Сквер в храме

История со строительством храма заставила многих воспринимать Екатеринбург по-новому — как город отчаянных, но не отчаявшихся жителей. Массовая борьба за высокие идеалы и гражданские права привела к важному прецеденту — сначала пруд, а потом и сквер оставили (по крайней мере, на какое-то время) в покое, проект собора Святой Екатерины в очередной раз обнулен. В этот период относительного затишья в сети появляется альтернативный вариант храма, предложенный архитекторами ROCK architecture studio. Надо сказать, с предыдущим проектом он не имеет ничего общего. Мы поговорили с автором концепции и архитектором Аней Погосян и директором студии Екатериной Спириной о самых неожиданных реакциях в сети, доверчивости и неготовности людей к новому опыту восприятия. 

— Ваш проект появился в сети достаточно внезапно — к этому моменту все успели отойти от майских событий в сквере, от яростного противостояния в сети остались вялые обсуждения альтернативных площадок для постройки храма. Поэтому работа вашего бюро была воспринята скорее как внезапный, незапланированный вброс. Почему проект появился в сети именно сейчас?

Екатерина Спирина (Е.К.) — Идея разработать новый проект храма родилась, можно сказать, на кухне за бокалом вина. Я подумала — а что если придумать свой вариант? Без ТЗ, без заказчика. На тот момент еще не началась массовая конфликтная ситуация, в сети только-только появились рендеры первого проекта, последовали бурные обсуждения. Буквально за несколько дней до майских праздников я прихожу в офис, собираю команду, и говорю: «Давайте попробуем сейчас, за три дня, разработать свое предложение. Да, нам никто не заказывал этот проект, это работа без денег и договора, но давайте хотя бы пофантазируем». Конечно, за такой короткий срок невозможно создать что-то обдуманное. Я понимала, что для подобной задачи нет смысла создавать команду, это должен быть один человек. Поэтому я сказала: «Аня, я освобождаю тебя от другой работы, делай». Она задумалась, но в итоге согласилась. Поначалу действительно ничего не выходило, а на третий день родилась эта вещь. Но потом началась ситуация в сквере, и проект «замялся». Получилось так, что мы сделали какую-то классную штуку, сами ей порадовались, друзьям показали, и забыли. Кто видел проект, говорил: «Как необычно, странно». У нескольких друзей была одна реакция — «вау», без какого-либо негатива. У меня была идея показать его за пределами близкого круга, но тогда бы он был воспринят скорее в контексте политики. Нам не хотелось рисковать. И спустя какое-то время Аня между делом спросила меня: «А что, храм-то публиковать можно?» Я говорю: «Да, давай как-нибудь выложим, никто и не заметит». Проект появился в нашем рабочем аккаунте, и началось…

Сказать честно, мы не были готовы к такому резонансу. Самым первым, кажется, отреагировал Колезев (Дмитрий Колезев — шеф-редактор Znak.com — прим. ред), дальше появился пост от Венедиктова (Алексей Венедиктов — журналист, президент «Эхо-ТВ»)… Я открываю телеграм и вижу, как блогеры, на которых я давно подписана, обсуждают нашу работу. Это впечатляет. Люди, чье мнение для меня важно, тоже высказались, притом лично. Например, автор предыдущего проекта храма позвонил и сказал: «То, что вы сделали, по-настоящему круто».

Аня Погосян (А.П.) — Я бы не сказала, что сама реакция была непредсказуемой. Меня скорее удивил тот факт, что новостная повестка вышла за пределы Екатеринбурга — был пост на «Дожде», в Esquire, о нас написала «Стрелка».

— Вообще, уже на уровне заголовков заметно, как происходило принятие или отторжение проекта. Сначала они дублируют друг друга, но позже в них уже читается оценочность. Например, храм начали сравнивать с пирамидой Хеопса, возникли аналогии с Медной башней РМК. Была ли подобная реакция предсказуемой?

А.П. — Я хорошо помню, как мне позвонила одна журналистка и начала разговор с вопроса о том, почему такая молодая команда представила такой несовременный проект. Вот это было действительно неожиданно…

— Мне кажется, в реакциях людей до сих пор чувствуется болезненное переживание истории, связанной с прошлым проектом. Кстати, как часто вам поступает вопрос про заказчика?

А.П. — Буквально от каждого журналиста, и не только. Первым делом спрашивают именно об этом. И когда ты отвечаешь, что это была именно наша инициатива, далее всегда следует вопрос: «То есть вы просто взяли и придумали? Так не бывает, наверняка вас кто-то попросил».

— Какое мнение самое популярное? Оно идет вразрез с вашим представлением о том, как люди могли отреагировать на ваше предложение?

А.П. — Все это время я собирала статистику, и получилось сформулировать несколько категорий реакций. Самая частая — «ужас», «чудовищно», «безвкусица». Далее — «постройте лучше больницы и детсады», «опять они со своими храмами», «почему снова на набережной». Из позитивных — «чудесно», «я бы в такой ходил/а», «божественно». Ну и мое любимое — «эти архитекторы опять перекурили?»

Е.С. — Кстати, такая реакция мне очень даже нравится. Работая на заказчика, необходимо соблюдать жесткие рамки, в реальной жизни ты проектируешь, и тебе от этого как бы немного грустно. Но в историях «не на заказ» получается по-настоящему кайфануть.

А.П. — Да, у меня была полная свобода действий, но я все равно старалась соблюсти ряд условий. Например, я выбрала актуальный участок, вынесенный на обсуждение. Правда, нам все равно писали: «Ага, храм строят на месте завода, а людям работать негде». Получается, многие до сих пор не в курсе истории места — никто не собирается сносить завод ради строительства храма, его снос уже давно утвержден экспертизой.

— Можешь ли ты сказать, что это не просто проект, а авторское высказывание? Как происходил поиск формы?

А.П. — Думаю, да.

Поиск начался с анализа и моделирования традиционного крестово-купольного типа храма с целью понять и прочувствовать форму. Следующим этапом было обобщение и стилизация — по сути, это просто дизайн фасадов и интерьеров с сохранением общей конституции, но нужно было с чего-то начать. В какой-то момент я обнаружила, что уже иду по протоптанной дорожке, и этот проект ничем не отличается от всех предыдущих — очередная вариация на тему. Когда я смотрю на нынешнюю православную архитектуру, то вижу скорее насмешку и издевательство над наследием прошлого, а не уважение к нему. Это касается любой попытки воссоздать дух времени в архитектуре. Рецепт: взять традиционную форму, добавить дизайна и облепить современными материалами — «ну, вроде похоже». Я не люблю эти игры в компромиссы и подражание, не понимаю, почему вообще люди этим занимаются.

— От каких вариантов пришлось отказаться?

А.П. — Я решила, что необходимо откинуть все, но сохранить узнаваемость, вычленить то, что напрямую ассоциируется с представлением о православной культуре. Что любому человеку говорит, что перед ним православный храм? В качестве базовых элементов мной были взяты абсиды, закомары, барабаны, кокошники и, конечно, золотые купола. Но прежде всего мне хотелось создать такое пространство, которое бы вызывало это чувство божественного воодушевления, испытываемое людьми в храме.

Религиозная архитектура всегда вызывала у меня мощные переживания, тот сладкий трепет, когда на тебя обрушивается это великолепие. Я мечтала спроектировать храм, несмотря на то, что атеист. Возможно, именно это дало мне понимание, что трансцендентальный опыт человек получает не благодаря соблюдению традиций и канонов в дизайне. Помимо ритуальной функции у религиозной архитектуры есть духовно-возвышающая, которая заключается в эмоционально-аффективном воздействии на человека, эстетика возвышенного имеет вполне универсальные характеристики и правила. Для меня этот проект стал исследованием и попыткой показать, что пространство и облик храма возможно пережить по-новому. Громко прозвучит, но, возможно, это своего рода черный квадрат в православной архитектуре. Как оказалось, многие к этому пока не готовы.

— Кстати, было много комментариев касательно предназначения постройки — как визуальный образ сочетается с религиозной составляющей.

А.П. — По этому поводу мне запомнился один лаконичный комментарий в сети: церковь должна выглядеть привычно.

Е.С. — Но привычно для кого? Это ведь тоже достаточно субъективное высказывание. Неужели русский православный человек никак не изменился за тысячу лет?

А.П. — Согласна. Например, до Петра I православная архитектура выглядела совершенно по-другому. При нем были привнесены стили зарубежной светской архитектуры. И не было бы того же Исаакиевского собора, если бы церковь в определенный момент не изменила свои взгляды.

Е.С. — Я считаю, что миссия архитектора заключается как раз в том, чтобы своей работой менять отношение людей к самому институту.

А.П. — В первый же день работы над проектом я поняла, что это не дело одного ума, для подобных задач должен собираться целый консилиум продвинутых специалистов, которые смогут совершить осмысленный прорыв.

Е.С. — Аня, это тоже спорно. Архитектура не коллективное дело все-таки. Все пойдут на компромиссы и получится «недодел». И наш проект выстрелил только потому, что не было технического задания, не было ограничений. Если бы мы собрались с главными инженерами, электриками и начали думать все вместе, то результат был бы другим.

— А представьте такую ситуацию: к вам приходит заказчик и говорит «давайте делать». Какой будет ваша реакция?

А.П. — Наверное, я поверю в Бога.

— А будете ли вы что-то менять в самом проекте?

А.П. — Поскольку это форэскиз, то какие-то изменения просто неизбежны, есть детали, которые в процессе будут прорабатываться уже другими специалистами. Была ведь и конструктивная критика. Возможно, стоит подумать над пропорциями модулей, над габаритами. Но образ, конечно же, не изменится. Если придет заказчик и захочет что-то поменять, то мы откажемся от реализации.

— Можете ли сказать, что ваш проект — это заявка на новую типологию?

Е.С. — Мы даже думали о ее возможном названии. Наш вариант сложно назвать храмом или собором, скорее это религиозный центр. Мы не хотели уходить в жесткую типологию, для нас было особенно важно показать альтернативный формат, предлагающий больше возможностей.

А.П. — Как мы знаем, со временем внешний вид храмов менялся, но при этом сохранялась внутренняя планировка, структура, функции, которые, к слову, я старалась соблюсти. Между самим храмом и оболочкой находится оранжерея — то есть тело здания спрятано, и оно спроектировано по основным канонам.

— Насколько, по-вашему, проект контекстуален? Как известно, набережная со стороны завода была не единственным возможным участком, отведенным под строительство. Почему выбор пал именно на эту территорию?

А.П. — Помимо участка с Приборостроительным заводом на обсуждение был вынесен угол улицы Фурманова, который, как мне кажется, является не совсем уместным для строительства храма. Оттуда с определенных ракурсов открываются достаточно маргинальные виды, а ведь кафедральный собор должен стать новым центром притяжения, туристической точкой. Логично, чтобы он располагался непосредственно в самом центре города. Кроме того, мне нравится идея изменения привычной панорамы — я хорошо представляю, как рядом с Домом Севастьянова впишется новая постройка.

— Влияет ли ваше внутреннее отношение к ситуации строительства храма как такового на вашу позицию как архитекторов?

А.П. — Поскольку история с храмом имеет определенный шлейф, хотелось эту историю скомпенсировать и оставить немного другую память о событиях, с ней связанных. Именно поэтому я спроектировала храм с оранжереей, с новым круглогодичным общественным пространством. К нашим церквям непринято добавлять светскую функцию, и очень зря. Поэтому моя идея как раз состояла в том, чтобы посредством проекта дать жителям города то, что у них хотели отнять. 

  • Поделиться ссылкой:
  • Подписаться на рассылку
    о новостях и событиях: