Вятское зодчество

• Текст:Анри Каптиков
  3 апреля 2024
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Вятка для меня прежде всего — родина предков. Среди них были и лица духовные. В 1859 году прапрадеда, питомца вятской семинарии Алексея Лопатина, определили в церковь села Каракулино Сарапульского уезда. Василий Алексеевич Лопатин, хотя и окончил в той же Вятке духовное училище, по стопам отца и брата (тоже священника) не пошел, став аптекарским учеником. Дочь его, Августа, с аттестатом вятской Мариинской женской гимназии отправилась учительствовать на Чернохолуницкий завод. Там она вышла замуж за местного уроженца Николая Михайловича Каптикова¹, которому помогла выучиться на бухгалтера. В 1899 году появился на свет их сын Юрий.

Стоит ли еще в «Черной», на улице, поднимающейся от плотины за церковью и бывшей школой, двухэтажный шестистеннок? Под его просторной кровлей обитали две семьи: Кузнецовы и Каптиковы (были они в родстве). Внизу было по-деревенски: русская печь с полатями, лавки вдоль стен. Наверху помню остатки городской интеллигентской обстановки: кресло-качалка, часы в тяжелом футляре, старые книги…

Не лишне отметить, что Холуницкие заводы через владельца, известного спиртоводочного магната Поклевского-Козелл, были связаны с Екатеринбургом. О том напоминает его дом по ул. Малышева с прекрасным чугунным крыльцом. Сами заводские объекты могли бы дополнить историю уральской архитектуры, да и художественного литья. Назову архаическую деревянную плотину в Климковке, заводоуправление и магазин в Белой Холунице.

Однако в первом десятилетии ХХ века Холуницкий горный округ хирел, заводы закрывались. Не избежала сей участи и Черная Холуница. Мужики, оставив семьи, двинулись в поисках заработков в Сибирь. Н. М. Каптиков устроился на Ленских приисках. Тем временем Августа Васильевна, выслужив от земства пенсию, жила больше в уездном городе Слободском. Юрия же отвезла в Вятку в реальное училище. Будучи особой свободомыслящей, причастной, как и муж, к революционному движению, наверное, повлияла и на сына. После Февральской революции он — в вихре событий большевик — организует на Климковском заводе первый профсоюз. Добровольцем уходит в Красную армию. После ранения под Пермью снова возвращается в родные места. Возглавленный им отряд заводчан ставит заслон колчаковцам, лесными дорогами стремившимся пробиться к Вятке. Весной того же 1919 года становится военкомом отдельного караульного батальона при штабе Блюхера, командующего Вятско-Слободским укрепрайоном. Оттуда его переводят на должность комиссара единственного на всю 3-ю армию авиаотряда. С пилотами, не заслуживающими политического доверия, кружит на «сопвиче» над позициями белых за Глазовым. Начинается наступление, и Юрий улетает с вятской земли. Вернуться и даже навестить ее хоть разок ему не доведется — так сложится дальнейшая жизнь… Обосновавшись в Свердловске, Ю. Н. Каптиков женится на Наде Пагиной, чья мать, Елена Егоровна Загуляева, родом из деревни Ярушки около Ижевского завода. Так что и эта моя бабушка — вятчанка.

Много рассказывая про «Черную», папа никогда не касался Вятки. Этот город был для меня абстрактным понятием, покуда студентом, начав путешествовать, я не заглянул в пятый том «России» Семёнова-Тян-Шанского. Когда в серенькое мартовское утро 1965 года сошел с поезда в Кирове, первые впечатления от вятской столицы были довольно удручающие. Насмотрелся в издании Семёнова на городские храмы, а где они? Я ведь не знал, что давно нет ни Кафедрального, ни прославленного Александро-Невского соборов. За их отсутствием поспешил к замеченной с горы какой-то церквушке — оказалась поздней псевдорусской стилизацией. И подлинно древний Трифонов монастырь не утешил — до чего запущенный вид².

Черная Холуница. Дом Каптиковых — Кузнецовых, 1976

Тем не менее от исследований Вятки это не отпугнуло. Извлекли мне в библиотеке нашего краеведческого в Зеленой Роще «Известия Императорской археологической комиссии». Три выпуска — 44-й, 46-й, 48-й — содержали иллюстрированный свод вятских храмов. Изучал с огромным вниманием. Хотя и в уральских то памятниках я только начинал разбираться, уже улавливал, до чего своеобразна Вятка. Заглядываю сейчас в ученическую тетрадь, куда вносил заметки-аннотации и удивляюсь их точности: «древнерусские традиции», «фонарик на четверике», «верх несколько изменен», «сильно обстроена» и т. д. Пробовал даже классифицировать.

Но существует ли все это? После Кирова были основания сомневаться. Да и в подвернувшемся «Собрании постановлений Правительства РСФСР» список охраняемых государством памятников Кировской области (1948 год) включал какой-нибудь десяток церквей, и те при Н. С. Хрущёве местные власти постарались снять с учета. К счастью, почти все отстоял командированный в Киров Б. В. Гнедовский.

Климковка. Заводская плотина, 1976

Что официальный список, однако, охватывает не все сохранившееся, я убедился в мае 1967 года, проезжая из Кирова в Слободской. …Автобус миновал мост через реку Вятку, знаменитое Дымково. Следующая остановка — Макарье. Вдруг — у дороги вижу в целости храм, заочно причисленный мной к «чисто вятскому типу»! И потом подобная радость бывала многократно. Выяснилось, что в отличие от городов, где столько церквей поломано, сельские то стоят. Конечно, и среди них есть утраты, например, в Кырчанах под Нолинском и в Талом Ключе (Богородском) — лучшие композиции с большими восьмериками на четверике.

Вятские села были еще впереди. В областной центр я вынужденно делал однодневные наскоки — не у кого было остановиться. Однако все же и транзитом детально отснял сохранившееся. Отыскал затерявшуюся в северных кварталах церковь Иоанна Предтечи, удивившую восьмигранностью от земли и тяжелыми «рогатыми» наличниками. Словом, не унывал, как в первый приезд. А по исчезнувшему — Кафедральному собору и прочему — отличные негативы нашлись в столичном Музее архитектуры им. А. В. Щусева. 

Продвинуться дальше смог уже молодым преподавателем СвердАРХИ. Поступил к нам на дизайн вятич Саша Копысов (сейчас живет за океаном, в Торонто). Едва разговорились — узнаю, что цел и такой шедевр, как Николаевская церковь в селе Истобенск. 

Саша Копысов — вятич, студент и помощник А. Ю. Каптикова. Вяз, август 1972

В чудное утро июля 1971 года прилетаем мы со студенткой Томочкой Устюговой в Киров. Аэропорт — поблизости от платформы электрички. Садимся не в сторону города, а в противоположную (такое начало было потом неоднократно). Остановка «Оричи». Автобусы на Истобенск не ходят — грязища. Пришлось проделать 18 километров пешком. Зато по пути — Спасо-Талица и ее церковь с наивно-выразительными перепевами растреллиевских наличников и картушей, лес, затем «поле, русское поле…». Шлепаем по лужам, обувь вся в глине. Жарко. Вдали появляются силуэты истобенских храмов, и в этот момент у меня лопается лямка перегруженного рюкзака. Кое-как доплелись до центра этого большого села. Осмотрели поверхностно Николаевскую церковь и обессиленные скатились под обрыв на пляж…

Вторично в Истобенск примчал нас Саша на своей моторке. В доме его родителей на окраине Кирова я обрел, наконец, базу для радиальных выездов. В 1971-м, кроме упомянутого, посетил: Быстрицу, Юрьево, Кстинино (родина бабушки Августы Васильевны); в 1972-м — Волково, Ошеть, Пасегово, Вяз. В то лето горели торфяники. В Вяз брел сквозь дым наудачу, не зная, опять же, остался ли там храм. И предстал он на подходе с той же точки, что снят в «Известиях Археологической комиссии» — сложным своим крыльцом вперед! Еще важнее, что тогда мы с Сашей дотопали через Чудиново до вятской святыни — Великорецкого. Захватывали душу не одни памятники, но и природа, то полная лирики, то эпически величавая: вятские увалы, перелески, неоглядные дали…

Стал ли я первооткрывателем вышеназванных храмов? Нет. Большинство вошло в появившуюся тогда же популярную книжку Б. В. Гнедовского и Э. Д. Добровольской «Дорогами земли Вятской» (М., 1971). Там и верная периодизация местного зодчества, и яркие его характеристики. Но, как говорится, «по верхам» и почти без имен. Между тем доцент Кировского политехнического А. Г. Тинский уже набрел в архиве на мастеров-строителей. С этим обаятельным человеком я познакомился летом 1976 года, когда после защиты диссертации отдыхал на Вятке, заодно пополняя натурные материалы Белохолуницким районом (особенно поразили ворота при церкви в Сырьянах). Отношения сразу установились на редкость благожелательные. Без взаимной ревности к теме, как это было, скажем, из-за Прикамья с покойным А. С. Терёхиным³. Годом ранее я с практикантами побывал в селе Сорвижи на Вятке, благо оттуда у нас учились четверо. Местный храм поразил своим масштабом, столичностью. Специально ходил в Москве в Министерство культуры РСФСР и добился его постановки на учет. По договоренности с А. Г. Тинским послал ему фотографии этого памятника, а он мне — архивные данные, но поделиться информацией Анатолий Гаврилович всегда был готов не только в порядке обмена. 

Во второй половине 1970-х каждое лето гостил я в Слободском у наших студентов оттуда — Коли Бушуева и Лены Гуриной (ныне, кажется, кандидат архитектуры), — проводил там часть практик. К Слободскому мое отношение, понятно, особое. Стою, бывало, на обрыве и думаю: вон к тому домику бакенщика на левом берегу подходила дорога с Холуницы и, переправившись на пароме, по взвозу, что подо мной, въезжали в свой уездный город предки-заводчане… Бывшая торговая площадь, где, увы, вместо пяти храмов и двух отдельных колоколен теперь только два храма и одна колокольня (которая, правда, в компенсацию сих утрат дополнена по сторонам колоннадами). Патриархальные улицы, почти сплошь заставленные каменным купеческим ампиром. Поэтическое кладбище с воротами, при которых — пары коротких толстых колонн. Промышленное предместье Демьянка, громада спиртоводочного завода и винный магазин-подвальчик, в просторечье именуемый «волчья яма»… Провел я поуличную фотофиксацию, поднял в Ленинграде ряд старинных планов, но до написания градостроительного очерка не дошло. 

Как ни манила Вятка, в смысле научном она пока нужна была лишь для сравнительного анализа с основным направлением моих исследований — Уралом. Такая роль отводилась ей и в дипломной работе, и в кандидатской диссертации. Но когда Н. С. Алфёров⁴ сказал мне: «Лет бы через семь… докторскую», — этого стало мало. Соседние регионы — Север, Вятку, Сибирь — надлежало изучить вглубь и вширь, не довольствуясь важнейшими памятниками, обследовать буквально все. Сначала основательно прочесал устюжскую периферию. Предстояло возвращение к Вятке на новом уровне.

Тут подходит в зимнюю сессию 1982/1983 года в коридоре УрГУ заочница-искусствовед из Кирова Ирина Берова, заявляет о желании заниматься вятским зодчеством. Начинать с ней, музыкантом по первому образованию, приходилось с нуля. Тем удивительнее, на какую благодатную почву упали брошенные мною семена. Рассказы, объяснения на слайдах и непосредственно у памятников⁵ усваивались наилучшим образом. Каждая следующая курсовая — все обстоятельнее и серьезнее, а диплом, пожалуй, тянул на сырую кандидатскую. Крупнейший успех за мою многолетнюю педагогическую деятельность! Мог бы гордиться, но… Почувствовав себя уверенно, Ирина начала темнить, не доверять руководителю, ну и я ей тоже: стали скрывать друг от друга находки. В итоге после окончания ею университета и публикаций в столичных изданиях, куда мне и доступа-то не было, — полный разрыв. Ныне она кандидат искусствоведения, фигура в Кирове заметная. Впрочем, в разъездах моих Ирина участвовала только однажды — не мила была ей, уроженке Азербайджана, Вятка! Сопровождали, как обычно, студенты САИ⁶. Кое-что, преимущественно «росляковки», посылал снимать самих.

Разумеется, не обходилось без трудностей и приключений. Дороги в Кировской области местами ужасные. …Сорок километров от Зуевки до Лемы в грузотакси-фургоне тащились, вернее плыли по колеям, восемь часов. Дальше в Богородск пришлось добираться пешим ходом. От вятских Ессентуков — курорта Нижне-Ивкино — до села Раменье менее десятка километров, но каких! Да еще, едва успел пофотографировать храм, разразилась страшеннейшая гроза. А как мы с Володей Склюевым⁷ пробирались берегом Вятки в Атарской Луке, спускаясь в овраги, по дну которых бурлила вешняя вода, и карабкаясь наверх!

Сколько мелькает в памяти из увиденного за сезоны 1983, 1984 и 1985 годов! Путешествие от Вятских Полян до Кирова. Восход солнца в Малмыже над стадионом и старинным собором. Уржум, не уступающий по колоритности уральским городам-«купцам». Нежная зелень на холмах Нолинска. Выходы в окрестные села (Петровское, Архангельское), чьи церкви были уже вольной переработкой «прожектов архитекторских»⁸. Напоминающий «московское» барокко и Поволжье (к нему всегда тяготел вятский юг) храм начала XVIII века на Шошме близ Яранска. Вертикаль шатровой колокольни в самом Яранске. Ее еще «мирискусник» Г. К. Лукомский считал стройнее известной «ярославской свечи» в Коровниках. Очередное посещение Советска (до 1918 года Кукарки) и долгожданная (в предыдущий раз не дошли), хотя и полуразрушенная церковь в Ишлыке. Окружение — березы, река. Почти «Зеленый шум» Аркадия Рылова…

Суетливый, архитектурно интересный только главной улицей, но незабываемый заречными панорамами Котельнич. Городок Халтурин, в коем не упомню ни единого нового здания. Село Русаново. После обмеров лакомились горячими от жары ягодами в заброшенном школьном саду…

Суммируя все впечатления, признаюсь, что из четырех изучавшихся мною школ: устюжской, вятской, уральской и тобольской — как-то наиболее привлекательна вятская. Хороши памятники Устюга, которому Вятка многим обязана, но в них прослеживается (говорю о XVIII столетии) некая суховатая утонченность. Уральские большей частью сурово-грубоватые, как сам наш край. Тобольские и вообще сибирские — вычурные, отовсюду понамешано. А на Вятке — задушевность, камерный масштаб и особая любовь к «узорочью». Затейливо-пряничное на ранней стадии (1690–1720-е годы), оно ненадолго прерывается, чтобы возродиться потом. Прежде мне представлялось, будто в вятском регионе в середине и второй половине XVIII века сосуществовали храмы с лаконичным плоскостным и, наоборот, обильным рельефным декором, но стоило Ирине уточнить датировки, понял: первые предшествовали вторым.

Кончилось лето 1985-го и началась моя докторонтура. Решил подвести под собранное в экспедициях солидную источниковедческую базу, и потянулись поездки в Киров, в архив, регулярные, чуть ли не каждый месяц. Начальство, подписывая командировки, шутило: «Вам кировскую прописку пора давать!» …Выхожу из гостиницы «Вятка». Пересекаю Октябрьский проспект и шагаю по Красноармейской мимо корпусов областной больницы (бывшей земской). За улицей Карла Маркса дома все старые, перебиваемые лишь портиком ДК «Авангард». Впереди поперек мелькают машины, троллейбусы — это перекресток улицы Ленина у пединститута и Красного дворца. Сворачиваю, и начинается крутой спуск к Ямской площади и речке Хлыновке. За мостом, слева, — желтое здание с приметной крышей, Государственный архив Кировской области (ГАКО). Во многих я занимался архивах, но, право, в ГАКО самые добрые, внимательные, готовые помочь сотрудники. Трудновато им было тогда, как и нам, исследователям: большинство дел лежало в монастыре, в соборе и оттуда их надо было привозить. Отказов, однако, не было. Тепло вспоминаю заведовавшую читальным залом покойную Галину Аркадьевну Коновалову. Весьма признателен Наталье Михайловне Мясниковой и Розе Спиридоновне Шиляевой, в том числе за недавно сообщенные сведения о моих предках.

…За окном — оживленное движение (тут улица Ленина уже, как в старину, переходит в Казанский тракт), а я перелистываю консисторские фолианты. К концу дня на столе — слой песка. Им канцеляристы посыпали написанное, мне же он набивался в бронхи (ощущаю до сих пор). Без пятнадцати шесть — автограф в книге посетителей (за этим, как и за ведением листа выписок, следят неукоснительно), и направляюсь в кафетерий-забегаловку у гостиницы «Центральная», а оттуда — в областную библиотеку им. А. И. Герцена, в краеведческий отдел. Там — эрудированный библиограф Светлана Кокурина. Хотя любой их работник в обширнейших фондах ориентируется свободно — не надо даже заполнять требование.

Да, архив и отчасти «Герценка» раскрыли мне такое, о чем не мог и мечтать. Куда там нашему ГАСО, где от епархии — на две трети только метрики. В ГАКО — грандиозный фонд духовной консистории. Ее журналы и протоколы просмотрел почти за полвека, с 1739 по 1785 год, однако начал, нарушая хронологическую последовательность, с 1760-х — времени сооружения Кафедрального собора. Пусть он не существует, разве неважно, чей был проект — знаменитого московского архитектора Д. В. Ухтомского, его ученика, командированного на стройку в Хлынов, Ивана Кутукова, или имелся проект более ранний, использованный потом? Главное — возведение собора явилось своеобразным смотром местных строительных сил.

Тут-то и предстали передо мной более полутораста каменщиков, целые династии — Редниковы, Окуловы, Злобины, Худербины и другие, — все условия их труда и быта. Кто был квалифицированнее, легко судить по оплате. «Вятские — люди хватские», и получения подрядов мастера добивались, всячески оттесняя конкурентов. К примеру, тяжба Ивана Коршунова с Алексеем Окуловым и Федотом Суворовым и его обвинения в их адрес: «Окулов в строении неискусен… (далее перечень аварий. — А. К.) А Суворов и мастером каменного дела не бывал, к тому ж еще и подозрительной…»

А сколько было миграций каменщиков и артелей! Одну удалось проследить, так сказать, с обеих сторон. Ранее в ГАСО узнал, что Симеоно-Аннинскую церковь в Сысерти строили в 1777 году вятичи во главе с тем же Суворовым. Но на следующий сезон они не явились. В Кирове выяснил, почему: по пути на Урал Суворову предложили достроить храм в прикамском селе Шерья, и он согласился. Вот отчего у этого памятника характерные вятские детали. Ну а на Вятку пришли устюжане, семья Горынцевых. Никита Максимович создал ту самую Николаевскую церковь в Истобенске (Ирина нашла подрядный договор). Сын его, Данило, не менее талантливый, построил вятчанам очень много и ретроспективно перечислил в прошении консистории. Этот своего рода послужной список обнаружил я сам.

Кроме атрибуции, архив осветил и ряд творческих вопросов. Во времена, когда в столицах работали Ринальди, Деламот, Старов, Баженов, на Вятке еще держалась древнерусская строительная практика с совмещением функций зодчего и подрядчика, отсутствием чертежей (в лучшем случае — примитивные наброски). Заказчики по-прежнему указывали мастеру приглянувшийся им образец. Надо отдать должное вкусам прихожан и священников. Образцами выбирались действительно замечательные постройки вроде храмов в Истобенске или Макарьем. Не забывали в договоре упомянуть, «над сводом осьмерик чтоб был в красе», — то есть момент чисто художественный. Документы позволили понять и стилевую эволюцию. Часто встречалось слово «курма». Это оказались своеобразных очертаний, родственные «кубам» Древней Руси деревянные покрытия. Лишь потом вятчане, опять же благодаря Горынцевым, стали переделывать их на малые восьмерики. 

Результаты сидения в архивах 1985–1987 годов я спешил воплотить в книжке «Народные мастера-каменщики в русской архитектуре XVIII века (на примере Вятки и Урала)»⁹. МАрхИ не хотел было включать издание в план, но наша незабвенная издательская дама Людмила Геннадьевна Забурунова настояла-таки и выпустила в 1989-м. Это, вероятно, самое ценное из всего мною опубликованного, по крайней мере приложение со списками строителей и подрядными записями. Стилистически вятские памятники подробно и любовно разобраны в моей монографии «Каменное зодчество русского Севера, Вятки, Урала XVIII века. Проблема региональных школ», вышедшей в 1991 году. Что докторскую не защитил, наверное, не моя вина. Кругом все поехало…

Казалось, в начале 1990-х везде стало не до краеведения, не до науки вообще. Однако в столь неблагоприятное время в Кирове задумали издать «Энциклопедию земли Вятской». Специальный архитектурный том формировал А. Г. Тинский. Он убедил участвовать и меня: «От невзгод будем лечиться работой!» Его неуемной и в преклонном возрасте энергии обязан этот том — первая систематизированная история вятской архитектуры, которая даже удостоилась диплома на всероссийском смотре «Зодчество-96».

А совсем недавно моя ученица по УрГУ, сотрудник Кировского художественного музея им. Васнецовых Женя Сазанова натолкнулась… у себя же в фондах на проект Кафедрального собора, подписанный Ухтомским. Вместе с другими интересными чертежами он был экспонатом выставки «Зодчество на бумаге». Порадуемся за молодых исследователей и пожелаем им новых открытий!

^{1. Согласно семейной легенде, Каптиковы пошли от увезенного на заводы пленного шведа. Доля вероятности в этом есть, ибо как раз после русско-шведской войны 1808–1809 годов перестраивался Белохолуницкий завод и был основан Чернохолуницкий. Там на работах использовались и военнопленные.}

^{2. Каюсь, не оценил прочую застройку центра города, тогда и пятиэтажками-то мало затронутую. Впоследствии с каждым моим приездом облик его менялся, пока через двадцать лет от старой Вятки, кроме, пожалуй, улицы Николаевской (ныне ул. Ленина), не остались лишь островки.}

^{3. Историк архитектуры Прикамья.}

^{4. Первый ректор Свердловского архитектурного института.}

^{5. Подобную лекцию на натуре я прочел у ограды церкви в Юрьеве под Котельничем. Вторым слушателем был Ю. Ю. Курашов, впоследствии зам. директора НПЦ по охране памятников Свердловской области.}

^{6. Приятным спутником в этой поездке я имел нынешнего заведующего кафедрой реставрации УрГАХУ M. B. Голобородского.}

^{7. Студент А. Ю. Каптикова.}

^{8. Так (не в печатных трудах, конечно) я обзывал скучные произведения первого губернского архитектора Ф. М. Рослякова, упразднителя вятской самобытности.}

^{9. Вошла в настоящее издание.}

Опубликовано впервые: Девятые Уральские академические чтения. Екатеринбург : Уральское региональное отделение РААСН, 2004.

Обложка статьи: Анри Каптиков на фоне храмов Великорецкого, август 1972

• Фото:Предоставлены Анри Каптиковым