Воспоминания о маме

• Текст:Татьяна Бархина
  4 марта 2021
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Мамину особенность, непохожесть на других отмечали многие. Еще в детстве двою­родный брат Коля Морозов дал ей прозвище — «блаженная художница».

Цельность натуры, бесспорный талант, увлеченность и полная поглощенность творчеством, сдержанность и скромность, деликатность, целеустремленность, актив­ность и решительность, и при всем этом беззащитность.

Чувствовалась некоторая мамина отстраненность, отдельность. Иногда, погру­женная в свои мысли, она не замечала окружающих, взгляд делался отрешенным.

Никогда не показывала своего превосходства, часто уходя в тень.

Никогда не стремилась ничего изменить — следовала естественному ходу собы­тий — «все, что ни делается — делается к лучшему».

Была бессребреницей. К деньгам и к собственности относилась безразлично, не экономила и не копила. Хорошо помнила, как в детстве все отобрали.

Давая положительную характеристику, говорила — приличный человек (в значе­нии порядочный).

Самым страшным в жизни считала предательство.

Многие известные и талантливые архитекторы относились к ней с большим уважением и какой-то бережностью. Среди них — яркий, непревзойденный А.К. Бу­ров, талантливый, мощный Б.С. Мезенцев, необыкновенно тонкий, удивительный М.Ф. Оленев, маститый, начальственный Г.А. Симонов и многие другие. «Самый луч­ший человек, которого я встречал в жизни, — Лена Новикова», — говорил архитектор А.К. Чалдымов своей дочери.

Елена Новикова. В молодости и одно из последних фото

* * *

Занятие архитектурой заполняет все время наших родителей. В доме постоянно что-то рисуют, чертят, делают конкурсные проекты, диссертации, консультируют студентов, обсуж­дают проекты и постройки друзей. И архитектура была воспринята мною не только как что-то интересное, чем можно заниматься, а как единственно возможное занятие. Казалось, ничто другое не может с этим сравниться.

Отдыхать, ничего не делая, мама не умела. Главное — заниматься творчеством. Во время отпуска всегда писала этюды, позднее в Суханово или на дачу, которую мы после большого перерыва снова стали снимать на Николиной у тех же Старокадомских, ездила с рукописью очередной книги. Писала, дорабатывала, доводила до совершенства. Чтение считала пассивным занятием. Часто просыпаясь чуть свет, непрерывно обдумывая студенческие работы, она рисовала многочисленные эскизы. Когда утром я заходила в комнату проведать ее, она иногда засыпала второй раз, а все пространство вокруг было усыпано листками с рисунками.

Для меня мама — идеал. Мне всегда хотелось быть похожей на нее (в детстве — внешне, а позднее — в умении работать). И я ловлю себя на том, что абсолютно на подсознательном уровне что-то делаю иногда «под маму». Ее любимые художники становились и моими. Видя, как мама рисует деревья «под Коро», я тоже его полюбила. А когда увидела в Лондонской нацио­нальной галерее «Снятие с креста» Микеланджело, одну из самых любимых маминых картин, было ужасно жаль, что ей не удалось увидеть ее в натуре.

Мамина одержимость и увлеченность творчеством, ее мнение и похвала много значили, значат и теперь. В институте после четвертого курса я могла ориентироваться только на ма­мины советы, критику, похвалу. Обстоятельства сложились так, что преподавателей у меня практически не было. Мама могла поставить задачу, но никогда не помогала, не рисовала, не давала конкретных предложений — это был ее принцип. Сомнение во взгляде или сдержанное одобрение говорили о неудовлетворенности и заставляли продолжать поиски. И теперь, начи­ная новую работу, я вспоминаю многие мамины советы.

Архитектурный институт

Ректор Иван Сергеевич Николаев пригласил маму в Архитектурный институт в 1946 году в числе лучших аспирантов Академии. И с тех пор вся ее жизнь была связана с институтом. В одной группе она начала работать с А.К. Буровым, а в другой с папой, Михаилом Григорьеви­чем Бархиным (он был руководителем), и Степаном Христофоровичем Сатунцем. В связи с обвинением в космополитизме Бурова вскоре уволили из института. Еще раз маме довелось поработать в одной группе под руководством Андрея Константиновича в 1952–1953 годах.

Первый совместный выпуск с папой был в 1949 году. После защиты дипломных проектов бывшие студентки (они начинали учиться во время войны, и в группе были только девочки) приехали к нам на Николину Гору отмечать это важное событие. Мама еще такая молодая, поч­ти не отличается от них. А мы их всех хорошо знаем, они часто бывали у нас дома для допол­нительных консультаций. Просмотры и беседы дома с показом старинных увражей, папиными увлекательными рассказами были невероятно интересны и нам с Сережей. Мы смотрели, как натирают палочки китайской туши, составляют растворы разной интенсивности (теплого или холодного оттенка), как толстой беличьей кистью делается отмывка. Архитекторы следующе­го, 1952 года выпуска, Томаз Тевзадзе и Нодар Мгалоблишвили, до сих пор с благоговением вспоминают эти счастливейшие и такие нужные им в то время не только консультации, но и общение.

Когда запретили совместительство (человек не имел права получать зарплату в двух ме­стах), кажется, это был 1950 год, папе пришлось уйти из института, где он был на полставки. После вынужденного папиного ухода (он преподавал еще в Военно-инженерной академии, демобилизоваться после войны не удалось), мама работала с такими известными архитекто­рами, как М.И. Синявский, Ю.Н. Шевердяев и М.Ф.Оленев, М.О. Барщ, Г.А. Симонов. Все они были очень яркие, незаурядные личности. Много лет работала в паре с З.Ф. Зубаревой.

Михаил Григорьевич Бархин

С конца 70-х годов в должности профессора вела группу, работая с З.А. Маликовой и своими бывшими аспирантами — С.Я. Кузнецовым и О.Д. Бреславцевым. Они сейчас ведущие профес­сора института.

В 1955 году в Архитектурном институте прошла новая кампания — «борьба с семействен­ностью». Сократили несколько преподавателей, в их числе оказалась и мама, Новикова Елена Борисовна, т.к. в институте работали ее тесть, профессор Григорий Борисович Бархин, и брат мужа, Борис Григорьевич Бархин. Сыграла свою роль и мамина беспартийность. Это был тя­желый удар. Преподавание стало необходимым, увлекательным, любимым делом. Практичес­ки вся жизнь уже была связана с институтом. Но мама не бросилась искать новую работу — ждала. Занималась конкурсами на типовые здания клубов, кинотеатров, жилых домов и т.д., за которые получала премии. В это время появились польские модные журналы с выкройками, и мама освоила шитье. А потом в Москву стали приезжать парижские дома моды. Кто-то до­стал билеты, и мы с мамой были на двух таких дефиле — Диора и Шанель. Впечатление было огромное. Что-то удавалось зарисовать.

Перед поступлением в институт мама сама сшила мне костюм с курточкой на молнии. Эта серенькая курточка стала основой и любимой одеждой, я носила ее все шесть лет института. Правда, со временем перекрасила в любимый черный цвет.

И вот неожиданно щедрый подарок — объявлен открытый конкурс на эпохальный проект — Дворец Советов. Мама свободна и с радостью включилась в работу, доставившую удовольствие и завершившуюся премией. Вскоре после победы на конкурсе состоялось ее возвращение в институт, но с момента увольнения прошло более двух лет ожидания. Она их выдержала. Но об этом дальше.

Маму отличала необыкновенная способность — умение противостоять тяжелым обсто­ятельствам, ударам судьбы. Непонятно, было ли это врожденным качеством, или вырабо­талось в непростых жизненных обстоятельствах, выпавших на ее долю? Все неприятности, трудности препятствия странным образом не сломили ее, а оказались поводом, толчком к каким-то достижениям, свершениям, удачам. Так получилось с Дворцом Советов и в ряде других случаев.

Диссертация

Мамина диссертация посвящена исследованию архитектуры башен — это русские колокольни, итальянские башни, американские небоскребы. Руководитель диссертации Андрей Константинович Буров предложил маме сделать архитектурный анализ-исследование высотных сооружений на графических таблицах вместо принятого в то время проекта с пояснительной запиской. Он новатор во всем. Подобных диссертаций до этого не делали. Таблицы были невероятно интересны. С огромным любопытством мы следили за тем, как на подрамниках 60×80 возникали красивые чертежи. То это было разросшееся дерево с корнями и ветвями, в конце которых нарисованы колокольни и баши — это традиции в русской архитектуре XV–XIX веков; то итальянские площади с башнями, где показан принцип размещения башен в городе; то исследование силуэта башен, членений, пропорций; то таблицы, посвященные отдельным памятникам: это и ансамбль в Пизе (собор, баптистерий и знаменитая падающая башня), и шатровая церковь Вознесения в селе Коломенском, и колокольня Ивана Великого в Кремле, и башня в Кремоне, и т.д. Около сорока таблиц. Текст же являлся результатом ана­лиза, проведенного на таблицах. Проделана огромная и интереснейшая работа. К большому сожалению, многие оригиналы не сохранились. Когда в институтские времена нам с Сережей нужны были подрамники, мы просительно говорили: «Мам, можно срезать лист?» Она, конеч­но, разрешала, только просила, что бы это был какой-нибудь второстепенный. И вот рулон со срезанными листами бесследно исчез. Поиски ни к чему не привели. К счастью, остались фотографии и негативы.

С Андреем Константиновичем Буровым в Суханове. 1953 год

В мае 1948 года прошла предзащита на Ученом совете Института истории и теории архи­тектуры Академии архитектуры СССР. Председателем Ученого совета был академик Б.М. Ио­фан. В обсуждении приняли участие многие известные архитекторы и искусствоведы. Нико­лай Иванович Брунов подчеркнул научно-исследовательский интерес представленных таблиц и рекомендовал работу к изданию. Б.М. Иофан отметил большие способности автора к иссле­довательской работе в области архитектуры, считал, что такая работа, несколько расширенная (за счет готических башен и советских современных), могла бы заслужить присуждение более высокой ученой степени.

Но началась страшная, убийственная кампания борьбы с космополитизмом.

Маме пришлось выдержать серьезный натиск — кроме изменений в диссертации, которые очень обидно было делать, от нее требовали еще отказаться от руководителя — Буров объявлен космополитом. Мама решительно отвергла это предложение. Защиту отложили на неопреде­ленное время.

Только через два года, в 1950 году, на Ученом совете Академии архитектуры СССР под председательством академика А.Г. Мордвинова прошла публичная защита диссертации с но­вым названием «Исследование высотных сооружений в русской архитектуре».

Хорошо помню, как приближался день защиты, — мама стоит перед зеркалом в парадном строгом костюме, специально сшитом для этого важного события у очень известной портнихи. Он темно-синий в тонкую мелкую полоску — короткий приталенный жакет и узкая юбка ниже колен по последней моде.

Защита прошла блестяще. Все отметили достоинства работы, проголосовали единогласно и рекомендовали работу к изданию. Официальными оппонентами были доктор архитектуры, профессор Иван Сергеевич Николаев и доктор искусствоведения, профессор Михаил Вла­димирович Алпатов. Мама знала, что Алпатов ее троюродный брат, а он нет — революция и репрессии нарушили родственные связи. Михаил Владимирович был старше на десять лет, уже видный ученый, и мамина скромность и щепетильность не позволили ей напомнить ему о родственных связях даже после защиты. Только спустя много лег, отдыхая одновременно в Суханове, каким-то образом они выяснили свое родство — кто есть кто, очень подружились, вспоминали прошлую жизнь, судьбу родных. Михаил Владимирович писал в то время воспо­минания и читал маме некоторые главы, что-то уточнял.

К теме башен, их градостроительной роли высотных доминант, мама возвращалась в 1982 и 1989 годах, когда руководила комплексными студенческими проектами на тему «Размеще­ние высотных зданий на площадях Садового кольца». На биеннале в Софии этот проект с ее теоретическими обоснованиями получил диплом 2-й степени.

Елена Новикова в 1930 году

Дворец Советов

В 1957 году правительство объявило новый открытый конкурс на проект Дворца Советов. Параллельно существовал и закрытый конкурс, в котором проекты заказали 21 видному архи­тектору. Среди них: Алабян, Абросимов. Власов, Гельфрейх, Жолтовский, Иофан, Мезенцев, Чечулин и многие другие.

Участвовать в таком крупном конкурсе на главное здание страны — можно ли желать луч­шего? Мама с огромным интересом взялась за работу (это было время, когда после сокраще­ния она не работала). Забегая вперед, скажу, что результат — вторая премия — огромный успех. Первой премии вообще не было, вторую с ними разделили молодые архитекторы В. Давиденко и А. Меерсон, третья премия у команды М.О. Барща. Проект Л.Н. Павлова получил поощ­рительную премию.

Мама начинает работу с маленьких эскизов — это школа Бурова. Их бесчисленное ко­личество. Именно в небольшом масштабе ищется идея, композиционный прием, уточняются пропорции. Нужно, избежав помпезности, найти новый выразительный образ, монументаль­ный и одновременно простой. Только что прошла кампания по борьбе с «излишествами в ар­хитектуре». До этого двадцать пять лет длилось освоение классического наследия. Это время как раз пришлось на мамино становление как архитектора. К современной архитектуре еще не пришли. В этом конкурсе многие ориентировались скорее на архитектуру 30-х годов. К сожа­лению, все эскизы утеряны, мама не собирала их, не считала ценными.

Папа вначале скептически отнесся к маминому решению участвовать в конкурсе, счи­тая, что конкуренция очень велика, что одновременно проект делают все видные архитекторы страны, и шансов на успех мало. Маму это совершенно не смутило. Главное — сделать новый интересный проект, она уверена в своих силах и увлечена творческим процессом, да и сорев­новательный момент играет немаловажную роль. Постепенно на каком-то этапе папа тоже во­влекается в работу. Найден прием, идут ожесточенные творческие споры, проработка планов, прорисовка фасада, деталей. Нужно сказать, что в творческом содружестве Елены Борисовны Новиковой и Михаила Григорьевича Бархина роли распределялись следующим образом. Мама всегда инициатор, ей приходят идеи, она неутомима в поисках решения и создания образа. У папы огромный опыт работы еще на конкурсах 20-х и 30-х годов, когда он работал с дедушкой. Он разрабатывает планы, оттачивает их, в этом он мастер. Мама и папа дополняют друг друга.

Сдавали проект, строжайше сохраняя инкогнито. Обычно конкурсные проекты отвозила в Союз архитекторов мамина сестра Ксеня, а тут помогал папин друг еще со школьных времен Юрий Дмитриевич Ермаков.

После победы в первом туре конкурса на Дворец Советов профессор Г.А. Симонов, став­ший в это время заведующим кафедрой «ЖОС» — жилых и общественных зданий, вновь при­гласил маму в институт в свою группу. Симонов высоко ценил мамины педагогические способности, и они проработали вместе много лет.

В 1959 году проходил второй тур — заказной, в котором маму с папой объединили с груп­пой М.О. Барща. Но решено было делать два варианта. Сначала работа шла раздельно. У мамы с папой главным оставался круглый центральный зал. В самый напряженный момент папа попал в больницу с тяжелейшим сердечным приступом (в клинику Мясникова на Пи­роговку). Мама работала с раннего утра, рисовала эскизы, что-то делала аппликацией серебряной фольгой, в это же время варила для папы бульон из курицы, потом спешила с едой в больницу, прихватив новые эскизы, чтобы показать их папе и обсудить. Какое-то время все шло таким образом. Творческая работа помогала справиться с волнением и беспокойством, связанным с папиным здоровьем. Мама разрывалась, волновалась. Она — одна, а у Барща — мощная бригада — опытные молодые архитекторы В. Датюк и Ю. Кривущенко. Но мама все смогла преодолеть, а папа поправился.

На стадии выполнения появились помощники и у мамы — ее бывший ученик Антонио Михе-Морено и архитектор К. Малышева. Работа переместилась в помещение проектного института САКБ, где у Михаила Осиповича Барща была мастерская. Очень гордые тем, что причастны к такому ответственному делу, приходили помогать и мы с Сережей (уже студенты третьего курса) — обводили тушью, отмывали.

Во втором туре мамин вариант с круглым залом получил третью премию (второе место), конечно, это удача, а вторая премия — у команды главного архитектора Москвы А.В. Вла­сова. Первой премии опять не было — это часто практиковалось на конкурсах в советские времена.

Цирк. Дипломный проект Елены Новиковой. 1940 год

Монография «Интерьер общественных зданий»

В творчестве мама всегда находила смысл жизни, удовлетворение, черпала силы и опира­лась в трудные моменты.

Очередная большая работа — художественные проблемы интерьера общественных зда­ний — должна была стать докторской диссертацией. У меня в это время родился маленький сын Алеша, и мама все время приговаривала: «Вот скоро кончу и тогда тебе помогу». Но я зна­ла, что кончится эта работа и начнется новая. Жизнь была заполнена творческими планами. Я обижалась, а сейчас понимаю — иначе мама просто не могла.

Домой часто приходили аспиранты. Мой сын Алеша (ему было года три-четыре) тут же садился к бабушке на колени и внимательно слушал ее консультации. Это повторялось много раз. Все удивлялись, а ему было интересно участие. А через пятнадцать лет Алеша, уже студент Архитектурного института, чертил сложные аксонометрии (компьютеров еще не было) для 2-го издания книги «Интерьер общественных зданий». Так что все не проходит бесследно.

Когда одна довольно беспомощная, но самоуверенная аспирантка очень настойчиво просила помочь — у нее по непонятной причине не было руководителя, да и сроки окончания работы прошли, она была в тупике. Маме стало ее жалко, отказать не смогла, и, несмотря на занятость, уделяла ей много времени, щедро делилась своими исследованиями. Мамина отзывчивость, а, главное, сочувствие человеку, оказавшемся в трудном положении, подводили ее неоднократно. Через некоторое время, видя, что не может закончить работу, а может, и по другим причинам, эта аспирантка начала распространять слух, что Елена Борисовна что-то у нее заимствовала, и она не даст ей защитить докторскую диссертацию. Это была зависть и бред больного человека. Все понимали истинную причину происходящего и просто проигнорировали эту чушь. Но тут проявилась удивительная мамина черта. Она не захотела выяснять отношения — было бы унизительно что-то доказывать. Диссертацию защищать не стала.

Через некоторое время вышла мамина монография «Интерьер общественных зданий. Художественные проблемы» (1987). Чуть позже — второе издание — дополненное и переработанное (1991).

Нужно сказать — мама никогда не сожалела о том, что не произошло. Да и неизвестно, что лучше — диссертация, которую все забудут после защиты, или книга, которая у многих стоит на полке.

Профессором маму утвердили без защиты по совокупности научных работ. Члены Ученого совета только недоумевали, почему это произошло так поздно, никому и в голову не прихо­дило, что она еще не профессор.

Профессора и преподаватели кафедры жилых зданий МАРХИ. Елена Новикова — нижний ряд, вторая справа

* * *

Последний год маминой жизни был грустный. Это был единственный год, когда она не ходила на занятия в институт. Работа со студентами очень поддерживала ее, общение с моло­дыми людьми и активный творческий процесс придавали силы, заряжали энергией, отвлекали от недомоганий. А теперь она часами, молча, сидела в кресле, погруженная в свои мысли, и смотрела в пространство. Ее трудно было вывести из этого состояния, развлечь.

Мама еще продолжал составлять какие-то учебные программы для института, но это было совсем не то. Чувствовалась спрятанная глубоко тоска.

Когда мамы не стало, на ее столе осталась лежать рукопись, аккуратно сложенная по главам. Это были ее рассказы о детстве и юности, о любимых людях, окружавших ее, и история рода, которой она занималась последние годы. В своих воспоминаниях мама раскрылась и сказала о себе больше, чем в жизни. Но мы уже не могли ни задать вопрос, ни выразить интереса и восхищения.