Дизайн, красота, искусство

• Текст:Воронов Н., Шестопал Я.
  5 апреля 2022
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

В середине XX века на промышленный дизайн смотрели прежде всего как на художественное средство гармонизации предметного мира. Промышленный дизайн представлялся многим некоей современной разновидностью прикладного искусства или же современным этапом этого искусства. В свое время возник даже термин «промышленное искусство», которым обозначали круг предметов, прошедших дизайнерскую проработку и выполненных с помощью технических средств на фабриках или в мастерских. На эту точку зрения наталкивало и изучение зарубежной практики. В английском Дизайн-центре, например, демонстрируются не только приборы, машины, электробытовые товары, упаковка, но и индивидуальные произведения из керамики, стекла, текстиля, созданные художниками, которые тоже именуют себя дизайнерами. Указывают, кроме того, и на генетическую, методическую, профессиональную связь дизайна с искусством.

Дизайнерами становились многие художники. Не содержание, а форма предметов и поиски сочетания этих форм были преимущественной заботой нового искусства, начиная с Сезанна и его последователей и кончая современным поп-артом. Точно так же и в предметном мире дизайнеров очень долго интересовала лишь форма вещей, а для дизайнеров-стилистов забота о форме остается главной и по сей день.

Успешное творчество в области дизайна предметной среды, рекламы, визуальных коммуникаций на сегодня, да и на ближайшее обозримое будущее, невозможно без знания основных приемов, принципов, методов и средств искусства. Промышленный дизайн так же, как и прикладное искусство, несущее красоту в мир вещей, стремится сделать окружающий нас предметный мир не только удобным, но и красивым.

Чем же тогда действительно отличается промышленный дизайн от искусства? Не является ли он просто современной модификацией искусства или основным методом «художественного творчества в промышленности?»

Если говорить не о промышленном дизайне, а о дизайне в целом, то это явление несколько иного порядка, чем искусство. Искусство можно рассматривать как определенную конкретную область деятельности. Дизайн же возможен в любой области, в том числе и в искусстве. Дизайн, как мы уже говорили, — это особый метод, особый способ решения задач путем новой компоновки уже известных элементов. Следовательно, это скорое явление психологическое, это особая комбинаторская направленность мышления, а не область деятельности, как, скажем, промышленность, торговля, искусство.

Одна из важных задач искусства — достижение прекрасного, создание прекрасного; задача же промышленного дизайна — создание полезного, всеобще удобного. Здесь важно подчеркнуть именно эту всеобщность, комплексность удобства, то есть, с одной стороны, принцип массового удобства широких кругов пользователей, а с другой, принцип его разносторонности, то есть создание, допустим, машины, удобной не только для руки рабочего, но и для его тела, уха, глаза и т. д. Иначе говоря, создание машины легкой, красивой, компактной, бесшумной конструкции, позволяющей периодически менять рабочую позу, минимально утомляющей и т. д. Вот почему красота в промышленном дизайне выступает не как самоцель, а как некое «удобство для глаза», как одно из конкретных воплощений принципа всеобщности удобства.

Эта особая роль красоты как одного из элементов удобства существенным образом определяет характер категории прекрасного в дизайне. Прежде всего, поскольку достижение красоты здесь — не основная, а побочная, сопутствующая цель, эта красота имеет особое свойство, которое можно определить, как фоновость. 

Такая красота не лезет в глаза, не требует, чтобы ее специально и подолгу рассматривали. Это служебная, фоновая красота, обеспечивающая удобство и комфорт, помогающая ориентироваться, сосредоточить внимание на главном, снижающая утомление, подчеркивающая назначение предмета и способ обращения с ним. Эта красота — фон для основной функции предмета, вместе с тем, она — фон для человека, общающегося с предметом.

Служебность, неброскость подобной красоты связана еще с тем, что она, как правило, призвана удовлетворять эстетические вкусы максимально широких слоев населения, потому что большинство предметов индустрии, прошедших дизайнерскую проработку, — это предметы массового выпуска. А предмет массового выпуска должен удовлетворять вкусы и юноши, и старика, и мужчины, и женщины, и рабочего, и врача и т. д. В эстетическом отношении это обязательно должен быть предмет как бы на все вкусы. И здесь на дизайнера снова ложится огромная социальная ответственность — потакать ли массовым вкусам или формировать эти вкусы, вести их за собой? И если формировать, то исходя из каких целей, из каких идеалов?

В капиталистическом обществе существует этакая «усредненность» красоты. Она нередко получает очень точное социально-психологическое обоснование, делает дизайн весьма мощным орудием насаждения и утверждения потребительской идеологии. «Всеобщность» тех художественных качеств, которыми обладают предметы дизайна, как бы переносится на сами предметы. Обладание ими делается в капиталистическом обществе своего рода свидетельством того, что у данного человека «все в порядке», что он такой же, как все, ничуть не хуже — он имеет такие же запонки, такую же зажигалку, такую же машину, как и все другие, и, следовательно, он так же преуспевает, бизнес его идет хорошо, и, значит, с ним можно иметь дело. «Усредненность» художественных качеств, отнюдь не препятствуя частой смене моделей, а, наоборот, поощряя эту смену, помогает вместе с тем формированию потребительского вкуса. Здесь начинается вроде бы незаметная, но мощная и определенным образом направленная воспитательная миссия дизайна. Не будучи искусством, он, тем не менее, благодаря своим художественным качествам способен играть в обществе весьма заметную идеологическую роль. 

Даже служебная, неброская красота предметов дизайна используется в антагонистическом классовом обществе для вполне определенных социально-политических целей, ибо и она превращается в своего рода моду, в художественный показатель таких социально-престижных качеств, которых у самих предметов дизайна в их технической сущности нет и быть не может.

Вторая важная особенность красоты в дизайне, вытекающая из ее утилитаризма, заключается в следующем: красота в дизайне не есть продукт свободного полета фантазии художника, она всегда обоснована. Горячие цеха красятся в холодные бело-голубые цвета именно для того, чтобы создать психологическую компенсацию для работающих. Горизонтальные цветовые членения на транспортных средствах служат для того, чтобы подчеркнуть их основную функцию — движение, хотя с точки зрения чисто визуальной, может быть, приятнее было бы рисовать на троллейбусах розы и закаты. Требования физиологии и психологии заставляют выбирать для машин определенные формы, пропорции, цвета. Дизайнер должен так решить окраску станка, чтобы обязательно выделить цветом щиток управления. Задача придания информативных свойств предмету или среде тоже требует выбора ферм, пропорций, цветов.

Естественно, встает вопрос; чем же отличается эта работа от работы художника? Ведь художник тоже творит не абсолютно произвольно, он тоже как-то обосновывает свои художественные решения.

Когда мы имеем дело с предметами или интерьерами, нам иногда приходится отказываться от привычных эстетических представлений в отношении принципов использования тех или иных форм, цветов, звуков или коренным образом менять их. Художник-станковист, изображая, допустим, раскаленную пустыню и стремясь усилить эмоциональное впечатление от картины, широко использует «теплые» цвета и оттенки — желтый, розовый, красноватый. Даже небо он делает белесым, как бы расплавленным, дышащим зноем. Изображая прохладу летней ночи, художник, наоборот, применяет зеленоватые и синие «холодные» тона. Короче говоря, он цветом передает характер предмета, раскрывает его существо. Точно так же поступали несколько лет тому назад первые художники, пришедшие на заводы. Мы уже приводили пример с заводом в Айзпуте, где художник действовал, следуя обычной художественной логике — раз горячий цех, то необходимо выразить суть этого цеха и в окраске. Но это была ошибка. Проектируя горячий цех, дизайнер должен поступать как раз наоборот — не выражать сущность процесса, связанного с образованием тепла, а, так сказать, «затемнять» эту сущность, компенсировать вызываемое ею напряжение применением холодной гаммы цветов. При создании же холодильной установки дизайнер должен выбирать «теплые» желтые или оранжевые тона. Словом, ему следует поступать не по принципу выражения сути и усиления эмоций, а по принципу компенсации и снятия напряжения.

Однако было бы неправильно полагать, что дизайнер всегда должен поступать «наоборот». В ряде случаев он тоже должен выражать сущность предмета, процесса или же ассоциативно напоминать о ней.

Сегодня наука далеко не всегда в состоянии дать нам исчерпывающие рекомендации. Нередко они нуждаются в корректировке с позиции простого здравого смысла. Наукой, например, доказано, что один из самых заметных и контрастных по отношению к любой среде цветов — оранжевый. Он хорошо виден на фоне темного моря, яркой зелени, белого снега и прочее. Недаром теперь оранжевые комбинезоны носят и полярники, и космонавты, и ремонтные путевые рабочие. Исходя из этих же соображений, приняла оранжевый цвет, как основной, почтовая служба. Но в данном случае это, хотя и научно оправдано, однако, на наш взгляд, не совсем верно. Многие наши города, как в средней полосе, так и в азиатских республиках, имеют общую «теплую», чаще всего желтоватую гамму строений. И на этом фоне прежние синие почтовые ящики смотрелись не только заметнее, но и просто красивее, чем пылающие оранжевые. Очевидно, в данном случае надо было выбрать два основных цвета, например, оранжевый и синий, и варьировать их в зависимости от преобладающего колорита местности.

Этот пример говорит о том, что на сегодня вследствие недостаточности наших знаний, а иногда и неразвитости науки многие художественные решения находятся дизайнерами интуитивно. Нередко бывает так, что «чутьем» решить задачу проще, чем составить программу для электронно-вычислительной машины или провести испытания с помощью приборов. Но тем не менее, дизайнер должен уметь обосновать и оправдать любое из этих решений. Они должны рождаться в результате анализа и синтеза многочисленных, часто противоречивых требований. Сопоставить и привести их к единству — задача дизайнера.

Такова вторая важная особенность красоты в дизайне — обоснованность ее, причем не только и не столько логикой и законами искусства, сколько законами науки. Эта особенность, кстати сказать, в какой-то степени связана с тем, что дизайн в промышленности — это один из способов содружества науки, техники и искусства.