По поводу пуризма

• Текст:Ле Корбюзье, Амеде Озанфан
  14 мая 2021
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Не нужно делать «модернизм»,

т.е. безмерно увлекаться новыми вещами. Они лишь постольку имеют значение в искусстве, поскольку влияют на наши чувства и мысли; не нужно футуризма, формы которого показывают непонимание действительного значения современности. Отметим только, что коллективная работа создала новый быт. Наша эпоха отвечает принципам экономии. Ясно, что в связи с этим состояние умов переменилось. От кустарничества и резного дерева мы перешли к шлифованной стали — достаточно подумать о требованиях этой эволюции, чтобы понять, что поступки современного человека подлежат умственной дисциплине, глубоко модифицирующей его чувства.

Сегодня могут существовать только ясные вещи, только то, что сконцентрировано в себе и отвечает своей цели. Сегодняшний человек умеет быстро соображать, точно считать. Его мозговой механизм стал точным инструментом. Человек подчинил контрольному аппарату даже свои чувствования, он отдает себе отчет в своих потребностях, он больше не подвержен импульсам чистого инстинкта, он концентрирует свои средства, даже когда он пишет стихи. Нужно отдать себе отчет в этом событии. Он научился быстро думать. Его чувства и мысли таковы, что позволяют ему рассматривать новое искусство с быстротой и с прозорливостью, освобождающими творца от необходимости объяснительных мостов и поощряющими его к формальному закреплению пунктов, точно обнаруживающих его намерения.

Другими словами, новое сознание может, например, восстановить кривую по одним ее главным точкам, и откинуть все переходы — излишки в искусстве. Но эти главные точки, имеющие капитальное значение не могут быть простыми намеками, понятными только автору. Они должны быть неизменными, узлами sine qua non, стратегическими пунктами.

В пластических искусствах исключительно пластические моменты производят психологическое воздействие. Практика современной жизни увлекает за собой неизменно глаз и таким образом определяет оптику. Мы покажем, что оптика имеет современный характер, и она настолько сильна, что меняет привычку видеть. Так, например, если Ренессанс определим характером печатни Гутенберга, то есть узорами ковров, сегодняшнее определяется иначе: новая печатная техника на меловой бумаге безгрешна и наши глаза вместо ковров постоянно видят механические аппараты, по-новому ясные и точные, доказывающие наше превосходство. Заключение: современная оптика является следствием новых вещей и наши глаза, смотрящие на картину, не должны ради нее менять своих привычек. 

Из всех этих обстоятельств рождается новая этика, 

этика хорошо сделать, — точности и определенности. Современное произведение искусства — концентрация. Этим критерием определяется борьба вокруг живописи. Искусство необходимое нам должно отвечать потребности поэзии, которую новые люди носят в себе. Никто не станет отрицать, что каждому человеку необходима поэзия, ею кончается искусство; искусство так понимаемое — социальная необходимость, пища и удовлетворение духа. Великая Русская Республика поняла это. Не следует думать, что мы говорим тут о поэзии в живописи, или об искусстве, цель которого мораль.

Обладая указаниями, определив цель чистого искусства, 

не забудем, что всякое произведение может существовать, может передавать эмоции, которые художник предлагает зрителю, исключительно посредством технических средств.

Нам казалось необходимым обсудить сначала задачи физиологические и изучить средства, делающие картину машиной передающей чувства и физиологические особенности средств употребляемых в живописи, оставив на после изучение реакции духа на физиологические чувствования, вызванные такой-то игрой форм и красок. Что в области искусства определенно и позволяет на себе строить? Физиологическое чувствование, вызванное зрелищем, без суждения об удовольствии или неудовольствии, — чувствование непосредственное. Из чего оно составлено? Я смотрю на красное; я чувствую особенное качество красного, определенного, (не могущего быть зеленым); это чувствуют одинаково все люди на земле, но не определенно удовольствие или неудовольствие, которое может быть этим вызвано. Вы начинаете различать, на что можно опереться, чтобы установить эстетику, или скорее определенные средства, обслуживающие эстетику. Теперь о форме. Мы изучили реакцию форм на физиологические органы человека, мы удовлетворимся сейчас кратким примером:

Если я покажу всем людям земли — европейцу, дикарю — шар, в виде бильярдного шара, — я вызову в каждом из этих индивидуумов тождественное чувство, порождаемое формой сферической; это — первоначальное, качественное, постоянное чувство. 

У европейца появится ассоциация бильярдной игры, удовольствия или неудовольствия от игры, и т. п. У дикаря, может, не будет никаких ассоциаций, может, появятся мысли о божестве. Итак, есть чувства неизменные, точные, вызванные формой, и чувства вторичные, бесконечно многочисленные и разнообразные. Изучение того, что в чувстве неизменно и всеобще, внутренних присущих качеств чувства — позволяет составить эстетику без вмешательства суждений о ценности «прекрасного». Итак, картина — «машина для эмоций».

Почему первоначальное чувство точно?

Потому что оно определяется впечатлением, внушенным физиологично, автоматично, неизбежно предметом зрителю.

Схематичный пример:

Прямая линия; глаз должен перемещаться по продолженному движению, кровь движется равномерно, продолжение усилия, спокойствие и т. д. Разорванная линия: мускулы вытягиваются и сокращаются резко при каждом изменении направления, кровь бьется в сосудах, ее удары меняются, разрыв, неправильный бой, упадок. Круг: глаз вертится, беспрерывность, законченное начало. Кривая: укачивающий массаж.

Из этого следует:

1.                  Что первые впечатления, полученные от зрелища, опытно тождественны, потому что наши чувства вызываются тождественными противодействиями.

2.                  Что чувство удовольствия или неудовольствия отчасти зависит от нашего личного вкуса, культуры и т. д.

3.                  Что простые геометрические формы чистотой вызываемой реакции направляют самым повелительным образом наши суждения.

4.                  Что искусство, как средство выражения, должно пользоваться для основы средствами геометрии с определенной на них реакцией, потому что напрасно заниматься живописью для себя, нужно выбирать по возможности самый универсальный язык. Наука дает нам род физиологического языка, позволяющий вызывать в зрителе неизменные физиологические чувства; на этом основан «пуризм». 

Качество произведения искусства 

заключается в концепции и точности передачи. До сих пор мы говорили только о средствах искусства, а не о цели; всякой системе мыслей необходима соответствующая система выражений. Греки имели дорический стиль или ионический; это не были различные способы строить, это были различные способы мыслить и чувствовать; у нашей эпохи есть свои мысли и чувства, ей пока не хватает пластического языка для их выражений.

Одно из самых высших наслаждений человеческого духа состоит в восприятии порядка природы и в чувстве собственного участия в этом строе вещей; произведение искусства кажется нам — приведением в порядок, chef d’oeuvre’ом человеческого порядка.

Мир воспринимается человеком только под человеческим углом зрения, т. е, мир как бы повинуется тем законам, которые человек приписал ему; когда человек делает вещь, он чувствует, что он поступает как «бог».

Закон есть не что иное, как утверждение порядка.

Произведение искусства должно вызывать высшие эмоции, то, что мы определим математическим порядком; средства вызвать математический порядок — это общие законы, о которых мы уже говорили. 

В зависимости от индивидуумов, 

чувства различны по ценности, существует как бы иерархия чувств. Высшая точка этой иерархии кажется нам тем исключительным состоянием математической природы, которое бывает при ясном восприятии великого, общего закона (состояние математического лиризма, если угодно). Произведение искусства должно располагать средствами с заранее известными результатами. Вот как мы постарались определить эти средства: формы и краски — измеряемы (свойство вообще дающее возможность создать пластический язык). Но употребление первоначальных сил не повергает зрителя в состояние изысканного математического порядка. Для этого необходимо обратиться к помощи ассоциаций природных форм или искусственных, чтобы разбудить вторичные чувства и критерий их выбора определяет степень совершенства; этого достигли в некоторых областях (отбор природный и отбор механический).

Пуризм, исходя от очищения форм, не копирует предметы, но дает живописное создание, извлекающее из предмета — темы его органические свойства; он хочет материализовать предмет в его общем и неизменном. 

Это не копия зримого вида предмета, то есть, случайного, неполного, воспринимаемого под одним углом зрения, не выражающего самых главных свойств. Это создание настолько лирическое, как и пластическое, организующее в пластическую систему физическое состояние основных свойств вещей, вместе с особым качеством, трудно определимым словами, которое состоит в лиризме, вызванном у художника вещами нас волнующими своим совпадением с системой мира. Вот этот лиризм и нужно передавать; натуралист копирует предметы, затронувшие его, и удивляется, не передавши своих чувств, забывая, что они были в нем, а не в предмете. 

Синтаксис пуризма — это приложение конструктивных и тональных средств, приложение законов, управляющих живописным пространством. Картина — единство. Картина — искусственная формация, которая должна, свойственными ей средствами, добиться объективизации целого «мира». Возможно искусство намека, искусство моды, основанное на удивлении, производящее только реакции вторичного порядка. Употребляя первоначальные элементы, выбирая предметы — темы (элементы), руководясь законами живописного пространства, пуризм строится на неизменных пластических основах, очищенных от условностей, и обращен прежде всего к общим свойствам чувств и ума.