Кандидат искусствоведения, профессор Уральского государственного архитектурно-художественного университета Анри Юрьевич Каптиков начал свой путь с искусствоведения, позднее увлекшись архитектурой. В заключительной части его книги «Народные мастера — каменщики в русской архитектуре XVIII века: Великий Устюг, Вятка, Урал» опубликованы мемуары Анри Юрьевича, в которых он описывает личную историю знакомства с архитектурой в результате многочисленных исследовательских поездок по территории России. В этой статье представлены воспоминания Анри Юрьевича об изучении уральского зодчества.
Уральское зодчество
- Текст:Анри Каптиков3 февраля 2024
- Добавить в кабинетДобавлено в кабинет
В августе 1966 года состоялась первая исследовательская поездка по Уралу — в Соликамск, к истокам нашего каменного зодчества. С удостоверением общественного инспектора и фотоаппаратом «Смена» я выезжал на объекты, указывавшиеся Юрием Михайловичем (Юрий Михайлович Кутаков, инспектор областного управления культуры. — Прим. ред.) или, чаще, выбранные мной самим. Быньги, Шурала, Первоуральск (там стояла тогда совсем другая, ампирная церковь). Слобода, Брусяны, Мраморское, Старопышминск… Раньше самого моего шефа увидел Верхотурье (февраль, 1967 год). Во второй раз ездил туда летом и составил акт о варварском «ремонте» РТС стен и ворот кремля (обмазали цементом).
Работа, хотя и основанная на голом энтузиазме, приобретала все больший размах. Вопреки нежеланию начальника управления культуры мы с Кутаковым разослали в местные Советы типовые запросы насчет церковных зданий. Как ни поразительно по тем временам, почти отовсюду получили ответы. Так, задолго до появления «Свода памятников» у нас получился свой, включивший, правда, постройки, возведенные до середины XIХ века, — более поздние достойными учета тогда не считались1.
Соликамск. Еще сохранившиеся отдельные старинные уголки, 1974
В перспективе захотелось взять дипломную тему уже с охватом всего уральского региона, тем паче выстраивались хронологические и типологические цепочки. Намерение окрепло после обследования в июле 1967-го походяшинских храмов в Карпинске и Североуральске — апофеоза барокко на Урале. Кстати, о Введенском соборе в Карпинске я впервые услышал от Николая Семёновича Алфёрова (советский архитектор, педагог, общественный деятель. — Прим. ред.), придя к нему на кафедру под свежими соликамскими впечатлениями. Храмы он никогда не жаловал, но с первой же встречи был ко мне, студенту, благожелателен.
В марте 1968-го съездил я в Далматово, вторично осмотрел Кунгур. Перейдя по льду Каму, пробрался меж сугробов к памятникам Усолья. Далее последовала незабываемая летняя поездка — Кама: снова Усолье с залезанием на соборную колокольню; Пыскор; Орёл-Городок; эпически величавая, неотделимая от суровой природы Чердынь; Ныроб, с чьим храмом по сочности, затейливости убранства сопоставимы лишь походяшинские. Деревянным зодчеством я не занимался, но как было не добраться до Янидора?! Рад что церковь, как впоследствии и тохтарёвскую под Суксуном, застал еще на исконном месте, а не экспонатом «Хохловки».
Параллельно было сидение в Зеленой Роще, в Александро-Невском соборе над старой, историко-краеведческой литературой и «Епархиальными ведомостями», а затем и в ГАСО на ул. Воеводина. К архивному поиску я весьма пристрастился: относительная бедность находок обязательно компенсируется ароматом эпохи. Сумел все же по фондам не епархии, а светских учреждений — Горного правления, ратуши — узнать, как и кем сооружались не существующие ныне екатеринбургские храмы. Убедился, что везде на Урале важнейшие объекты поручали соликамцам.
Дипломная работа «Каменное церковное2 зодчество Урала первой трети XVIII века» готова, а я и в предзащитный месяц продолжаю разъезжать. Ранним майским утром вхожу в спящую Нижнюю Синячиху. На повороте улицы из-за грубой массивной колокольни вдруг выплывает причудливый купол, унизанный главками. Всплывают в памяти аналоги… Тобольск! Вот это откуда! Хорошо, что с самого начала я интересовался и историческими соседями Урала.
В июне 1969 года защитился на «отлично». Даже дали рекомендацию к публикации, конечно, никого не обязывающую… Осенью был принят Алфёровым преподавать в УФ МАИ. Скорый успех у аудитории на какое-то время от науки отвлек. Правда, я все же написал статьи, увидевшие свет очень нескоро. Вывозил в знакомые места студентов, случалось, с учебными целями. Руководил с А. А. Барабановым (преподаватель УралГАХА, кандидат архитектуры, профессор. — Прим. ред.) созданием первого, пусть и не совсем точного, макета-реконструкции Верхотурского кремля (1971 год). По моему призыву студенты брались за рефераты о пермском и екатеринбургском модерне, перетаскивали к нам в здание бесхозные решетки и т. п. Был председателем Кировского районного отделения ВООПиК3.
Такой впервые увидел церковь в Нижней Синячихе, май 1969
В 1970 году один журналист свел меня в Москве с тем, к кому в аспирантуру прочил Пунин (инженер-мостостроитель, историк архитектуры, заведующий кафедрой истории и теории архитектуры Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. — Прим. ред.), — П. А. Тельтевским (ученый-искусствовед, педагог, профессор. — Прим. ред.). Вскоре тот устроил мое сообщение на Секторе Свода памятников Института истории искусств, но его аспирантом я стал только в конце 1972-го. Эта колоритная личность в методическом плане, кроме отдельных высказываний, мне ничего не дала. Однако за то, что Прокопий Александрович умело провел диссертацию через все инстанции, сохраняю ему благодарность.
У себя в архитектурном институте особой поддержки свыше, признаться, не ощущал. Даже аспирантура моя была не целевая. С пониманием относились разве что Г. С. Заикин и А. А. Стариков — инициаторы программы «Каменный Пояс». Именно Заикин пробил весной 1973 года выезд со мной нескольких студентов (среди них Юра Потапов, позднее — заведующий кафедрой градостроительства УрГАХУ) в Усолье, Соликамск, Чердынь. Это была едва ли не первая экспедиция по Каменному Поясу. Она принесла, путем натурных обмеров и использования материалов БТИ, столь недостающие планы построек.
В экспедициях самих творцов программы я не участвовал, хотя на основе собранного ими, как правило, паспортизировал множество храмов Удмуртии, Курганской и Свердловской областей. У меня были свои маршруты: по реке Чусовой, по уральским плотинам с Барабановым, по пермскому северу, где опять побывал в сезон 1974 года. Добавилось несколько фактически неизвестных памятников соликамско-чердынского ареала (Искор, Вильгорт, Кушмангорт, Кольчуг, Вильва и др.). Большей частью они преисполнены какой-то чисто уральской суровостью. Посетил заодно и Пянтег с его столь архаической деревянной церковью.
В ноябре 1975 года диссертация «Архитектурные памятники Урала XVIII века. Барокко в уральской архитектуре» (сие неуклюжее название не мое) прошла обсуждение на Секторе. Рецензент, неизменно расположенный ко мне Владимир Иванович Плужников, (советский и российский искусствовед, архитектуровед, историк искусства, науки и техники. — Прим. ред.) отпустил немало похвал, в том числе за «удивительную ясность языка». А в июне 1976-го единогласно присудили ученую степень кандидата искусствоведения. Официальными оппонентами выступили Е. А. Ащепков (советский архитектор, искусствовед и историк архитектуры. — Прим. ред.) из Новосибирска и Л. М. Лисенко (архитектор, историк архитектуры, педагог, профессор. — Прим. ред.) из MAрхИ, а за отзывом ведущей организации ездил в свою alma mater, к Пунину.
На защите член совета В. Н. Прокофьев специально поставил вопрос о публикации моего труда. Но с этим-то у меня традиционно было туго либо вовсе никак. Такая судьба постигла книгу о Верхотурье, заказанную в 1977 году Игорем Михайловичем Шакинко, заведующим в ту пору краеведческой редакцией Средне-Уральского издательства. Это послужило толчком к углубленным архивным изысканиям в ЦГАДА, где верхотурские фонды я изучал еще дипломником; Военно-историческом архиве; ЦГИА (Ленинград). Поднял планы города, кремля, чертежи многих зданий. Проехался по Верхотурскому району (1977 год), посетив и обмерив Меркушино, о котором в ту пору никто и не вспоминал4.
Первый вариант книги — обстоятельный градостроительный очерк — не имел, как меня предупредили, шансов пройти. По тогдашним требованиям половину полагалось отвести советскому периоду. Да и культовая тематика в Свердловске, в отличие от городов «Золотого кольца» или, скажем, Перми, являлась довольно одиозной. Пришлось пойти на сокращение, назвав второй вариант просто «Верхотурский кремль». Но тут ушел Шакинко (Игорь Михайлович Шакинко, заведующий в ту пору краеведческой редакцией Средне-Уральского издательства. — Прим. ред.), а новый редактор И. В. Давыдова сочла изложение «неэмоцинальным». Действительно, по-журналистски я писать не умею. В итоге договор был расторгнут. Вообще с Верхотурьем мне фатально не везло. Помимо печальной участи книги, в разное время ушли в корзину три статьи5.
Неудача и переключение в конце 1970-х на устюжскую периферию, а затем на Вятку, отодвинули Урал на задний план. Я стал чаще поручать то или иное студентам. С моей подачи они иногда совершали открытия. Так, в 1984 году А. Ершов и В. Горбов наткнулись под Кунгуром на типологически редкий для нашего региона храм в селе Каширино. Л. Пяткин подтвердил существование Одигитриевской церкви в селе Шерья, отмеченной почерком вятских каменщиков (так потом по архивам и вышло). Собственные поездки по Уралу были теперь связаны с учебным процессом (макет строгановского ансамбля в Усолье) либо хоздоговорами (Сарапульский район — барочные и классицистические храмы с прекрасной лепниной внутри).
Для души выезжал преимущественно в свой любимый Кунгур. Этот город на Сылве и Ирени с открывающимися с возвышенностей далями, барочными церквами и краснокирпичными купеческими хоромами меня всегда очаровывал, особенно в пору цветения черемухи. Вместе с уездными памятниками он составляет «куст», столь же своеобразный, как и чердынский. Чем глубже я вникал в тему, тем яснее становилось деление Урала на Прикамье и Зауралье и ареалы внутри каждого.
С целью ликвидации последних пробелов предпринял в августе 1987 года девятый по счету визит в Соликамск и радиальные выходы оттуда (Верх-Усолка, Лимеж, Шакшер). Увидел, наконец, старейшую уральскую каменную церковь в деревне Верх-Боровой. Круг замкнулся…
Результаты более чем двадцатилетних исследований обобщены в монографии «Каменное зодчество русского Севера, Вятки, Урала XVIII века. Проблема региональных школ», выпущенной, наконец, в 1991-м издательством УрГУ, где лежала три года. Несколько попорченная редактором — искажены отдельные формулировки, — она освещает, однако, становление и развитие барокко на Урале и в сопредельных регионах со всей полнотой (на какую был способен).
За 1990-е годы исследовательская активность (думаю, не у меня одного) снизилась. Кроме того, по ряду причин я охладел к прежней теме. Наметился новый интерес — вокзалы и другие постройки уральских железных дорог. Здесь кое-что обследовано и описано совместно с С. В. Чижевой, выпускницей искусствоведческого факультета УрГУ. Там под моим руководством выполнен еще целый ряд дипломных работ: по архитектуре Перми, Свердловска и Нижнего Тагила советского времени, Невьянска, Кургана, соликамским наличникам, культурному наследию реки Чусовой и др. Студентов-архитекторов все еще изредка побуждаю снимать памятники, пополняя фонды музея в Историческом сквере. Быть может, кто-нибудь из них продолжит разрабатывавшееся мной.
1. Мной также были проделаны поуличная опись и частичная фотофиксация архитектурного литья по Свердловску (оград, балконов, кровельных решеток и т. п.). К сожалению, на этом весной 1968 года сотрудничество с Кутаковым оборвалось.
2. Слово «церковное» было собственноручно вымарано моим деканом И. А. Бартеневым, и работа вышла на защиту с заплатками на обложке и титульном листе. Впрочем, ни рецензента В. Д. Лихачёву (дочь академика), ни комиссию заплатка не смутила.
3. Покинул этот пост после сноса Ипатевского дома, который упорно отстаивал вместе с А. Д. Бальчуговым и В. И. Смирновым из ВООПиК. В 1990-е годы придерживался мнения, что надо просто восстановить и музеефицировать дом. Это, на мой взгляд, было бы наилучшим решением, без ненужной религиозно-политической истерии и ее уродливого детища «на крови».
4. Точно так же были со студентами в 1983-м на Белой Горе с ее монастырем, еще пребывавшей у пермяков в полном забвении.
5. Издание по архитектуре Верхотурья появилось только к 400-летию города. Автор текста — Е. К. Золотов, которого двадцатью одним годом ранее, в бытность его второкурсником, я привез в Верхотурье, а впоследствии предоставил ему свои не увидевшие свет рукописи.
Опубликовано впервые: Восьмые Уральские академические чтения. Екатеринбург : Уральское региональное отделение РААСН, 2003.
Обложка статьи: Соликамск. Таким я его не застал, 1917
- Поделиться ссылкой:
- Подписаться на рассылку
о новостях и событиях: