из акрила, заполненные водой, внутри которых двигались медленно и равномерно — «субмобили» — нефункциональные художественные объекты. Инсталляция красиво называлась — «Дыхание океана».

Майя. Потерянный остров. Баренцево море, Северный Ледовитый океан, Россия, 2000

«Майя. Потерянный остров» (2000) был следующей ошеломляющей главой в книге, которую пишет Пономарев своим искусством. Использовав четыре военных корабля российского флота, вооруженные дымовыми шашками, Пономарев заставил остров Седловатый в Баренцевом море исчезнуть с горизонта на полчаса. Погруженный в завесу дыма, остров исчез из глаз зрителей, наблюдавших за горизонтом, и был «стерт» с географических карт. Это действо было реализацией одной из его абстрактных топографических грез.

После возвращения из Тибета в 2001 году художник соорудил новую инсталляцию «Далай» в Москве, в Малом Манеже, повторив в 2007 в Русском павильоне на биеннале в Венеции. На стене рядом с 12-метровым аквариумом была огромная видеопроекция лица самого Пономарева, снятого, подобно комическому Эолу, в момент, когда он дует на воду, таким образом, создавая загадочную волну; в качестве фона выступали занавеси великолепного тибетского храма, тихонько покачивающиеся на горном ветерке.

Волна (Далай). Венецианская биеннале, 52-я Международная выставка современного искусства, проекта для Российского павильона, Венеция, 2007

На следующий год, в Музее науки и техники (Cité des sciences et de l’industrie) в Париже Пономарев, подобно Прометею, воздвиг новые Геркулесовы столпы: огромный параллелепипед из плексигласа, включавший в себя водяные столбы высотой 6 метров. Внутри них двигались, медленно и равномерно, загадочные прозрачные «субмобили», похожие на существа из бездны. «Память воды» изображает первозданные воды, «измеряющие вечность с помощью клепсидры».

В 2003 году идея «Северного следа Леонардо» получила дальнейшее развитие, выйдя на новый художественный уровень. Новый проект «Утилизация стай» был прямой отсылкой к «стае серых волков», тактике подводного флота нацистов. Он состоял из нескольких этапов: серии мероприятий на море. Первый из которых был реализован на румынском военном корабле, идущем в Средиземном море из Тисаллоник в Валенсию. В этих «плавучих арт-ателье» авторы со всего мира могли встретиться и обсудить свои эстетические и художественные переживания.

Также частью этого проекта была серия акций-выставок — начиная с Quelle profondeur? Quelle profondeur! (Люксембург, 2003) и заканчивая Au jardin de la meute des Loups (Париж, 2006). Центральной его темой стал огромный корпус советской подводной лодки, затерянный с времен холодной войны, который возникал во всевозможных местах нашей планеты, проходя немыслимыми маршрутами сквозь моря и недра земли. В серии действительно потрясающих событий подводная лодка Пономарева сначала всплыла в Луаре, потом возле моста через реку в Люксембурге, потом в самом сердце Европы, в главном фонтане садов Тюильри в Париже, напротив Лувра, в ледяной воде Москва-реки прямо под стенами Кремля и, наконец, в Венеции в Грандканале во время 53-й биеннале. 

«Какая глубина?» — спрашивали сами себя ошеломленные матросы субмарины под звуки военного марша. Это ощущение эксцентричности и юмора можно найти во многих произведениях Пономарева.

2004 год стал свидетелем начала одной из самых необычных глав в творческом росте художника. Пономарев решил слушать «музыку океана». В Куртуа, на французской стороне Ла-Манша, где много лет прожил Жюль Верн, ему было поручено создать произведение в память о великом писателе. Он придумал длинный пирс, выступающий в море, к основанию которого крепились тонкие полые металлические шесты, напоминающие трубы органа, а на них были установлены звуковые устройства. Вдоль пролива каждый прилив заставляет море наступать и отступать на десятки метров, и это вызывало эффект, заставлявший воздух внутри шестов сжиматься, как в мехах органа. Шесты начинали петь. И океан начинал играть мелодию, которую было слышно издалека. Это музыка океана, вдохновленная дыханием моря. В конце пирса, под водой, зрители могли заметить овальную конструкцию, едва выступавшую над поверхностью, — это «Наутилус». Этот проект «Немо Верн» (2004–2005) понравился бы русским поэтам-символистам.

За последние несколько лет Пономарев реализовал новые творческие проекты, служащие очередным свидетельством его необычайно оригинальных и вдохновенных идей. На реке Клязьма, под Москвой, он достал огромный ржавый корабль, подвесил его в воздухе и прикрепил к нему громадные крылья размахом 9 метров и оригинальное устройство, чтобы управлять ими. Название? «Летучий Голландец»! В 2005 году он поехал на Черное море в сопровождении певцов оперного хора и успешно связал канатами огромные куски пенопласта и доски так, что они образовали на водной поверхности слова «Черное море мое» (отголоски раннего Маяковского?) Но крепкий черноморский ветер разметал доски в разные стороны прямо на глазах художника, не позволив доделать слово «мое». Подобные случаи играют ключевую роль в каждом реальном приключении и являются важной частью искусства Пономарева.

Параллельная вертикаль. Инсталляция. Собор Сан-Луис, Салпетриер, Париж, 2007

 В 2006 году, после плавания по морям Арктики на борту исследовательского судна, художник пересек море Баффина привязанным к носу корабля — как современный вариант носовой фигуры — словно бы для того, чтобы ближе взглянуть на ледяные воды внизу. Наблюдение природы вблизи и взгляд на мир издали, сквозь перископ — это методы познавательного наблюдения, которые всегда очаровывали человека, стремящегося к научному пониманию, но также и склонного к полетам фантазии. Они освободили его от оков непосредственного окружения и бросили его в иные измерения, отличающиеся от обычных, но все же реальные. В случае Пономарева это очарование заставило его делать перископы — точный, но для современного человека не менее удивительный и волшебный инструмент, существенная деталь его работ. В 2007 году, во время Festival d’Automne в Париже, он соорудил громадный, 36-метровый перископ посередине центрального купола часовни Святого Луи в Салпетриере; таким образом, всякий заинтересованный зритель мог видеть картину, которая наблюдалась с вершины часовни. 

В то же время замкнутая телесистема (CCTV) давала возможность пациентам, находящимся непосредственно в парижском госпитале Салпетриер, на территории которого находится собор, видеть картинки, наблюдаемые сквозь этот перископ посетителями. И на этот раз снова наука и бегство, анализ и приключение смешались в инсталляции художника.

Было почти неизбежным, что работы Пономарева должны были быть выставлены на Венецианской биеннале 2007 года, одном из наиболее престижных мероприятий для показа его художественных авантюр, и этаж обширного пространства Русского павильона (куратором экспозиции выступала Ольга Свиблова), был отдан его инсталляциям. На биеннале в Венеции и на персональной выставке, организованной в галерее Nina Lumer в Милане в 2008 году, Пономарев, кажется, открывал энергии новых художественных конфликтов на пути исследования проблем видения. С одной стороны, технологичность: среди его многочисленных работ, выставленных в Венеции, был «Душ», включавший только экраны, образы на которых смывались — или, скорее, стекали вниз — как будто сквозь наше сознание. С другой, природа, деревья, земля. В Милане в инсталляции «Точка зрения» в лес буковых стволов вмонтированы металлические перископы, корни внедряются в землю, фигуры матросов, развеваясь на ветру, прильнули к окулярам, подобно душам в чистилище, советские моряки смотрят сквозь эти древесные перископы в недра земли, как будто в иной мир.

Subtiziano. Большая канал, Венеция, 2009

В сравнении с мощью, динамизмом и силой представления, которые демонстрируют произведения Александра Пономарева — акции, инсталляции, рисунки, фотографии — неуверенный лепет, составляющий большую часть современного искусства, кажется бледным. Дерзкое воображение художника вносит неизменный динамизм в сложные действа, происходящие в пределах структурированных временных рамок. Повествовательное вдохновение, лежащее в основе его работ, превращает материал и образы в рассказ, в литературу.

Его борьба со стихиями, постоянный поиск совершенной технологии и реакция на неотвратимость судьбы порождают настоящее Приключение. Искусство Пономарева — это Приключение в чистом виде. В нем нет ничего мгновенного, поспешного или быстротечного; наоборот, оно преображает реальность на некоторый период времени. Оно содержит чувство времени, свойственное приключению, меняющее само восприятие и физическое бытие зрителя, который чувствует, что его переносят в динамическое, вымышленное измерение. Абсолютно приключенческая сущность проектов, которые художник реализует, — как бесстрашный китобой, преследующий своего Моби Дика — делает их великолепным противоядием от всех полуфабрикатов эстетики, искусства фаст-фуда и образов быстрого потребления.