Беспредметность как свидетельство отрешенности

• Текст:Вакана Коно
  3 октября 2019
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Владимир Наседкин о проектах для выставки «Сила мечты», пути минимализма и геометричном мире

— Расскажите, пожалуйста, о концепциях и конструкциях ваших работ.

— Инсталляции, созданные для триеннале современного искусства в Ichigo Tsumari в горах Японии и в Ichihara Lakeside Museum недалеко от Токио, представляют архетип и реминисценцию русской деревянной архитектуры Севера.

Это очищенные от какой-либо функции формы, превращенные в абстракцию, где зритель, блуждая в лабиринте стен и постоянно натыкаясь на преграды, одновременно и максимально включен в мир и одновременно выключен из него, а реальный мир подается небольшими порциями через отверстия — амбразуры в стенах.

Беспредметность здесь свидетельствует об отрешенности от наблюдаемого мира и становится логичным появление замкнутого со всех сторон центра композиции — сакрального пространства, в которое невозможно ни зайти, ни выйти, но можно, пройдя по лабиринтам, заглянуть в узкие бойницы стен и увидеть в зеркальном полу инсталляции «Посмотри на небо-посмотри на себя» отражение как бы взятого в плен неба. Из темноты интерьеров зритель может увидеть яркие, окружающие постройку пейзажи, а открывая на центральной стене раздвижные окна (в Карелии их называют «волоковые») с наклеенными на внутренней стороне задвижек зеркалами, рассмотреть себя.

Эскиз к работе «Посмотри на небо — посмотри на себя», 2019 

Реализованная инсталляция Владимира Наседкина «Посмотри на небо — посмотри на себя», 2019 

Объект “TOWER” в плане представляет герб школы, где три прямые линии символизируют реки этой местности, а семь ниш в круге — это семь деревень, дети из которых учились в этой школе. Здесь также есть закрытое пространство, в котором можно увидеть одиноко стоящие в центре школьную парту и стул, десятки лет используемых детьми разных поколений. Это больше «Башня памяти», и именно о памяти поколений этой местности данная работа.

Искусство здесь не находится где-то в стороне — через него можно пройти, в него можно заглянуть. Объекты замкнуты в своей игре формой и смыслом, отрешены от враждебного мира и почти стерильны, но образно передают ощущение современности через свою версию минимализма, предлагая зрителю отстраниться от суеты, избыточности и многосложности реального мира, оставив ощущение недосказанности и тайны.

Объекты построены из дерева, но покрашены темно-серым акрилом с песком, имитирующем бетон. Темный цвет очень важен для меня. На Востоке говорят: «Звезды можно увидеть только в темноте».

— Вас часто называют минималистом. Откуда это влечение к немногословности?

— Во-первых, я родился на севере Урала в городе Ивдель, где вообще не принято много говорить, а все мои предки до эвакуации в 1941 году жили в Карелии, так что я, возможно, просто «горячий финский парень». Во-вторых, в моей жизни и в творчестве важную роль сыграла Пустыня Туркмении, куда я много ездил работать в 1980-х. Безлюдье и бесплодность пустыни кажутся воплощением чистоты, незапятнанности. Парадоксальным образом, невзирая на отсутствие растительности, пустыня показалась мне местом, где обретаются последние воспоминания о земном Рае и, кажется, именно там можно по-настоящему соприкоснуться с миром сверхъестественным, трансцендентным, услышать зов Бога. Она помогла мне открыть смысл незаметной жизни, без внешних признаков выразительности и экспрессии.

Внутри инсталляции Владимира Наседкина «Посмотри на небо — посмотри на себя», 2019 

Я думаю, что темперамент и страсть — вещи разные. Цель первого — усладить наши чувства, цель второй — вызвать эмоции более волнующие, чем просто чувственное восприятие. Для меня экспрессия — это мещанский вариант страсти в искусстве, и очень часто она подменяет последнюю. Страсть в противовес темпераменту создает в искусстве минимализма впечатление известной сдержанности, рассудочности и даже холодности. И именно пустыня помогла мне выйти на путь от сложности к простоте.

Важнейшим эстетическим принципом минимализма является принцип противоположностей: в сочетании линий и пятен с незаполненной изображением поверхностью листа, с пустотой и паузой. Но пустоты и паузы не пассивны, они вторгаются своей массой в изображение, создают напряжение, расставляют акценты. Такая значимость паузы и пустого пространства объясняется тем, что минимализм утверждает принцип незавершенности, недосказанности и эстетического намека, что делает восприятие зрителя индивидуальным и столь же неповторимым, как и сам художественный процесс. Нормы недосказанности и незавершенности являются не художественной задачей или манерой, а естественным результатом творчества.

Путь минимализма — от сложности к простоте, сказать не как можно больше, но как можно меньше. Минимализм не допускает примитива и вульгарности, он рассчитан на эстетическую образованность. 

Малевич говорил, что цвет как таковой не ассоциируется ни с каким предметом и имеет самостоятельное энергетическое содержание, и если вы спросите, в чем для меня истина, я отвечу — в серебристом, светло-сером тоне моих последних рисунков и ксилографий 1980-х годов, когда как будто ничего не происходило и не было никаких видимых эффектов. К этому же я стремился и в архитектуре брутальных японских объектов. Простота — не цель искусства. К простоте в искусстве приходят помимо своей воли, приближаясь к реальному смыслу вещей.

— Ваша жена Татьяна Баданина тоже художник. Вы принадлежите к одному кругу и часто принимаете участие в одних и тех же групповых экспозициях. Кто на кого влияет — взгляд Татьяны на ваши опыты или вы на ее произведения?

— Не знаю, что сказать про взаимовлияния, но Джон Леннон говорил: «За каждым талантливым идиотом стоит гениальная женщина!» Это и про нас с Таней. А когда я ей помогаю, то делаю это с радостью и чувствую себя счастливым и нужным. Вообще, знакомство с Таней было абсолютно необходимым и счастливым моментом в моей жизни — это была встреча с покоем, теплотой и любовью. На примере своей работы и жизни вот уже много лет она указывает мне верный путь к красоте и гармонии.

Инсталляция Владимира Наседкина "Tower", 2019

— Должно ли произведение быть текстуальным или оно должно воздействовать на сетчатку глаза цветом, контуром, формой, а момент повествования неважен?

— Я всегда верил в то, что художественную ценность картины определяет ритм, цветовой строй, пластика, а сюжет лишь помогает воспринять чисто художественные достоинства, свести их к единству. Но чаще всего он мешает настоящему действию живописи. Изобразительное искусство подобно поэзии и музыке, где зрительные образы стоят на втором плане.

Западная художественная практика уделяет так называемому «формализму» существенное внимание. В России же явно заметен крен в сторону социального и политического активизма, когда в центре внимания оказываются социальные идеи и концепции. В результате, все искусство, озабоченное «чистой» формой, приравнивается к дизайну и автоматически выводится из сферы актуального. Я занимаюсь внутренними формальными проблемами самого искусства в специфике его визуальных характеристик, принципами формообразования, размышляю о внутреннем «устройстве» произведения в таких его категориях, как пространство, плоскость, фактура, поверхность, движение и т.п.

Казимир Малевич говорил: «Художник может быть творцом тогда, когда формы его картин не имеют ничего общего с натурой. А искусство — это умение создавать конструкцию, вытекающую не из взаимоотношений форм и цвета, и не на основании эстетического вкуса красивости построения, а на основании веса, скорости и направления движения. Нужно дать формам жизнь право на индивидуальное существование»

— Может ли скульптура и архитектурные объекты, подобные вашим, стать ключом к постижению городского пространства?

— Да, конечно! Я убежден в этом. Они должны включать в себя это пространство, его ритм и дыхание, историю этого места. И по большей части речь в этом случае идет об абстрактной скульптуре.

— Спор о разнице и общих чертах архитектуры и скульптуры вечен, в чем вы видите различия и общее?

— Общее — это стремление обрести гармонию в том, что существует вне человека и помимо него в изначальных первичных отношениях природных и предметных форм, выраженных через пространство и объемно-пространственное взаимодействие структурных геометрических величин.

Замечательно быть художником. Архитекторы координируют и редактируют желания общества, а мы-художники и мы формируем объемы и пространства, исходя из собственной страсти и таланта.

Я с радостью выхожу из картинной плоскости в предметно-пространственную среду и делаю много рисунков и макетов, своеобразные модели новой архитектуры, архитектонические эксперименты в области формообразования. Это некие композиционные заготовки будущих новых объемно-пространственных построений, аккумуляция творческой энергии, направленной на экспансию будущих пространств из которых, надеюсь, вырастут новые архитектурные объекты, скульптуры и инсталляции, что к счастью периодически и происходит у вас в Японии, в Москве, на Урале, в Ирландии.

Внутри инсталляция Владимира Наседкина "Tower", 2019

— Что Вы думаете по поводу актуальности своих работ?

— Я живу в своем ритме и выстраиваю в работах свой геометрический мир. Очень часто неинтересное, банальное и не содержательное для других содержательно и дорого мне как художнику. Именно в моих личных переживаниях кроется социальное, и наша задача суметь подняться над индивидуальным, обобщить его и сделать личное чувство общественным.

Исследователи творчества Иосифа Бродского пишут о том, что стихи поэта последних лет перед вынужденным отъездом из СССР проникнуты темой «деспотизма закрытых пространств».

Это мне очень близко. Я вижу в геометрических построениях, в закрытых пространствах метафору нашего общества. Простые диаграммные структуры в моих картинах становятся средством драматизации политической и социальной жизни.

Общество образует разномасштабные ячейки, четко распределяется по вертикалям и горизонталям. Трассы, шоссе, кварталы преобразуют в геометрическую схему пейзаж. Геометрические дома, геометрические схемы опутывают все пространство человеческого существования. В геометрические узоры складываются трубопроводы, телефонные провода, все системы коммуникаций, напоминающие камеры тюрем или квартиры массовой застройки. Геометрия как воплощение ясных отношений, чётких углов и прямых линий.

— Ваши архитектурные инсталляции в Ichigo Tsumari и в Ichihara Lakeside Museum подчинены законам архитектуры и искусства, одновременного являясь их синтезом. Может ли ваш творческий метод служить основой для создания произведений в области дизайна и архитектуры?

— Да, может! Мы с Таней не дизайнеры и не архитекторы, но у нас за плечами огромный опыт станкового искусства, и его ритм помогает нам находить неординарные решения в дизайне Международных космических и Авиа-шоу в Гонконге, Берлине, Киеве в начале 2000-х годов. Каждый художник верит, что только ему открыта истина.

Универсальный язык линий и лаконичных геометрических форм восходит у меня от древних традиций Египта и Вавилона к авангардному искусству Лисицкого и Малевича. Идея плана, чертежа или кода теряет свою конкретную привязку, кристаллизуется и превращается в искусство.

Интегрируя приемы и средства выразительности супрематизма, конструктивизма и находясь в контексте различных традиций и языков, я формирую свою художественно-композиционную систему и как бы переписываю тотальный архив накопившейся избыточной культуры.

— Как вы начинаете работать над произведением и что вами движет?

— В своей нобелевской речи тот же Бродский сказал, что «…пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку. Начиная стихотворение, поэт, как правило, не знает, чем оно кончится, и порой оказывается очень удивлен тем, что получилось, ибо часто получается лучше, чем он предполагал, часто мысль его заходит дальше, чем он рассчитывал. Это и есть тот момент, когда будущее языка вмешивается в его настоящее… Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение — колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом».  Мне это очень близко, как и многим моим друзьям-художникам, писателям и поэтам.

Таня Баданина о лейтмотивах в творчестве и собственных проектах для выставки в Ictihara Lakeside Museum

«НЕБО как творческое, метафизическое начало — главная тема всех моих работ. Рисую ли я белые райские сады, стремлюсь ли к ним на воображаемых крыльях мечты — я делаю Небо.
Путь к небу — это странствие из мира телесного, бренного и суетного к миру бестелесному и вечному. Стремление к иному лучшему миру — это бесконечная мечта человечества и одновременно светлая печаль и страдание человека, ищущего потерянную связь с небом.

КРЫЛЬЯ — моя мечта: “Кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы; Далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне; Поспешил бы укрыться от вихря, от бури”.

Крылья — как олицетворение усилий превозмочь время, пространство и материю. Из-за поддерживающей силы крылья для меня являются символом паломничества души на небо. Леонардо да Винчи писал: “Когда тянет в пропасть, надо иметь крылья”. Два крыла — опыт и мечта поднимают нас над временем и движут к цели нашего бытия.

Инсталляция Тани Баданиной «Крылья», 2019

Инсталляция Тани Баданиной «Врата», 2019. Фото Hideto Nagatsuka

Инсталляция КРЫЛЬЯ расположена в зале на первом этаже музея. Крылатые объекты из бамбука, японской рисовой бумаги и белого света парят в пространстве, растворяются в солнечном свете и соединяются с прекрасным пейзажем — озером и небом, находящимися за стеклянной стеной зала.

В другом зале музея световые объекты ПОРТАЛ, ВРАТА, ЛЕСТНИЦА В НЕБО перекликаются друг с другом, перенося зрителя во вневременной фантастический и романтический мир. Они напоминают ему о мечтах, о небесной радости.

Свет в этих объектах как преодоление тьмы, белое как противостояние черному и его растворение, свет как разрушение плотности материи, как нисхождение и исход, как восхождение и обретение свободы через преодоление смерти.

Зритель попадает в зал через ПОРТАЛ — световой тоннель, через бесконечное горизонтальное пространство. Снежинки на световых колоннах объединяют верх и низ, “рассказывая о Небесах”.

Напротив ПОРТАЛА находится ЛЕСТНИЦА В НЕБО — бесконечная вертикаль. Лестница из света, с начертанными на ступенях добродетелями, отражаясь в двух зеркалах олицетворяет бесконечный путь совершенствования души.

Инсталляция Тани Баданиной «Лестница в небо», 2019. Фото Hideto Nagatsuka

На стене ВРАТА — портал в иное пространство, тайна - за чуть приоткрытыми створками. Возможно это выход туда, где светло и спокойно, “где нет ни болезней, ни печали, ни вздохов, но жизнь бесконечная”».

• Фото и иллюстрации:предоставлены Владимиром Наседкиным и Таней Баданиной