Человек эпохи Возрождения

• Текст:Андрей Филозов
  30 июля 2019
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Танцы с волками

— Сложнее ли для творческой личности жить и работать в России, чем, скажем, в Европе?

— Жить везде непросто. Нет каких-то «нормальных», «правильных», «хороших» культур, тем более обществ. В любой группке есть свои ограничения, зачастую очень болезненные. С этим постоянно сталкиваешься в работе, вне зависимости от общества или культуры — творчество есть вызов. Везде приходится что-то преодолевать: в России это некая волевая трясина, в которой тонут интеллектуальные усилия. В Америке, «на родине Свободы», это очень жесткая схема видения мира, задающая всем, включая и изобретателей, правила поведения. Моя маленькая страна, при всей её великой истории, культуре и хорошо отлаженном быте — не исключение. У нас нельзя слишком явно преуспевать, слишком возвышаться надо всеми. Во всём, не исключая архитектуру.

— Нельзя добиться чрезмерного успеха или нельзя быть успешным и одновременно свободным?

— Преуспевающему человеку очень сложно снискать расположение общества. И просто невозможно преуспевать чересчур явно, напоказ. Есть рамки, в стилистике, в стоимости проектов и в другом, объективно не объяснимые. Превышение среднего уровня не приветствуется. Со спецификой профессии архитектора это просто несовместимо. Поэтому я прекрасно понимаю ваши чувства, но должен вас разочаровать (или, напротив, обнадёжить) — везде трудно по-своему. Все страны и все общества очень разные; а я, архитектор, должен не только к этому приспосабливаться, но и уметь добиваться своего в таких условиях. Я могу работать у себя дома, могу работать в Штатах, здесь в Москве, могу и в Казахстане.

Бильярдный и Шахматный клуб, Ханты-Мансийск, Российская Федерация. Построенное в 2010 году здание удостоилось премии «Дом Года» 

Инерция стиля

— Вы говорите о верности своей линии в самых сложных условиях. Как вы опишете свой собственный профессиональный стиль? Вот Эрик Оуэн Мосс как-то сказал, что проблемы стиля для него не существует, а есть лишь стремление раскрыть нечто новое и прекрасное. Что вы на это скажете?

— Стиль — это не задача в себе, по крайней мере не для тех творцов, что реально работают. Это — неинтересный вопрос. Я же беспрестанно стремлюсь постичь, что в каждом конкретном случае лучше — для людей, общества, города, страны. Оттого каждая новостройка для меня — первая. За двадцать пять лет архитектурной практики я создал ряд проектов в похожем стиле. Вернее сказать, их объединяет общее направление. Критики довольны — теперь у них появились критерии для оценки; а заказчики, которые, в общем, склонны к некоторому архитектурному снобизму, как всякие непрофессионалы, и подавно счастливы. Этого не избежать. Поскольку строю я для людей и должен принимать во внимание специфику. Но это улавливаемое стилистическое единство — моё собственное, проявление моего творческого «я». Проблема стиля в архитектуре чрезвычайно важна для классификаторов, которые сами ничего не создают. Для осознания истоков того или иного явления, в процессе учёбы эти каноны весьма важны. Но не для окончившего курс, тем более не для творца. Работая, их неминуемо преступаешь, сколь прекрасны бы они ни были. Как быть счастливым, если в своем творчестве ты зажат? — мне для этого обязательно требуется открывать нечто новое.

— Так обстояло всегда или же это характерно только для архитектуры последних десятилетий? Можно ли дать определение современной архитектурной ситуации?

— Да, вполне. Некоторые приметы времени ясно видны. Нынешние архитекторы полнее осознают свое значение, нежели их предшественники. Стало намного проще самовыразиться. «Автоматические» решения более не обязательны, можно покинуть проторенные тропы и создавать необходимую для работы городскую среду. Рамки функциональности, техничности или даже духовности стали намного менее жесткими. Архитекторы становятся интересны заказчикам именно своей непохожестью друг на друга, своими оригинальными решениями.

Это черта последнего десятилетия. Тип заказчика претерпевает изменения к лучшему. Разочаровывает, правда, то, что и бедные талантом архитекторы неплохо зарабатывают. И зарабатывают они на слабостях заказчиков.

Они соответствуют ожиданиям, дают заказчикам то, что они хотят видеть, ни на йоту не приподнимая планку, не пытаясь возбудить в людях какой-то возвышенный интерес. Мастера прошлого обладали и иными ценностями, и отстаивали они их вполне по-коммерчески. Сейчас же мы видим разрыв между задачами, которые лучшая современная архитектура ставит перед собой, и их массовым воплощением. Век назад этот разрыв был меньше. Даже будучи тиражированными, эстетические принципы и приемы часто оставались прекрасны. Грустно видеть нынешнюю склонность людей вполне обеспеченных к ложно-исторической архитектуре и дизайну, их увлечение псевдоклассикой своих фасадов, дворцовообразной мебелью своих комнат, в духе неясно каких Людовиков...

— Вы знаете, я просто поражен, слушая вас. Я искренне считал, что пряничная эстетика последних лет — это наша национальная болезнь, а в цивилизованном мире все иначе!

— Совсем наоборот! Посмотрите на особняки всех этих звёзд. Да у вас в России просто пока не с чем сравнивать тот ужас, которым нынче увлечены как обычные архитекторы, так и заказчики. Это нормальная реакция на безрыбье. В остальном мире строятся и совсем другие здания, великолепные образцы по-настоящему современной архитектуры. Поэтому общая картина выглядит несколько более обнадеживающе. Но не обольщайтесь — общественные вкусы везде примерно одинаковы. Они повсюду разочаровывают, и без корректировки с воспитанием не обойтись. Добиться улучшения, даже малого, можно лишь предлагая нечто совершенно новое. Что же до историзма, направления совершенно тупикового, это — отнюдь не ваша национальная причуда. Это всеобщее искушение, перерасти его удастся не сразу. Наоборот, если у нас хотят сделать что-то величественное, чувственное, воплощающее общие представления об успехе, то порой приезжают в Москву и копируют созданное здесь. Лас-Вегасские казино, по сути своей призванные символизировать взлёт, зачастую воспроизводят архитектуру и интерьеры Московского метро.

Город солнца

— Как вы представляете идеальный город будущего? Что это — радиально-кольцевая структура, линейная или, скажем, биоморфная? Что вам кажется наиболее жизненным?

— Я довольно иронично отношусь к подобному упрощению. Когда я учился, мне приходилось перелопачивать горы специальной литературы, включая и трактаты философов архитектуры. Меня поражала их однозначность, их убеждённость в том, что всё в нашей профессии — хотя бы на каком-то отдельном этапе — можно уложить в рамки стройной теории. Я не мог отделаться от ощущения, что эти люди попросту шутят либо играют в какие-то странные игры друг со другом. Линейные структуры, радиальные структуры — чушь сплошная! Я изучал и изучал эти статьи и так и не понял, всерьёз ли их писали.

Выгляните в окно, посмотрите на ваш город. Задумывались ли вы, что его жизнь основана на сосуществовании целой бездны разных разностей? Здесь, в Москве — новые и старые, уродливые и прекрасные, исторические здания — соседствуют. Не забудьте рельеф, реку, деревья и даже множество второстепенных случайных построек! Отчего всё это многоголосье должно подчиняться одной-единственной идее?

Музей «Дрента», Ассен, Нидерланды. Музей был официально открыт Ее Величеством Королевой Нидерландов Беатрикс 16 ноября 2011

День за днем люди живут в своем городе. Живут, как считают нужным, или, в худшие времена — как получается. И вот приходит творец и начинает им объяснять, как обустроить жизнь. Он может быть необыкновенно привлекателен в своей страсти, несомненно талантлив и просто по-человечески приятен. Но вот представьте: вы приглашаете к себе домой подружку. Понятно, что, приходя в гости, мы всегда приносим с собой что-то своё. Это нормально, в этом — смысл общения. И вот ваша подружка оглядывается, задумывается и говорит: «У тебя, знаешь ли, мебель стоит неправильно. Во-первых, все стулья должны быть одинаковые, как эти три, если уж ты их поставил. Этот стол вообще ни к чему не подходит. Здесь все надо разместить в линеечку, чтобы выстроить перспективу. Есть такие вещи, как эргономика, гигиена, стиль, наконец. Ты о них, похоже, не имеешь понятия. Сейчас я тебя научу, как жить красиво». А ты слушаешь это щебетание, нервно облизываешься и думаешь про себя: если все так запущено, стоило ли вообще в это лезть? Может, тебе, дорогая, лучше было посидеть дома; там тебе все нравилось?...

Великие архитекторы и мыслители прошлого, в том числе относительно недавнего прошлого… Я не хочу смеяться над ними. Я отдаю себе отчёт в том, что их личный профессиональный опыт, их видение мира, их идеи отливались в стройные теории, которые позднее стали достоянием всего человечества. Они же не из пальца это высасывали. И вполне оправданно их стремление как-то подытожить то, к чему они пришли. Общие концепции очень важны. Я только хотел бы подчеркнуть — речь идет о гениях. Когда они подводили свои итоги, они не всегда сознавали, что это — итоги именно творческого поиска, теория изобретательной архитектуры. Они — гении, ото всех этого ждать просто нельзя.

Так же, как нельзя ждать от каждого гениальных прозрений, к сожалению. И дело не в том, что человечество в массе своей «не доросло» до глобальных концепций и стройных моделей. Дело, наоборот, в том, что в принципе у каждого человека может быть своя модель. Она будет более или менее совершенной, но всё многообразие мировоззрений, великих и малых, никак не вписать в единую теорию. Жизнь заставляет нас увязывать своё с чужим, а то и чуждым. Оставим анализ теоретикам, архитектура работает на синтез.

Отчего, скажем, люди столь любят читать? Только ли из-за стиля? Да просто книгу оставил мне её автор — иной, посторонний мне человек. В ней я найду сжатую, предельно упрощённую модель его мировоззрения, переданную литературными средствами. Я читаю книгу, и наши миры встречаются. Я познаю нечто новое, ведь что бы ни было написано — оно всегда о нас, о жизни. Зачем же загонять это в какую-то жёсткую систему? Я, разумеется, подразумеваю системы эстетические. Если в своем творчестве мы сталкиваемся со столь сложной реальностью, то нет иного способа с нею сообразно взаимодействовать, как усложнить и взрастить себя и свои взгляды до её уровня. К чему подгонять всё под своё прокрустово ложе? В работе надо стремиться не к простоте, а к сложности.

Два способа строить город

— Возведение Петербурга было страшным насилием над народом. И эта постройка стала зримым символом насильственного упрощения, нивелировки естественной сложности и разнообразия русской жизни. Город строился «по шнурку», исходя из генерального плана. Удивительно то, что это насильственное упрощение, это торжество теории над практикой повседневной жизни привело к небывалому усложнению этой жизни, цветению ее самых изощрённых форм, к настоящему взлёту российской культуры, к духовному взлёту. И город, построенный вот так, оказался одним из прекраснейших на Земле. Вроде бы это опровергает вашу концепцию. А на самом деле, наоборот, подтверждает — как яркий пример мировой сложности, где ничего нельзя впихнуть в одну какую-нибудь модель.

— Здесь я полностью разделяю вашу точку зрения. Следует подчеркнуть, что такая аргументация характерна для мыслителей и философов. Мы же, художники, доказываем правоту такого подхода своим способом — творчеством. Я далеко не анархист и отвергаю некритическую вседозволенность. Но для создания действительно ценных произведений, не теряющих значения с годами, есть два пути. Один основывается на том, что необходимым условием всякого революционного преобразования является здравый смысл. Провозглашаемые лозунги должны быть не только новыми, но и читаемыми; это компенсирует их революционность. Петр с соратниками потому только и смогли перевернуть национальный уклад и основать новый, что их указы были понимаемы. Общество было инертно, но — на уровне костного мозга — уже готово к восприятию нового. Все так или иначе осознавали естественность реформ. Петр искал нового, и новое это было того сорта, что объединяет всех людей, независимо от чинов и обычаев. Оттого и удалось усвоить и воспринять это новое.

Можно двигаться и в противоположном направлении. Различия — к примеру, между культурами — никоим образом не предполагают качественных градаций. Разнообразие — и не более. Мне нравится, что сегодня мы возводим проекты, исходя из ценностей тех людей, которые позднее будут пользоваться ими, воспринимать и любить их в своей повседневной жизни. Понимание и принятие этих ценностей поможет нам создавать неповторимые творения. Подчёркивание многосложности мира, противодействие нивелирующим началам в общественном сознании — возвышенная задача для творца.

Драматический театр, Астана, Казахстан. Проект-участник международного конкурса 2010 года

Во время первой презентации проекта «Город Столиц» мэр Москвы заметил: «Какой сложный фасад, какой сложный рисунок. Вы, наверное, очень сложный человек...» Что я мог на это ответить? Свобода для творца — это не свобода от всего. Недостаточно создать нечто большое и впечатляющее, нужно сказать новое слово! Главная цель свободы творчества состоит в возможности реализации принципиально новых идей. В случае высотных зданий построить что-то кардинально новое чрезвычайно сложно. Тут есть своя специфика. Каждая такая постройка изначально притягивает глаз — одной лишь своей высотой. И так же изначально она скучна. Один этаж, другой этаж, затем где-нибудь технический уровень, а после — снова этаж за этажом. И вот надо постараться, чтобы это высотное здание было структурно целостно, при этом постепенно изменяясь. Надо, чтобы получилось нечто особенное. Проект «Москва-Сити» должен стать воплощением новой России, а не дешёвым перепевом третьесортного американского сора.

Триумф воли

— Вы хотите сказать, что проекты не должны воспроизводить второсортную американскую архитектуру или что вся высотная архитектура США второсортна?

— И то и другое. Среди этих пресловутых американских небоскребов художественно значимых совсем немного. И большинство из них — ранние. А в целом это дутая дрянь, примитивнейшая по замыслу, без конца сама себя повторяющая. В каждом городке есть своё подобие Манхэттена, все они похожи до тошноты. Это уже не искусство, а социально-экономическая символика. Девять десятых американской архитектуры ужасны. Зачем тянуться к такому «великолепию»? Москва — город дикий, нелепый, древний, прекрасный — неповторима. И если она стремится обрести новое лицо, пусть это будет её собственное лицо.

Происходящее у вас в стране вполне естественно. Россия ищет самоё себя, возрождается. Строит своё будущее и открывает заново прошлое — не в каких-то прежде запертых архивах, а в самой себе. 

Вы сталкиваетесь с прошлым на каждом вашем шагу, в любой сфере — духовной, интеллектуальной и материальной. Путь сложен. После плановой экономики и идеологического контроля нелегко обратиться к полной творческой свободе. Это непривычно, страшно, обнажает ваши собственные слабости, держит вас в напряжении.

И вот, с непривычки, эта освобожденная личная воля проявляется где проще. Нет ничего плохого в том, что российские застройщики непосредственно работают с архитекторами и стремятся участвовать в творческом процессе. Но ведь они ещё и гонятся за дешевизной, чтобы продать затем подороже. Люди же, в отсутствии альтернативы, это принимают и свыкаются с подобным.

Это наихудший выход из возможных — ещё хуже, чем в Америке. Кто у вас в силах следить за этим, кому бы ни был выдан мандат — городу, градоначальству, области или же центру — время вмешаться! Без элементарного контроля со стороны власти эта печальная тенденция, когда быстрые деньги решают все в архитектуре и градостроительстве, будет лишь усиливаться. А я хочу верить, что русский дух достаточно силен, чтобы не дать вашей стране стать второсортной Америкой. Чтобы эта ужасающая серость не стала частью национальной эстетики – чем бы её ни объясняли, какими бы благими соображениями ни оправдывали. В Соединенных Штатах столетие назад намерения тоже были самые лучшие. Сперва они строили дома посредственно, потом стали строить отвратительно — но всегда с какими-то техническими усовершенствованиями, не абы как — а люди сто лет учились это любить. Нельзя, чтобы у вас это было так. Если «Москва-Сити» пойдет по этому показушному пути посредственности, то из города будущего, из символа нового российского общества он превратится попросту в машину по производству денег, а с архитектурной точки зрения выйдет просто провальным.

«Остров Федерация», Сочи, Российская Федерация. Проект был представлен Владимиру Путину на Сочинском Форуме 2007; весной 2009 его финансирование было приостановлено из-за мирового финансового кризиса

Здесь чётко видна проблематика современной российской архитектуры. Есть талантливые мастера, выдающегося полёта мысли, выдающейся техники. И со всем этим мастерством они обречены лепить кошмарные коробки, декорированные под хай-тек. Фальшивый притом. Я, не связанный материальными соображениями или какими-либо обязательствами, могу позволить себе следовать своим путем и в этом не принимать участия.

Пиджак непризнанного гения

У меня нет морального права подставлять себя, свой архитектурный идеал и тех людей, которые потом будут с этой архитектурой жить. Ведь как бывает в тоталитарном обществе? Все ходят в одинаковых пиджаках, и все пиджаки одинаково ужасны. Я могу купить пиджак в магазине по соседству, могу перейти улицу и купить в другом магазине, а могу поехать в центральный универмаг — это ничего не изменит. Поскольку все вообще пиджаки одинаково дрянные. Когда в обустроенном обществе что-то разлаживается, это сразу бросается в глаза. Это возмущает (Как же так, почему не работает?) Когда же всё равномерно плохо: и общество отстойно, и власть не лучше, мораль тоже, архитектура не исключение, равно и вся инфраструктура, транспорт, еда и одежда — тогда мы свыкаемся. И со временем нам даже начинает казаться, что всё не так уж и плохо.

Но вот в моем городе открывается магазин, где продаются хорошие, красивые вещи для достойных людей. Они могут быть дороже, но не обязательно намного дороже. И вот я с утра пораньше выхожу на улицу и вижу, что мне навстречу идет человек в Правильном пиджаке. И я начинаю понимать, что альтернатива есть. Я уже подумаю, так ли уж мне непременно надо носить дерьмовый пиджак, хотя он и дешевле, или возьму да и куплю пиджак настоящий. Оттого-то мне столь важно, чтобы мои проекты в России осуществлялись как подобает, а не как подешевле. Потому, что для России сейчас очень важно получить эту самую альтернативу. Чтобы были перед глазами примеры истинной архитектуры, а не провинциальный блеск. Чтобы было из чего выбирать. Даже десяток таких построек разных авторов создадут прецедент. Вот ответ на вопрос «Да зачем это надо?»

— Вы принимали участие в конкурсе на реконструкцию Мариинского театра. Впервые в нашей стране десятки лучших мировых и отечественных мастеров соревновались за право воплотить свое видение того, что общество привыкло считать своим достоянием. Победил другой. Но для большинства, с зодчеством непосредственно не связанного, самым ярким эпизодом конкурса стал скандал вокруг первого и второго проектов Эрика Мосса, удостоенных крайне нелестных эпитетов в средствах массовой информации. Что вы, как непосредственный участник, думаете обо всем этом? Действительно ли эти проекты столько уж неприемлемы в местных условиях?

— Я не придерживаюсь какого-либо определенного стиля и потому не могу выступать против отражения велений времени. Я против плохого исполнения хороших идей. Люди должны хорошо себя чувствовать, живя в ваших домах, в созданной вами округе. Если вы способны добиться этого, связав своё здание с историческим его окружением (без явного цитирования) — прекрасно! Возможен и противоположный случай, когда постройка настолько ценна эстетически, что вправе даже диктовать свои правила. Мне по-человечески близок подход Эрика Мосса. Он придерживается философии, сходной с моей. По замыслу и по внешнему виду наши с ним конкурсные проекты даже схожи. Проект Перро тоже вполне достойный, хотя Перро победил, а мы — нет. Я не очень-то верю в существование гениальных неудачников, наше время не про них. В Москве я терпел неудачи – но надежды строить в этом городе я не оставляю. И продолжаю работать в России. У меня сейчас сорок шесть проектов в работе по всему миру, многие из них — в Москве. И если проект не удаётся, то я склонен думать, что с ним что-то и впрямь было не так. Он может быть неплох, но его нельзя построить здесь и сейчас. Почти как в литературе: если текст — хороший текст — не печатался, значит, что-то не так было с текстом. Если же все было безупречно, вы ведь не успокоитесь, покуда его не опубликуете. Не сейчас, так после. Не здесь, так где-нибудь ещё. Быть может, не совсем в первоначальном виде — но это может даже быть к лучшему. Думаю, любой профессионал согласится с подобным взглядом. Моя архитектура – не исключение.

Мусоросжигательная линия 6, Роскилде, Дания. Проект-победитель международного конкурса 2008 года; строительство завершено в 2015 году 

Ноябрь 2011 года (отредактированный текст интервью, данного в апреле 2006 году)