Архитектура — это интерфейс

• Текст:Татьяна Жемухова
  28 ноября 2025
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Ваши проекты выбиваются из привычной сегодняшней российской архитектуры — они имеют иную основу, иной язык, философскую концепцию, кроме того, они весьма конкурентоспособны и на международном уровне. На какой почве это «новое» возникло?

— Мне нравится работать на стыке современного искусства и маркетинга. По сути — это создание эффективного инструмента и произведения искусства одновременно. В этом случае почвой служит поставленная задача. «Новое» — это каждый раз заново решаемая задача без рефлексии и ссылок на что-то очень личное. Я не считаю архитектуру своей собственностью. Архитектура принадлежит пространству, поэтому, делая архитектуру, ты осуществляешь определенный выбор, связанный с обстоятельствами, а не с чем-то личным. Ты просто перенаправляешь потоки и формируешь их движение.

— Архитектура — для вас это профессия, способ управлять пространством, преобразовывать человека или деятельность, раскрывающая нечто в основании самой культуры?

— Архитектура — это интерфейс. Слой между пространством и пользователем. То, что помогает осуществлять коммуникацию. Уверен, что сегодня архитектор уже не может ограничиваться обязанностями главного строителя. Архитектура, на мой взгляд, включает в себя большее число активностей, чем какая-либо другая профессия. Архитектор делает примерно то же самое, что dj, — сводит несколько пластинок. Несколько мелодий необходимо свести в одну и так, чтобы это зазвучало. Современное искусство, политика, бизнес, промышленный и коммуникативный дизайн — прямые обязанности архитектора. Если не заниматься параллельно всеми этими вещами, невозможно абстрагироваться от того, что ты делаешь. Тебе начинает казаться, что мелодия идеальна тогда, а это тупик.

— Есть ли универсальные принципы, которые пронизывают и определяют задачи любой архитектуры — вне времени, вне пространства? Или у каждого своя архитектура, свои правила? Есть ли еще место архитектуре, неподвластной времени?

— Архитектура реактивна. Мне кажется, архитектура имеет привязку к определенному месту, событиям и людям, которые ее делают. Место и время определяют форму. Архитектура — это импринт обстоятельств.

— Ваше творчество нельзя назвать только архитектурным или только художественным, оно находится скорее на грани того и другого... Это связано с широтой мысли или это отражение тенденции расширения функций и возможностей архитектуры?

— Мне кажется, глупо тратить такие большие деньги и получать при этом какой-то «отстой», который очень дорого даже снести. В реализации здания задействовано огромное количество людей. Это заказчики, архитекторы, конструкторы, инженеры, художники, искусствоведы, в конце концов, люди, которые потом будут этим зданием пользоваться или смотреть на него со стороны улицы. Почему бы всем вместе не приложить чуть-чуть усилий и не сделать что-то прекрасное?

— Почему вы считаете, что архитектура есть средство коммуникации и почему именно она как вид искусства в этой функции доминирует? Почему не изобразительное искусство, не театр или перформанс, литература, которые на разных этапах развития культуры определяли мышление и сознание человека, выстраивали его отношения с окружающим миром?

— Как сказал Уинстон Черчилль, архитектура — это одежда, которую носят все. Архитектура гораздо дороже, чем кажется, потому что она формирует образ жизни. Те повторяющиеся простые действия, которые мы делаем каждый день — встаем утром с постели, готовим завтрак на кухне, спускаемся по лестнице, идем по улице и т. д., — все эти действия

формируют наше отношение к миру. Так как весь этот путь оформлен, все это пространство по ходу движения спроектировано, на мой взгляд, это оказывает воздействие. Это и есть архитектура каждого отдельного человека как коммуникация с внешним миром.

— Ваши проекты, бесспорно, несут в себе некую идею, сообщение, чем это отличается от того смысла, который априори всегда должен присутствовать в произведении искусства?

— Архитектура отличается от произведения изобразительного искусства или, например, скульптуры функцией. Это прикладная вещь, вещь первой необходимости. Я скептически отношусь к архитектуре, где автор не может объяснить, зачем он сделал именно такую форму. Чаще всего архитектор, не найдя объяснения, делает ссылку на искусство, хотя иногда это тоже неплохо выглядит.

— Есть ли для вас в среде архитекторов бесспорный авторитет, человек, к мнению которого вы готовы прислушиваться?

— Мои два главных проводника — Сергей Ситар и Чарли Кулхаас (Charlie Koolhaas). Я очень благодарен моим учителям, которые сформировали мой архитектурный фундамент: Юлий Николаевич Орса, открывший для меня архитектуру, Леонид Викторович Демьянов, открывший для меня форму, и Михаил Анатольевич Белов, открывший для меня способ мышления. Особое спасибо хочу сказать Евгению Викторовичу Ассу, он помогает мне смотреть на вещи реально.

— Двадцатые годы XX века можно считать точкой опоры и расцвета русской архитектуры. Повлияла ли архитектура этого периода в чем-то на ваше творчество?

— Это был момент, когда власть уже поставила задачу, но была еще немного занята другими делами. Архитекторы успели сделать несколько интересных предложений и реализовать их. То, что было спроектировано в России тогда, — это практически вся современная архитектура в мире сегодня.

— Вы очень увлеченно подходите к новым проектам, даже никак не связанным с архитектурой, — будь то издание книг или создание клипов. Было ли какое-то иное направление деятельности, которое представляло для вас такую же ценность, как архитектурное творчество? Почему все же архитектура стала приоритетом?

— Просто так получилось.

— Современная Россия, если смотреть на нее глазами иностранца, как, собственно, мы очень любим делать, выглядит очень непрезентабельно, хорошие архитектурные проекты присутствуют лишь локально, нет какого-то глобального и единого решения, нет горизонтов, единой среды, временами вкуса. Как вы как молодой архитектор и сокуратор АрхМосквы относитесь к этим явлениям, есть ли какие-то решения? Можно ли говорить о возрождении российской архитектуры сегодня?

— Эти вопросы мы с Кириллом Ассом задали на АрхМоскве «Настоящее Настоящее» и «Тупик» несколько лет назад. Не многие архитекторы отреагировали позитивно. Остальные отреагировали коммерческими предложениями. Думаю, мы все запутались немного. У нас нет единого архитектурного сообщества, в котором расставлялись бы приоритеты, обсуждалось, что хорошо, а что плохо. Мне кажется, необходимо создать что-то типа архитектурного парламента, где профессиональное сообщество имело возможность дискутировать на важные для города темы и выносило бы консолидированное решение для дальнейшей реализации.

— Насколько изменилось ваше представление о профессии архитектора со времени обучения в МАрхИ?

— Концепция МАрхИ такова: главная задача архитектора — сделать что-то очень «красивое», визуально привлекательное. Когда я начал практиковать, оказалось, что заказчик хочет того же самого. Думаю, это связано с менталитетом. Русский человек воспринимает архитектуру так же, как и одежду, как украшение, а архитектора — как специалиста по украшению. То есть получается, МАрхИ делает все правильно. Поэтому у нас в стране х....я архитектура.

— Какие проблемы в современной архитектуре для вас наиболее значимы?

— Проблема в том, что часто архитектуру рассматривают исключительно как способ заработать. В этом случае она утрачивает свою главную задачу — диалог. Архитектура — это посредник между пользователем и пространством. Это двусторонний интерфейс. С одной стороны, нужно сделать так, чтобы было удобно жить, с другой стороны, необходимо реагировать на ландшафт и не потерять его качеств. Под ландшафтом я имею в виду не только место, но и происходящие события, политическую ситуацию, традиции, планы на будущее.

— Как вы относитесь к модным веяниям и тенденциям?

— Я и есть и тенденции, и модные веяния (смеется).

— Все архитектурные проекты условно можно разделить на — средовые, максимально и гармонично вписанные в окружающее пространство, выстраивающие определенную градостроительную перспективу, горизонт, и скульптурную, рассчитанную на эффект, становящуюся знаковой и доминирующей точкой пространства. Какие проекты ближе вам?

— Хороший вопрос. Я стараюсь делать знаковую архитектуру, гармонично вписанную в окружающее пространство, выстраивающую градостроительную перспективу, горизонт. Как-то так.…

— Вы всегда точно знаете, каким должен стать проект, или есть лишь некоторая идея, которая в процессе перерождается, переосмысляется, обретает более конкретные черты?

— Любой проект, как мне кажется, — это сведение обстоятельств. При этом, конечно, есть некий значок, иконка, которая определяет программу. Дальше как в скульптуре — начинается удаление лишнего, чтобы в итоге получился идеальный по пропорциям объект. Этот процесс удаления и называется проектированием. Если программа выполнена, вещь работает.

— Насколько сообщение, заложенное в проект, определяет его внешний облик, форму?

— Всегда. Форма всегда следует функции. А затем функция течет по форме. Если сделано все правильно, вещь работает.

— Вы неоднократно говорили о том, что для проекта важны простота, внятность, момент гравитации. В чем простота вашей архитектуры? Чем эта простота для вас как автора привлекательна?

— Человек живет в очень сложном для восприятия мире. Архитектура упрощает ему эту задачу. Это навигация. И чем проще и понятнее она сделана, тем проще пользователю оперировать пространством. Просто сделать сложно. Но если это удается, вещь работает.

— Критики часто любят находить нечто общее, что объединяет работы. Считаете ли вы ваши проекты частью чего-то целого?

— В этом-то и дело. Это самое главное в том, что я делаю. Я воспринимаю каждый проект и каждое движение как часть целого.

— Какой из ваших проектов вы считаете наиболее значимым для вашего творчества, наиболее ярко выразившим вашу философию? Почему?

— Такого проекта пока еще нет, но я работаю над этим и уже близок.

— Для кого вы создаете свои проекты? Для каких людей?

— Мой заказчик — активный, уверенный в себе человек. Он готов к инновациям и верит в традиции. Он открыт к диалогу и изменениям. И самое главное — этот человек стремится сделать мир немного лучше.

— Чем вам интереснее заниматься — проектированием социальных, административных, деловых пространств (это касается как архитектуры, так и интерьеров), созданием жилых комплексов или культурно значимых объектов? Почему?

— Мне все равно, что проектировать. Каждый проект — это решение определенной задачи. Масштаб, функция, время жизни здания не имеют принципиального значения.

— Как вы относитесь к тому, что организаторы конкурса на пермский музей отказались реализовывать проект-победитель? Как вы вообще относитесь к конкурсам, проводимым в России, достаточно вспомнить нашумевшую проблему с проектом Мариинского театра Доминика Перро? Почему, на ваш взгляд, в России нет спроса на сильные идеи?

— Слабый менеджмент. Если ты решил что-то сделать, сделай это. Если ты не в состоянии реализовать свой план, значит, ты либо плохой управленец, либо план как-то не очень, что, в свою очередь, означает, что ты плохой управленец. Мне только непонятно, почему мы должны содержать непрофессиональных управленцев.

— В одном из интервью вы сказали, что поисковое проектирование — это хорошее упражнение, перед каким броском вы так много упражняетесь?

— Я тренируюсь каждый день, чтобы сделать самый крутой проект (cool project) в своей жизни. Имеет смысл делать только крутые проекты.

— Хотели бы вы реализовать какой-либо из ваших проектов не в России, а, скажем, в Европе или в других местах?

— Все узнаете, всему свое время.

На обложке: Борис Бернаскони

• Фото:Предоставлены бюро BERNASKONI