«Новая Москва» Щусева и историческая застройка

В 1910–1920-е годы подход к разработке генерального плана столицы нового государства менялся радикально. Команде ведущих зодчих Москвы под руководством И.В. Жолтовского и А.В. Щусева было принципиально важно сохранить исторический облик Москвы. Пришедшая ей на смену команда С.С. Шестакова взяла курс на тотальное перекраивание ткани города, невзирая на памятники архитектуры. В опубликованном ниже отрывке из книги «История архитектуры Москвы. Конец XIX века — первая половина 1930-х годов» рассказывается о процессе формирования нового образа Москвы, ходе мыслей двух разных мастеров, один из которых надеялся «по-европейски тактично совместить в ходе реконструкции города историю и современность», а другой «не стал считаться с наследием даже в самом центре города».

Генеральный план «Новая Москва» стал первым советским проектом её реконструкции. Его проектирование в 1918–1922-х годах шло в Архитектурной мастерской при строительном отделе Моссовета под руководством И. В. Жолтовского и А. В. Щусева, консультантами были инженер Г. Д. Дубелир, архитектор В. Н. Семёнов и др. В 1922 году был создан Учёный совет «Новая Москва» во главе с Щусевым, ещё ранее взявшим на себя инициативу в этой работе. Детальной разработкой проекта под его руководством занималось большинство московских зодчих: И. А. Голосов и П. А. Голосов, братья В. А., Л. А. и А. А. Веснины, Н. В. Докучаев, Н. Я. Колли, В. Д. Кокорин, Б. М. Коршунов, Н. А. Ладовский, Э. И. Норверт и др., в том числе совсем молодой К. С. Мельников, а также студенты ВХУТЕМАСа. Именно Щусев смог сплотить всех их в этой работе. Причём не только в силу своей дипломатичности, а потому, что генплан был направлен на реализацию принципиально важной идеи сохранения исторического облика Москвы, которую все они разделяли. Называя её застройку «живописной и жизненной» и высоко оценивая разнообразие стилей, Щусев стремился сохранить уникальное архитектурное лицо города1.

Генплан «Новая Москва». Эскиз 1918 года. Из архива Н.Д. Виноградова 

Эскизы «Новой Москвы» А. В. Щусева. Из архива А. М. Щусева 

Главный принцип, выдвинутый Щусевым-градостроителем, — перенос административного центра на северо-запад, на Петроградское шоссе. Это позволяло оставить неприкосновенными Кремль, Китай-город и значительную часть Белого и Земляного города. Очевидно, что Щусев ориентировался на концепцию города-сада, сложившуюся в Европе ко второй половине XIX века и исходившую из экономически обоснованной концепции Э. Говарда, предлагавшего создать комфортные спутники вокруг промышленных городов. Такая экологическая идея была переложена на более крупный планировочный модуль, применительно к Москве и её окружению, для которого был предложен «План разгрузки Москвы», составленный Архитектурной мастерской Моссовета. Дело в том, что во время разработки Щусевым этого генплана Москва ещё не была самостоятельной административной единицей и рассматривалась как неотделимая часть Московской губернии. Принципу разгрузки Москвы соответствовала новая схема наземного и водного транспорта: серьёзная реконструкция речного порта, развитие московского железнодорожного узла как самой перспективной системы пассажирского транспорта (соединение железных дорог разных направлений, строительство целостного комплекса центральных вокзалов). Радиально-кольцевая планировка была в проекте акцентирована, что стало особенно явно в опубликованном варианте проекта 1923 года, несмотря на сохранившееся в нём предложение перенести правительственный центр на Ходынское поле и развитие города в сторону Петроградского шоссе. Традиционная структура города подчёркивалась зелёными клиньями парков и парков в поймах речек, «дотягиваемых» до Садового кольца, а в некоторых случаях и до Бульваров, что сохранилось далее в генеральном плане 1935 года.

Генплан «Новая Мо­сква». Опубликованный вариант. 1923

В центре города предлагалось многие кварталы чередовать с парками и скверами, Обводной канал засыпать и тоже превратить в парк. Важным аспектом транспортной инфраструктуры стали новые кольцевые улицы по границе Камер-Коллежского Вала, а также вдоль московской Окружной железной дороги. Тем, не менее, нагрузка на центр города, обусловленная переносом столицы обратно из Петербурга в Москву, не могла не беспокоить зодчих. Поэтому команда Щусева предложила создание нового административного центра в районе Петровского путевого дворца и Ходынского поля. Таким образом, город получил бы в перспективе второе полноценное ядро, а культурные и административные функции были бы разделены между ними, хотя в центре же города тоже намечалось строительство ряда общественных зданий: Дворца труда в Охотном ряду, нового Драматического театра близ Советской площади и др.

А. В. Щусев, В. Д. Кокорин. Часть Кремля, Хамовников и Замоскворецкого районов. 1924 

Однако продолжение Бульварного кольца в Замоскворечье и новые кольца на периферии на деле противоречили бы развитию города в радиальных и хордовых направлениях. Такой градостроительный компромисс был, надо признать, характерен для творческого мышления Щусева, полагавшего, что можно соединить два противоположных принципа планировки: центрическую и полицентрическую. Более того, надеявшегося по-европейски тактично совместить в ходе реконструкции города историю и современность.

На всех чертежах проекта «Новая Москва» среди озеленённых пространств бросаются в глаза многочисленные церкви, монастыри, старинные общественные здания, такие как Университет на Моховой, дом Пашкова (Румянцевский музей), Покровские казармы и др., трактованные как доминанты, и хотя в разных эскизах были разные версии некоторых конкретных планировочных фрагментов, во всех них особое внимание обращено на исторические здания и памятники, их градостроительную и визуально-ландшафтную значимость2. Щусев намеренно подчеркнул контрасты городской застройки, состоявшей из разновременных зданий, так как пытался сохранить это свойство Москвы на планировочном уровне, впервые поставив на повестку дня проблему комплексной охраны наследия. Ни тогда, ни ещё очень долго после его проекта никто из планировщиков так не рассуждал.

Естественно, что научных данных о массовой застройке не хватало. Если посмотреть эскизы к генплану «Новая Москва», где показан только Кремль, Китай-город, Александровский сад, то даже в них есть неточности в отношении расстановки старинных зданий, хотя отчётливо видно желание именно их показать. Поэтому понятно, почему для научной аргументации своего генплана Щусев стал сотрудничать с Комиссией по охране памятников Моссовета (Мосгубмузей), войдя в её руководящий орган — «коллегию», куда был приглашён её руководителем Н. Д. Виноградовым. Кроме того, ведущий сотрудник мастерской Щусева А. В. Снигарёв стал заведовать в этой комиссии архитектурным отделом (1920–1921) и со своим коллегой из той же мастерской Щусева Н. Я. Тамонькиным тщательно обследовал городскую застройку3.

С февраля 1917 года в Москве действовала Художественно-просветительная комиссия, далее реорганизованная в Комиссию по охране памятников искусства и старины Моссовета, которая входила в Народный комиссариат имуществ Республики, ведавший художественным и архитектурным наследием. В 1918 году при Народном комиссариате просвещения (Наркомпросе) был организован Отдел музеев и охраны памятников искусства и старины, а Наркомат имуществ расформирован. С этого момента в городе действовали две государственные организации, занимавшиеся охраной памятников архитектуры, а также музеями (Главмузей и Мосгубмузей), претерпевшие ряд реорганизаций и резкое сокращение штатов в 1921 и 1923 годах). Если первая занималась охраной и реставрацией уникальных ансамблей, таких как Кремль и Новодевичий монастырь, и выдающимися памятниками по всей стране, то вторая занималась не только известными памятниками архитектуры, среди которых было множество церквей, но и обследовала почти всю территорию Москвы, выявив большое количество ценных гражданских зданий. Прежде всего сотрудники Мосгубмузея старались запечатлеть на фотографиях и в чертежах примечательную деревянную застройку (несколько сотен объектов), разбиравшуюся на дрова.

После сокращения штатов его руководитель, архитектор Н. Д. Виноградов, продолжал обследование города силами общественной комиссии «Старая Москва», при которой создал секцию регистрации памятников гражданской архитектуры». В 1926–1929-х годах он и другие энтузиасты входившие, в эту секцию, такие как А. М. Васнецов, выявили более 80-ти палат XVII–XVIII столетий.

В середине 1920-х годов небольшой штат Мосгубмузея занимался составлением списков памятников архитектуры и провёл их классификацию. Однако, когда с 1926 года Межведомственная комиссия стала их рассматривать для утверждения, произошёл конфликт специалистов по наследию и московских чиновников, стремившихся поднять свой авторитет в ходе «обновления» города путём сноса старинных зданий.

Завершить наметившееся сотрудничество исследователей и градостроителей не удалось. Деятельность по охране памятников комиссии Моссовета была вскоре прекращена.

За многочисленными изображениями старинных зданий чиновники увидели возрождение Москвы как религиозного центра, а также желание сделать город более демократичным, что не соответствовало на деле общегосударственной политике. Нестабильность стиля массовой застройки Москвы и особенно предполагавшиеся вокруг неё города-сады с индивидуальными домами, — всё это не могли принять тоталитарные идеологи, прикрепившие к проекту «Новая Москва» броский ярлык «музейного». Дело дошло до публичного разбирательства московских чиновников с архитектором, хотя он уже был к тому времени официально признанным автором проекта Мавзолея Ленина4.

«Академик Щусев находит, что Мясницкую улицу, эту уродливейшую магистраль Москвы, немного скрашивают памятники старины, в частности, церковь Евпла. Мясницкой не нужны ни церкви, ни больницы. Мясницкой нужны многоэтажные дома из железа и зеркальных стекол: побольше стекла. Поменьше камня. Мясницкой нужны витрины, заставленные машинами и залитые светом. На Мясницкой лишняя не только церковь Евпла, но и Флора, и Лавра, и Меньшикова башня.

Очень спорный вопрос, дают ли «отдохновение уставшим от работы нервам» церковь Евпла или Менщикова Башня, сужающие и без того тесные панели Мясницкой и создающие давку и затор в самых оживлённых её частях»5 — писал Н. Ф. Попов. Очевидно, возглавлявший Управление недвижимых имуществ Моссовета (МУНИ) чиновник даже не представлял себе, где находятся три упомянутых им памятника. Ведь Меншикова башня (церковь Архангела Гавриила эпохи Петра Великого), созданная архитектором И. Зарудным, — наиболее ценная из всех трёх памятников старины, вообще не выходит на Мясницкую, а спрятана на её задворках, в Кривоколенном переулке, и поэтому она сохранилась до наших дней. Занятно, что она вообще не попала в поле зрения исполнителей генерального плана «Новая Москва». Упомянута также крохотная, относительно расположенных на Мясницкой многоэтажных доходных домов, церковь Флора и Лавра XVII века, была приходским храмом Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Она составляла один из столь ценившихся Щусевым разностильных ансамблей, так как находилась рядом с импозантным, украшенным ионической ротондой, бывшим домом Юшкова, спроектированным В. И. Баженовым, купленным затем для этого училища. Церковь снесли в 1930-е годы без всякой необходимости и до сих пор её место ничем не занято. Точно также не застроенным пустырём оставался до последнего времени треугольный участок, где находилась снесённая церковь Евпла, спроектированная М. Ф. Казаковым. Аналогичным образом, в противовес профессиональным соображениям градостроителей, был снесён Казанский собор на Красной площади (сегодня он воссоздан), но на его месте долго был пустырь, занятый подземной уборной. Точно также в Кремле «помешали» древнейший храм Спаса на Бору (на его месте сделали туалет для посетителей Большого кремлёвского дворца) и Красное крыльцо, с которого в момент коронации сходили русские монархи. В это перечисление можно включить и кремлёвские монастыри: Чудов и Вознесенский, и продолжать очень долго. Нигилистическая тенденция только набирала силу и уже через два года после публикации данных открытых писем Щусева и чиновника она была воочию продемонстрирована на примере сноса Красных ворот6.

Оппонент Щусева сформулировал главный козырь городских властей: «старые здания мешают движению», хотя никаких проблем транспорта тогда ещё не предвиделось, а Щусева требовалось наказать для примера, хотя бы заставить публично оправдываться. Н. Ф. Попов далее развивал эту тему так:

«Сохранить же при росте и перепланировке столицы всякую церковь Евпла только потому, что это памятник старины, нельзя, так как это бесполезно и даже нелепо. Москва не музей старины, не Венеция и не Помпея. Москва не кладбище былой цивилизации, а колыбель нарастающей новой, пролетарской культуры, основанной на труде и знании. Этими великими принципами руководствуется революция, эти принципы должны отразиться и во внешних проявлениях нашей жизни, в наших вкусах, творчестве, стиле и в нашей архитектуре. Наша архитектура, это стиль труда, свободы и знаний, а не роскоши, угнетения и суеверий».

Напомним, что вопреки всякой логике упомянутая Сухарева башня, как и отреставрированные Красные ворота, Триумфальные ворота и даже гигантская Китайгородская стена были также вскоре безжалостно снесены7.

Без смелых заявлений Щусева о ценности наследия, многократно публиковавшихся и выразившихся в первом советском генеральном плане «Новая Москва», советская столица потеряла бы ещё больше старинных зданий8. Далее контекстуальный подход к планировке Москвы сменился на более прагматичный. В середине 1920-х годов его проводил в жизнь отдел Московского коммунального хозяйства Моссовета (МКХ), сотрудники которого регламентировали застройку, определяя «красные линии», а когда был задан курс на индустриализацию страны, решали частные вопросы городской планировки.

Архитектурное наследие и «Большая Москва». Отказавшись от архитектурной концепции Щусева, деятели Моссовета сделали ставку на лишённую, в отличие от щусевского проекта, какой-либо конкретики схему «Большая Москва» инженера путей сообщения С. С. Шестакова, опубликованную в 1925 году.

Триумфальные ворота с лозунга­ ми III конгресса Коминтерна. Фото из архива Н. Д. Виноградова 

Воскресенские ворота Китай­города в ходе реставрации 1925 года. Фото из архива Н. Д. Виноградова 

Китайгородская стена после реставрации 1925– 1926­х годов. Фото из архива Н. Д. Виноградова 

В своей схеме «Большая Москва» (1925) Шестаков фактически повторил предлагавшееся архитектором Б. В. Сакулиным, который консультировал авторов проекта «Новая Москва», развитие Московской агломерации. Схема Сакулина была названа «Инфлюэнтограмма» (1919).

И в том, и в другом случае речь шла о городах Московской губернии, в том числе и весьма отдалённых, как о единой экономической и планировочной системе. При этом Шестаков не упоминал своего предшественника, как и Щусева с его коллегами.

До сих пор о детализации проекта «Большая Москва» не было известно. Отсутствие конкретных чертежей с новыми красными линиями давало чиновникам право самостоятельно решать вопросы об отводе земель под новое строительство и сломке старых зданий. Тем не менее Шестакову безосновательно приписывались прогрессивные взгляды на историческую Москву9. Теперь появилась возможность рассмотреть чертёж Китай-города с новыми красными линиями, из архива Н. Д. Виноградова, который был выполнен под руководством Шестакова Планировочным отделом Моссовета. Это показывает разницу в подходе к историческому городу авторов проекта «Новая Москва» и «Большая Москва».

Б.В. Сакулин и Архитектурно­художественная мастерская Моссовета. Проект разгрузки Москвы с помощью городов­спутников Б.В. Сакулина 1919 года 

Если Щусев назвал Кремль и Китай-город заповедной территорией («Золотой город» в опубликованном варианте проекта «Новая Москва»), то Шестаков не стал считаться с наследием даже в самом центре города. Это подтверждает чертёж, сохранившийся в архиве Виноградова. На нём показаны многие расширенные и спрямлённые улицы без учёта ценности архитектурного наследия. Кроме того, можно об этом прочесть в дневнике Виноградова, который записал 24 февраля 1926 года следующее: «Заседал в комиссии по перепланировке Москвы у Шестакова С. С. Наслушался любопытных вещей. Так, существует ряд предложений на места памятника Ленину. Снести Большой театр и поставить памятник. Снести дома Голицына и Троекурова и туда поставить памятник. Снести Страстной монастырь и здесь поставить памятник. Снести целый квартал на горе от Рождественки к Неглинной, между Звонарским [переулком] и Трубной площадью и другие, не менее дикие предложения.

Вообще дело перепланировки находится в весьма ненадёжных руках. Кроме того, Шестаков сообщил, что в Президиуме Моссовета есть план ежегодного разрушения церквей»10.

Планы «Большой Москвы» и городов­спутников С.С. Шестакова 1925 года 

Далее Виноградов записал о попытке Московского архитектурного общества выступить против намеченных Планировочным отделом Моссовета сносам. Но речь зашла о трудности борьбы архитекторов за любые профессиональные решения, потому что их контролировало наводившее страх учреждение Государственное политическое управление НКВД (ГПУ). Видимо, в такой атмосфере Шестаков взял на себя навязанную чиновниками роль и, не вникая в архитектурно-художественные вопросы, занимался расширением улиц в расчёте на бурное развитие наземного транспорта.

Вот ещё одна запись на эту тему в дневнике Виноградова, сделанная 22 сентября 1926 года: «Да, забегал в планировочный отдел, где мне наговорили ужасов относительно Китай-города. Между прочим, <...> бюро поручено составить доклад о сносе Иверских ворот и Исторического музея. Между тем, я застал Дурнова за разрисовкой Китай-города, где продолжается дальнейшая перепланировка, направленная в сторону разрушения, т. е. выходит по плану снос всех рядов, т.е. Верхних и Средних11. До Москва-реки то будет площадь — Красная, с фонтаном и т. п.»

С.С. Шестаков, М.А. Дурнов. План реконструкции Китай-­города 

Парадоксально, что перепланировка города шла параллельно с реставрационными работами, которые вёл Главмузей и Моссовет. И характерно, что чиновники сначала отчитались за успешную реставрацию Виноградовым, работавшим в середине 1920-х годов в Отделе благоустройства Моссовета, колоссальной Китайгородской стены, окаймлявшей весь Китай-город, а также — Красных и Триумфальных ворот и Сухаревой башни. Точно так же отчитались и чиновники Наркомпроса о реставрации Казанского собора на Красной площади, церкви Параскевы Пятницы и палат Голицина в Охотном ряду П. Д. Барановским. Но через несколько лет уже рапортовали об «успешной» сломке всех этих объектов12.

Предложения Шестакова были направлены в основном на сломку почти всей их периметральной застройки улиц Китай-города. При этом он игнорировал не столь далёкие перспективы развития подземного транспорта, хотя этой темой уже ряд лет занимался инженер Л. Н. Бернацкий, разработавший схему метрополитена (1922), соединённого с железными дорогами, что позволило бы сохранить исторический центр Москвы.

Надо сказать, что под предлогом реконструкции города путём сноса исторических зданий, предложенной Планировочным отделом Моссовета, чиновники практиковали уничтожение храмов, будто бы «по просьбе трудящихся». «Какое-либо учреждение обращалось в Исполком Моссовета с просьбой о предоставлении под застройку участка, где находилась церковь. Исполком передавал такое заявление для заключения в свои хозяйственные отделы и в музейный отдел. Как правило, заключения о сносе московских церквей в 1930‑е гг. давал не Московский отдел музеев при МОНО, а Отдел по делам музеев Главнауки Наркомпроса, то есть центральный. Если Главнаука не возражала против сноса церкви, то санкции ВЦИК на снос не требовалось» — пишут авторы книги «Москва. Охраняется государством», основываясь на публикуемых ими архивных документах13. Судя же по материалам Виноградова, когда бумаги с подобными предложениями передавались во ВЦИК, то их рассмотрение затягивалось, а за это время намеченный к сносу объект безнаказанно сносили.

Обложка «Москвы будущего» Л.Н. Бернацкого, 1922 

Например, в 1927 году снос Красных ворот произошёл совсем неожиданно для специалистов. Пока шло обсуждение вопроса о сломке церкви Трёх Святителей XVIII века для расширения площади вокруг ворот, хозяйственные органы Моссовета приступили к их сломке.

Шестаков предусмотрел, что транспорт со всего Подмосковья будет съезжаться непосредственно к Кремлю. Никаких хордовых направлений он не предлагал. Его проект, к счастью, не осуществился, но явно подготовил почву для расширения основных магистралей Москвы в ходе реализации «сталинского» генерального план Москвы 1935 года.

Сломка же отреставрированных объектов была не только абсурдна, но и не могла решить транспортные проблемы. Более того, она создала трудности из-за вывоза огромного количества строительного мусора. Но чиновники нашли способ его применить. Как сказано в дневнике Виноградова, некий инженер посоветовал обломки старинных сооружений измельчить на щебень для бетонирования сооружений московского метро, что и было сделано в середине 1930-х годов.

К этому моменту роль специалистов по охране наследия была сведена к чисто академическим изысканиям — осмотрам старинных сооружений в процессе разрушения, их обмерам и фотографированию. И всё это происходило на фоне борьбы всех горожан за кусок хлеба, в атмосфере репрессий, которые коснулись и Шестакова, арестованного в 1929 году и погибшего в застенках.

Н.Д. Виноградов на разборке Триумфальных ворот 

В 1930–1931-х годах началась борьба приверженцев «урбанизма» и «дезурбанизма» в ходе конкурса на концепцию развития Москвы, в противовес конкретике раскритикованного генплана «Новая Москва». Его продвижению никак не могла помочь близость идей Щусева к «зарубежным» воззрениям на градостроительство знаменитого австрийского архитектора и теоретика К. Зитте (Щусев дал свой отзыв на русский перевод знаменитой книги Зитте в журнале «Строительство и архитектура Москвы»), тем самым подписываясь под принципами сохранения исторической градостроительной ткани: «Та красота, которую обозначают словом «живописная». Где остаются при регулярной разбивке все живописные уличные углы, которые восхищают нас главным образом своей оригинальностью»14.


1. Сегодня известно четыре первоначальных варианта проекта «Новая Москва», датированных 1918 годом (римскими цифрами на рисованной круглой печати, расположенной в нижнем левом углу), а также опубликованный в 1923 году вариант. Эскизы выполнены на подоснове в виде синьки. Первые два из архива Н.Д. Виноградова, а ещё два из архива внука Щусева, тоже архитектора А.М. Щусева. Эти документы говорят о ведущей роли зодчего, возглавившего Учёный Совет «Новая Москва», хотя иногда руководство этой работой приписывают И.В. Жолтовскому. На этих эскизах отчётливо показаны «зелёные клинья», пронизывающих город от окраин до центра. 

2. Это хорошо показывают перспективные виды к проекту «Новая Москва» см.: Из истории советской архитектуры. 1918–1925... С. 43, 47. «Весь город предположено окружить двухвёрстной полосой зелёных насаждений, в которых только 25 проц. площади будет отведено под застройку. Отсюда в центр города будут вливаться клиньями зелёные насаждения. Ряд других зелёных клиньев, не врезываясь глубоко в центр, всё же дадут ещё несколько резервуаров чистого воздуха, — сообщала газета «Известия» 1 марта 1924 года. Из истории советской архитектуры. 1918–1925. Документы и Материалы / сост. В. Э. Хазанова, под ред. К.Н. Афанасьева. М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. — С. 45, No 35. 

3. В архиве Н.Д. Виноградова сохранилась копия выписки из протокола заседания этой коллегии от 28 мая 1921 года, направленная Щусеву. Ранее архитектурным отделом этой комиссии руководили архитекторы Е.Н. Коротков и Н.А. Всеволожский, бывший под большим влиянием Щусева и разработавший, в частности, проекты киосков с текстом советской Конституции в духе стилистики Казанского вокзала, сохранившиеся в архиве Н.Д. Виноградова. 

4. Заведующий московским отделом недвижимого имущества Н.Ф. Попов в статье «Москва — не музей старины» (Известия, No 267, 22 ноября 1925 года) писал: «Академик архитектуры Щусев обратился к Московскому Совету с докладной запиской, в которой указывает, что «Москва — один из красивейших мировых центров — обязана этим преимущественно своей старине. Отнимите у Москвы старину, и она сделается одним из безобразных русских городов». Кому, как не академику Щусеву, должно быть хорошо известно, что красота всякого здания вытекает из его архитектоники, распределения и сочетания масс, лепка, окраска, интересные пятна и всякого рода орнаментация — это лишь второстепенные атрибуты. Точно также красота города в части, зависящей от человека, обусловливается в целом удачным использованием природных данных местности, стройной и целесообразной планировкой улиц и площадей, зелёными насаждениями, красивыми и удобными очертаниями улиц и гармоничными (в смысле высоты, разрывов и отступов от линии тротуара) сочетанием строений, расположенных по улице или площади. От самих строений требуется главным образом архитектурное спокойствие. 

5. Из истории советской архитектуры. 1918–1925. Документы и Материалы / сост. В.Э. Хазанова, под ред. К.Н. Афанасьева. М.: Издательство Академии наук СССР. — No 44. — С. 50. 

6. Это произошло сразу после их реставрации, проведённой Н.Д. Виноградовым, в 1927 году. 

7. Их реставрацией руководил Н.Д. Виноградов. 

8. См.: Щусев А. В. Публиковал свои статьи в профессиональных журналах: Перепланировка Москвы // Художественная жизнь, 1919, No 1; Москва будущего // Красная нива, 1925, No 17; Проблемы Новой Москвы // Строительная промышленность, 1925, No 3. — С. 193–200. 

9. В частности, Шестакову приписывает сохранение исторического ландшафта Москвы Н.Н. Броновицкая, не имеющая для этого реальных планировочных документов. См.: Памят- ники архитектуры Москвы. Архитектура Москвы 1910–1935 гг. / Н.Н. Броновицкая, текст, под ред. А.Ю. Броновицкой. — М.: Искусство — XXI век, 2012. 

10. Сегодня и на основании иных документов, не только из архива Виноградова, можно говорить о связи этого списка с предложениями Шестакова. См.: Доброновская М., Вайнтрауб Л. Москва. Охраняется государством. К 100-летию образования органов охраны памятников. Документы и свидетельства. — М.: Департамент культурного наследия Москвы, 2017. — С. 81. 

11. Верхние торговые ряды (1890–1893. Далее ГУМ), архитектор А.Н. Померанцев, инженер В.Г. Шухов. Средние торговые ряды (Красная площадь, д. 5, 1889–1893, архитектор Р. И. Клейн)

12. См.: Овсянникова Е.Б. Китай-городская стена. Реставрация перед сносом. По материалам Н.Д. Виноградова. — М.: Москва, которой нет, 2015. 

13. См.: Доброновская М., Вайнтрауб Л. Москва. Охраняется государством. К 100-летию образования органов охраны памятников. Документы и свидетельства. — М.: Департамент культурного наследия Москвы, 2017. — С. 81. 

14. См.: Зитте К. Художественные основы градостроительства / пер. с немецкого Я.А. Крастиньша. — М.: Стройиздат. «Та красота, которую обозначают словом "живописная". Где остаются при регулярной разбивке все живописные уличные углы, которые восхищают нас главным образом своей оригинальностью?» — писал Зитте. Там же. — С. 155. Тем самым западный зодчий, а затем и русский, предчувствовали контекстуализм конца ХХ века.             

Статья из этого издания:
Купить
  • Поделиться ссылкой:
  • Подписаться на рассылку
    о новостях и событиях: