Город как спектакль

Анастасия Смирнова получила образование, казалось бы, мало связанное с городским проектированием. Она работала сценографом и журналистом, но нашла себя именно в комплексном урбанизме. Анастасия сотрудничала с известным архитектором Ремом Колхасом, а затем вместе с партнером Александром Свердловым основала SVESMI — первое российское архитектурно-исследовательское бюро в Голландии и теперь живет и работает между Голландией и Россией. В Москве Анастасия также руководит новой международной магистерской программой «Передовые практики городского проектирования» — это совместный проект Института «Стрелка» и Национального университета Высшая школа экономики. В большом интервью для TATLIN она рассказала, что связывает сценографов и архитекторов, что удивительного в библиотекарях Екатеринбурга и какие изменения происходят в умах девелоперов.

По образованию вы сценограф. Расскажите, как получилось связать жизнь с архитектурой и урбанизмом? Насколько схожа работа у сценографа и городского проектировщика?

— Я училась на отделении «Художник театра» в школе-студии МХАТ в Москве. В начале 80-х годов группа художников — выпускников ВГИКа, профессионалы советского кино — решили устроить свою школу, этакую «башню из слоновой кости», которая никак не должна была сообщаться с советской реальностью и при этом предлагала, наверное, самое широкое художественное образование в России на тот момент. Назовите мне любой предмет, хотя бы отдаленно имеющий отношение к художественной деятельности, — он  был в нашей программе. Живопись, архитектура, история искусств, архитектурная композиция, графический дизайн, история театра, история костюма, история философии, история литературы, театральный макет, материаловедение и многое другое.

Вообще, традиционно сценографическое образование всеохватно. Вы учитесь рассказывать истории, работать с людьми разных профессий, манипулировать пространством, разбираться в истории искусства и материальной культуры, хорошо чувствовать культурный контекст, при этом не забывая о бюджете и технической стороне проекта. Вот вам, собственно, список моих компетенций.

На самом деле, это образование удивительным образом подготовило меня к работе с современным городом, возможно, лучше, чем архитектурное или любое другое дизайнерское на тот момент. Тогда, конечно, было трудно представить, чем я стану заниматься в будущем, — ведь никакого урбанизма и городского проектирования в России в помине не было.

Мое вовлечение в деятельность, связанную с урбанизмом, произошло, отчасти, случайно, через журналистику. После института я много писала для московских изданий об архитектуре и дизайне. Как-то пришла брать интервью у Рема Колхаса для журнала «Афиша». В его роттердамском офисе мы проговорили гораздо дольше, чем планировалось. Колхас тогда вместе с командой готовил книгу, в которой он хотел иметь главу про Государственный Эрмитаж и проект для этого музея, и предложил мне написать ее. Я согласилась, присоединилась к команде, и мы поехали в Питер, где я увидела, как работают его сотрудники. Тогда я впервые поняла, что существует практика дизайна на основе исследования. Раньше только в театре видела подобное, а в архитектурном мире наблюдала совершенно другие методы. Оказалось, что для меня в таком процессе проектирования есть место, а все мои знания и навыки очень даже могут пригодится.

После этого путешествия Рем Колхас принял меня на работу. Внутри его бюро OMA (Office for Metropolitan Architecture) на тот момент уже существовало исследовательское подразделение — AMO. В офисе росло понимание того, что в современном мире невозможно просто заниматься аутичным производством новых форм — даже самых интересных. Необходимо растить дизайн из хорошего понимания контекста, выходить за узкие профессиональные рамки архитектуры, вступать в диалог с представителями других областей.

Лекция Анастасии Смирновой «Городской (ре)конструктор: что делать с историческим наследием?» в рамках недели «Стрелки» в Екатеринбурге 

Для меня это была, так сказать, третья профессиональная «школа» — после театральной и журналистской. С одной стороны, в АМО я училась, а с другой — сама же пыталась формировать там проектные процессы.

Как раз, когда я работала в AMO, мы вместе с архитектором Александром Свердловым открыли SVESMI — первый российский офис в Голландии, в Роттердаме. Александр — прекрасный архитектор, сотрудничал с лучшими голландскими офисами — от West 8 до OMA, от Neutelings-Riedijk до Architecten Cie — прошел через горнило потрясающей практики. У нас с ним получилось такое очень интересное и редкое сочетание компетенций. Мы начали с небольшой команды в Роттердаме, а потом открыли и офис в Москве. Мне кажется, между двумя этими отделениями есть интересная синергия — у нас  работают люди со всего мира и с самыми разными профессиональными траекториями. Основное ядро сотрудников небольшое, но мы активно набираем людей под конкретные проекты — расширяемся, когда нужно, и с легкостью сокращаемся, когда нужда отпадает. Такой гибкий подход приносит свои плоды. У нас уже выстроена целая сеть дружественных специалистов, на стадии исследования мы всегда можем привлечь к работе отличных социологов, экономистов, программистов. Возникают профессиональные дружбы, которые помогают нам эффективно заниматься и исследованием, и проектированием.

Значит, в своей работе вы также находите баланс, и команда, занимающаяся проектом, чем-то похожа на театральную?

— Да, похожа, и параллелей между спектаклем и мультидисциплинарным городским проектом можно провести немало. В театре, скажем, есть техническая поддержка, люди, которые занимаются материальной частью спектакля. Есть художник по костюмам — он очень близко работает с людьми, ведь костюм — это как вторая кожа. Его задача хорошо понимать актера, чувствовать, как этот человек вживается в роль. Говорят, что художники по костюмам очень хорошие психологи. Режиссера же можно сравнить с архитектором: он делает так, чтобы все в проекте работали на какую-то общую стратегическую задачу. Кроме того, театр — это экономика. У спектакля, как и любого городского проекта, всегда есть бюджет, который серьезно форматирует все, что вы предлагаете. 

Также там существует фандрайзинг, поиск средств. Кто вам даст деньги на спектакль? Кто поможет реализовать ваши замыслы? Конечно, в театре тоже нужны инвесторы, ведь постановки — это серьезный бизнес. Кроме того, театральный проект напрямую зависит от коммуникации с медиа. Точно также, как и урбанистический. Так что в какой-то степени да, это сравнение работает.

Есть, конечно, более тонкие, нематериальные вещи, которые также можно сравнивать. Например, театральный художник работает не только с пространством, но и со временем, с действием. В городских проектах фактор времени очень важен, потому что вы всегда имеете дело с некой протяженностью, понимаете, что созданное будет существовать в течение ограниченного, хотя иногда и достаточно длительного периода. В современном городе ты всегда работаешь и со временем, и с пространством. Не только с местом, но и с календарем, с перспективой, с программой действий.

Почему именно со стадии исследования начинается урбанистический проект? Чем она так важна?

— Исследование помогает ответить на вопрос «зачем». Как строится традиционная архитектурная практика: вы — специалист, к вам приходит заказчик и предлагает что-то построить, в соответствии с собственными требованиями и представлениями. При этом заказчик сам часто не знает, что именно нужно. Стадия исследования помогает уточнить, а иногда даже радикально пересмотреть задачи и цели проекта. Другой вопрос, что архитекторы не могут сделать качественное исследование самостоятельно, необходимо уметь работать с самыми разными представителями других профессий. 

Реконструкция библиотеки им. Достоевского, Москва. Фото: Frans Pathesius

Архитекторы традиционного толка обычно не очень умело в такие альянсы вступают. Или вообще считают, что это трата времени. Я пять лет проработала на «Стрелке», где как раз занималась вопросами мультидисциплинарного образования и готовила людей к такого рода сотрудничеству. Еще я веду магистратуру в Высшей школе экономики, которая также направлена именно на установление диалога между исследователями и проектировщиками, на отлаживание процесса проектирования на основе исследования. В каких-то странах такая практика уже широко распространена — например, в Голландии. Там общепринят комплексный подход к любому проекту, даже самому маленькому.

В период моей работы в AMO весь этот алгоритм только начинал формироваться. Как исследование вливается в проектную деятельность и как влияет на нее? Какова роль тех, кто исследования планирует и организует? Как распределить время между исследованием и проектированием? Вот вы что-то узнали о контексте — историческом, социальном, экономическом, культурном, — смогли его проанализировать, описать. Как сделать так, чтобы не было смыслового разрыва между этим вашим новым знанием и результатом проекта? Все это интересные вопросы.

Ваша компания SVESMI особое внимание уделяет адаптации зарубежных архитектурных практик к российской действительности. Скажите, как продвигается сближение европейских методик проектирования и строительства с российскими? Какова реакция на это архитекторов, жителей?

— Когда мы только начали работать в Москве, был момент некоторого разочарования, потому что эффективные, проверенные временем голландские рецепты не очень срабатывали. Существовали определенные местные стереотипы, представления людей о том, как надо жить, какие-то условия, связанные с климатом, традициями, которые заставляли многое пересматривать, серьезно адаптировать. Хотя мы всегда старались сохранять основные ценности, которые породила голландская архитектура, и представление о качественном пространстве — частном и общественном. И вот сегодня явно происходит какой-то сдвиг. Я еще сама не осознала его до конца, но мне кажется, что представления инвесторов, девелоперов, заказчиков начинают постепенно меняться. Очень медленно, но это происходит.

Городские виллы на ул. Парижской коммуны, Казань

Возможно, из-за того, что в какой-то момент количество жилья, построенного по старым микрорайонным рецептам, достигло критической массы. Знаете, все эти слегка приукрашенные фасады тех же самых коробок, что производили в советское время, по сути ведь ничего не меняли. Их строили и строят быстро и плохо, без каких-либо внятных концепций, без общественных зон и инфраструктуры — просто в поле. Этакие «соты» жилых ячеек в абсолютном вакууме…

Была эйфория у девелоперов, когда пространства городов замусоривались «жилыми комплексами» низкого качества и их все равно покупали измученные советским жилищным кризисом люди. Было выгодно заниматься быстрым строительством и невыгодно думать.

Мне кажется, в какой-то момент мы прошли точку невозврата. Люди поняли, что ценность подобных построек очень сомнительна, — эти комплексы могут устареть еще до окончания строительства. И с наступлением экономического спада квартиры в таких приукрашенных микрорайонах стали хуже покупать. Оказалось, что «соты» стоят пустыми, и люди не хотят жить в унылых местах, где некуда выйти вечером, где ужасная, неблагоустроенная территория. Лихорадку покупки квадратных метров поставили на паузу. Прибыли перестали быть фантастическими…

Партнер SVESMI Александр Свердлов представляет проект реконструкции кинотеатров «Восход» и «Варшава» в Москве (1 премия международного конкурса)

Понятно, что потом ситуация несколько улучшилась, квартиры снова в обороте. Однако, видимо, закралось подозрение, что уже нельзя в XXI веке так строить, что люди меняются. Много ездят, видят, как живут другие, начинают формировать собственные представления о том, что такое комфортная среда и удобная жизнь. В советское время квартира была пределом мечтаний. Сейчас ситуация совершенно изменилась. Частные пространства выплескиваются за пределы квартиры, и вы хотите иметь право быть горожанином вне пределов своей жилплощади: ходить в уютные кафе, встречаться с друзьями в интересных общественных местах, гулять в приятных парках.

Много таких мелких изменений, как мне кажется, ведут к тектоническому сдвигу. И тут компетенции моей компании оказываются очень востребованными. Наше время пришло. Ведь проектирование на основе исследования помогает ответить на вопросы, связанные с качеством пространства, с качеством среды и создавать совсем новые условия для жизни.

Хорошей иллюстрацией тут может стать наш недавний проект жилого дома в Казани. Это уже совершенно современный дом, сделанный безо всяких скидок, с четкой концепцией, ориентированный на международный стандарт качества и при этом деликатно вписанный в контекст исторического центра. И заказчик, и архитектурный совет города все это приняли без колебаний.

То есть людям становится неинтересно существовать в пространстве, за которым нет никакой идеи? На вашей недавней лекции вы показывали проект студента «Стрелки» Кубы Снопека, который фактически придумал новый нарратив для микрорайона Беляево в Москве, и жителям это очень понравилось. Вы думаете, что районы с концепциями со временем станут цениться больше? 

— Да, конечно, хотя все довольно сложно. Создание качественного культурного нарратива не означает немедленной прибыли. Думаю, что со временем у того же Беляево будет конкурентное преимущество, потому что, скажем, микрорайон Выхино своей истории иметь не будет, а истории, равно как и идеи сегодня, — это огромная ценность.

Разворот из книги Кубы Снопека «Беляево навсегда»

Но с сильной концепции все действительно начинается. Обычно проектировщики сидят и ждут, когда им позвонят, но мы совершенно убеждены, что новаторские проекты мы должны инициировать сами. Пусть это долгий и тернистый путь, но нужно проводить исследования, выявлять скрытый потенциал городских пространств, формировать бриф самостоятельно и под свои идеи искать инвестора. Как это происходит сегодня в сфере информационных технологий. И те изменения, которые мы обсуждали, позволяют работать именно так.

На прошедшей в Екатеринбурге неделе «Стрелки» вы проводили воркшоп по реорганизации библиотеки имени Герцена. В современных реалиях непросто сделать библиотеку массово востребованным пространством. Расскажите, что получилось, что нет? Какая собралась команда? Какие у вас впечатления?

— Мой офис занимался реорганизацией московских библиотек, и я неплохо знаю библиотечную среду. Библиотекари — это определенный тип людей: интроверты, которые выбирают профессию, потому что им нравится тишина и запах пыльных книг.  Они обычно не очень любят общаться с людьми. Парадоксальным образом в Екатеринбурге библиотекари оказались решительными и открытыми людьми. Умные, образованные, готовые сказать, что чего-то не знают, но собираются наверстать, готовые работать в жестких временных рамках и под значительным прессингом. Этот воркшоп был вообще удивительным, потому что в нем принимали участие одновременно 19-летние студенты — архитекторы и журналисты — и дамы-библиотекари, так скажем, сильно старше. Обычно я веду воркшопы с людьми примерно одного возраста. А здесь разница получилась большой, и мне казалось, что участники друг друга не услышат. При этом перед нами стояла задача не просто наладить диалог между людьми разных возрастов и профессий, но и произвести какое-то проектное предложение буквально за два дня.

Воркшоп «Новые библиотеки: Как реорганизовать невостребованное пространство?» 

Для начала мы просто разговаривали о библиотеках, делали упражнения, чтобы почувствовать командный дух — это уже было достаточно увлекательно, а потом буквально за считанные часы смогли предложить две интересные концепции — для большой Герценки и для малой. Проекты приглашенным гостям — журналистам, директорам музеев, девелоперам, — представляли библиотекари вместе с архитекторами. Они в жизни никогда друг с другом не работали, а тут им нужно было придумать и презентовать полноценную идею! Но получилось здорово. 

  • Поделиться ссылкой:
  • Подписаться на рассылку
    о новостях и событиях: