Дружба с архитектурой

• Текст:Ольга Казакова
  10 апреля 2018
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Как Вы решили поступать в архитектурный институт?

— В 1953 году я окончил 110-­ю среднюю школу с золотой медалью, которая давала возможность поступления в вуз без экзаменов. Я благодарен отцу¹, поскольку, предоставив свободу, он помог сделать решающий выбор. Несмотря на свою занятость, он посвятил мне некоторое время, чтобы вместе со мной проехать по высшим учебным заведениям (Бауманский, Военная Академия Фрунзе, Университет им. Ломоносова и ряд других институтов). В какой-­то момент мы приехали на Рождественку в Московский архитектурный институт.

Начало лета, в большом актовом зале проходит защита проектов, двенадцати-метровая сцена целиком заполняется огромными подрамниками с проектом очередного дипломанта. Это был проект гидроэлектростанции: на голубом фоне воды и неба белоснежные сооружения. Проект произвёл на меня сильное впечатление, так что выбор состоялся окончательно и бесповоротно.

Для поступления в МАрхИ, имея медаль, требовалась сдача только двух предметов: рисунка и черчения. По ним я посещал институтские подготовительные курсы. По рисованию ежедневно занимался с преподавателем с условием, что я должен каждый день, засыпая и просыпаясь, не расставаться с карандашом, иметь альбомчик и зарисовывать всё, что у меня появляется перед глазами. Помимо этого были академические часы рисования гипсовой головы Антиноя², которую мы должны были рисовать на экзамене. Многие из поступавших окончили художественные школы. Поэтому я понимал, что нужно с первых часов занятий в институте ко всему отнестись очень серьёзно. Мне было интересно. Я отмывал «слезой» архитектурные детали: базы, капители, колонны, настолько разведённой китайской тушью, почти водой. Чтобы появились тени, нужно было сотню раз покрыть одно и то же место, при этом всё становилось воздушным и прозрачным.

Игорь Василевский (справа) с отцом Александром Васиелевским (слева). Фото 1975 года

Второй год обучения начался с клаузуры на тему «беседка». Это была первая проба сил, кто на что способен. Я изобразил беседку в виде большого фронтона на шести колоннах с подиумом, в пропорциях уже изученного классического ордера. На разборе клаузур старший преподаватель кафедры «Введения в архитектурное проектирование» Колбин сказал, что я его порадовал, эскиз принимается для разработки проекта беседки, и он просит сохранить её пропорции. Высшая оценка была «пять» и «методический фонд», что означало — работа остаётся в институте. С этого началась моя увлекательная учёба.

— Интересно, её можно сейчас посмотреть? Работы хранятся?

— Не знаю, там столько проходило реорганизаций. Во всяком случае, такое начало вселило определённые надежды и дальнейшее обучение шло под этим знаком.

— Вы заканчивали МАрхИ в 1959 году после выхода постановления об излишествах? А на учебный процесс как оно повлияло?

— Начиналась моя учёба с изучения классических ордерных систем. В дальнейшем обучение происходило через изучение достижений отечественной и мировой архитектуры.

— Говорили, что до этого постановления 1955 года иностранные журналы выдавались в библиотеке только профессорам, а студентам не выдавались.

— В Доме архитектора и в Архитектурном институте были библиотеки, куда ежемесячно поступали отечественные и зарубежные архитектурные журналы. Будучи студентами, в читальном зале мы могли ознакомиться с новой информацией.

— Правда ли, что тогда студенты копировали, делали что-­то вроде книжек, где были наиболее понравившиеся им проекты?

— У меня есть одна из таких книг, сделанная по Корбюзье вскоре после окончания института.

— Кто у Вас преподавал?

— Преподавателями были замечательные профес­сора: Михаил Парусников, Степан Сатунц, Борис Бархин, Геннадий Мовчан и другие. Они создавали творческую среду, атмосферу полного раскрепощения. Воспоминания об институте сохранились как о самом светлом периоде жизни.

Игорь Василевский на строительстве здания студии им. Грекова. Фото 1968 года

— На каком отделении Вы учились?

— На ЖОС (Жилищно-­общественное строительство). Первый год у всех был общий — введение в архитектурное проектирование, а в дальнейшем, когда начиналось проектирование, происходила специализация. На 5-­м курсе студенты, выбрав тему диплома, делают преддиплом и, защитив его, приступают на его основе к разработке диплома. Мне повезло — всю жизнь я занимаюсь курортами. Уже на 5­-м курсе я выбрал курортную тему. Она стала и дипломной работой — большой курортный комплекс в Лазаревском, на Черноморском побережье.

По программе комплекс состоял из основного здания гостиницы и коттеджного посёлка: две противоположности по расселению и отношению к природной среде. Объект располагался на реальном крутом рельефе, с выраженными склонами. Без макета было невозможно представить проект. На изготовление подосновы из десятков горизонталей у меня ушло, наверное, 80 процентов времени. Из тёмно-­зелёного линолеума я резал каждую горизонталь, получая светлый срез на торце.

Макет не сохранился. Он был неподъёмный, на защиту его вносили несколько человек. Для сборки и склейки всех горизонталей удобным прессом оказался песок в мешках. Наутро, когда я снял мешки, цветной двухцветный рельеф оказался однотонно белёсым — рельеф визуально исчез. Вся работа в одночасье пропала.

— Что случилось?

— Песок оказался влажным и произошла какая-­то химическая реакция. Можете себе представить моё состояние!?

— Да, это настоящая трагедия!

— До защиты остаётся полтора месяца, всё придумано, но надо снова выполнить огромную работу. К счастью, к концу дня макет подсох и выглядел как надо, но переживания остались на всю жизнь хорошим уроком — не терять самообладание в любых случаях, это тоже пригодилось. А чтобы получить результат, нужно прикладывать много усилий. Защита диплома прошла на отлично. Продолжением стало распределение в «Военпроект».

Боковой фасад пансионата «Отрадное» и главный фасад пансионата «Вороново» (промежуточный вариант). Эскизы Игоря Василевского

— А как же «Курортпроект». По-­моему, с таким дипломом туда была прямая дорога?!

— Я попал в «Военпроект», о чём абсолютно не жалею, потому что таких объектов, с которыми я столкнулся, больше нигде не было. Я занимался и московскими и загородными объектами, такими как резиденция первых лиц государства в Завидово.

В какой­-то момент в СССР должен был приехать де Голль. Для достойной встречи в Завидово решили сделать экзотический объект в русском стиле — «дом­-шалаш» и гостиницу в виде шишки, где впервые появилась тема зигзагообразного эркерного построения фасада, раскрытого на природу, которая потом прошла через всё творчество. Для спальных ячеек это было панацеей. Этот объект был вторым моим проектом после всесезонного ресторана на веранде в Доме офицеров в Москве.

— Ещё вчера студент архитектурного института — и сразу дом для де Голля! Вам позавидовал бы любой современный архитектор в любой стране.

— Да, мне повезло. Шалаш хотелось сделать как шатёр из деревянных круглых брёвен одинакового диаметра, поставленных наклонно, для чего договорились изготовить специальные токарные станки для обработки колоссальных кедровых брёвен, привезённых из Сибири. В шатре был антресольный уровень со спальней, которая висела свободно и выходила балконом на природу. Под ней был камин из необработанного серого гранита, за камином небольшая кухня, а перед ним — столовая с гостиной и витражом на весь фасад. Шалаш — это двухскатная конструктивная система, раскрытая на удивительный пейзаж с речушкой, характерный для средней полосы. К объекту подходила живописная дорожка из свободно уложенных известняковых камней. Перешагивая с камня на камень, попадали в шалаш. Военные строители повреждённые стволы берёз заклеили берестой. Вокруг дома всё было любовно покрыто, как ковром, мхом с брусникой, принесённым из леса. Зелёный ковёр проходил под домом, стоящим на двух шпалах. Для организации входа часть крыши была надрезана, приподнята и поддерживалась резным столбом с консолями. Вы входили в дом, как в игрушку.

В 2013 году материал по этому объекту я передал фотографу Фредерику Шобину для публикации во французском журнале.

Нодар Канчели (слева) и Игорь Василевский (справа) в мастерской проектного института «Курортпроект». Фото 1982 года

— Игорь Александрович, наверное, у вас, в отличие от большинства коллег, в те времена была возможность выезда за границу, и вы вживую могли наблюдать мировые архитектурные тенденции. Расскажите подробнее о таких случаях, и что на вас произвело неизгладимое впечатление.

— В 1970-­е годы я работал от «Военпроекта» в составе группы специалистов два месяца в Каире. Возвращались оттуда на корабле из Александрии в Одессу через Стамбул. В эти же годы был в туристической поездке во Франции. Помню, как в 90-­е годы в «Курортпроекте» была организована первая специализированная архитектурная поездка в Италию по линии ВЦСПС. Когда мы были в Сикстинской капелле, руководитель мастерской Лев Мисожников просто зарыдал. Прошла жизнь, и только сейчас мы увидели эти неземные шедевры.

Несколько ранее по линии ВЦСПС я был включён в состав группы врачей курортологов для ознакомления с лечебной базой Италии. Это был ярко выраженный садизм со стороны организаторов, потому что мы, проезжая города, в целях экономии останавливались не в городах­музеях, а в каких­-то местечках, где врачей интересовал состав минеральной воды: сколько там кальция, магния и т. д.

— Свои первые крупные проекты вы разрабатывали в мастерской Чернявского. Как началась Ваша работа с Ильёй Зиновьевичем?

— В 1966 году в «ЦНИИЭП лечебно-­курортных зданий» директором А.Т. Полянским под конкретные крупные курортные объекты, такие как Вороново, Отрадное и другие, была создана новая архитектурная мастерская, которую возглавил приглашённый из «Военпроекта» архитектор Илья Чернявский. Илья Зиновьевич, зная меня по творческим работам в «Военпроекте», пригласил на создание и разработку этих объектов. Нам предстояло проявить себя в творчески сложившемся профессиональном коллективе этого института.

Слева направо: Гофман, Шалаев, Василевский, Канчели на стройке пансионата «Дружба». Фото 1984 года

— Постановление об излишествах оказалось своевременным?

— Во времена Сталина классицизм был официально признан. А весь мир работал уже совершенно по-­другому. Поэтому требования уйти от излишеств, связанных с определённым архитектурным направлением, были восприняты совершенно естественно и спокойно. Мы работали в совершенно другом ключе, не принимая стерильных домов-­коробок, которые были необходимы, чтобы просто обеспечить людей жильём. По прошествии лет районы, подобные Черёмушкам, преобразились благодаря разросшемуся озеленению и сохранённому масштабу, соразмерному человеку.

— Мы сейчас подошли к одному из основных вопросов, которые я бы хотела задать. На фоне волны всеобщей типизации, стандартизации, экономии, использования стандартных деталей у курортных проектов были какие-­то привилегии по сравнению с общественными зданиями? Понятно, что по сравнению с жилыми, наверное, всё-­таки были. Но насколько тяжело было создавать индивидуальные проекты, когда требовалось всё типизировать?

— В СССР существовали две организации: Госплан и Госгражданстрой, без согласования с которыми не мог быть утвержден ни один проект и начато строительство. Госплан проверял стоимостные показатели, Госгражданстрой — соблюдение всех нормативов по проектированию и строительству, расходу бетона, арматуры и, в том числе, по применению типовых проектов. Только на базе разнообразных курортных площадок можно было обосновать невозможность применения типовых проектов. Если у вас, к примеру, перепад рельефа, то привязка типового корпуса требует нерациональной переработки всего нулевого цикла и так далее. Это говорит о том, что курортное строительство позволяло при желании уйти от общей линии.

— Как в условиях средней полосы, где нет активного рельефа, как в Крыму или на Кавказе, можно было получить разрешение на индивидуальный проект?

— Каждое место уникально. Почему появился извилистый индивидуальный спальный корпус в Вороново? С одной стороны, еловый лес, с другой — берёзовая роща. Между ними дорога и очень небольшой участок свободной территории. А главное, программа предусматривала особый состав общественной части проекта, для реализации которого не существовало типовых решений. В других случаях для того, чтобы сохранить достопримечательность ландшафта, его растительность, приходится также получать разрешение на индивидуальный проект.

Игорь Василевский (слева) и Илья Чернявский (справа) на стройке пансионата «Вороново». Фото 1972 года

— К счастью, эти разрешения давали, их можно было получить?

— Это входило в систему обоснования принимаемых решений.

— Вы довольно долго проработали с Чернявским. Расскажите о том, что это Вам дало в творческом плане.

— Работа с Чернявским стала для нас творческим содружеством. Она продолжалась и после того, как я ушёл из мастерской, поскольку он приглашал меня участвовать с ним в различных конкурсах.

В проекте пансионата «Вороново», мы с Ильёй Зиновьевичем стали полноценными соавторами. Несмотря на то что Чернявский возглавлял мастерскую, в которой я работал, он не был просто начальником, он понимал, что близость взглядов и взаимопонимание позволяют максимально раскрыть творческие возможности проекта. Чернявский увлечённо с карандашом в руках обсуждал в мастерской предложения коллег. Наш диалог продолжался вечером по телефону до глубокой ночи.

Мне была предоставлена полная творческая свобода в поиске общего решения с правильно сформулированной задачей сохранения природной гармонии усадебного парка, пруда и леса. Предназначенный для застройки свободный от деревьев участок спускался к пруду, становясь естественным раскрытием лесного массива к воде.

Архитектурное решение должно было сохранить и композиционно усилить это состояние. Я полагал, что общественный корпус можно рассматривать как пропилеи с визуальным выходом на пруд, подняв на высоких колоннах глухой общественный блок с висячей террасой под ним. В контрасте решался вырастающий из земли пилообразный спальный корпус. Его живописное построение вдоль берёзовой рощи стало возможным благодаря прямоугольной спальной ячейке с двухсторонней ориентацией на юго-восток и юго-запад с разной шириной лоджий. При зеркальном её применении менялся ритм и направление фасада каждой из четырёх секций. Эскизные предложения и макет активно обсуждались до принятия в разработку.

Игорь Василевский (в центре), Нодар Канчели (слева), Юрий Стефанчук (справа) на стройке санатория «Восход» Микробиопрома. Фото 1987 года

Не останавливаясь в поисках оптимального решения, я предложил Илье Зиновьевичу рассмотреть вариант с более коротким выходом на обзорную террасу — крышу плавательного бассейна, развернув висячий общественный блок на 90 градусов и поставив его параллельно основной панораме. «В другой раз, уже не осталось времени», — поставил точку Чернявский. «Другой раз» не заставил себя долго ждать. Этот вариант разворота общественного блока параллельно видовой панораме был применён в санатории «Отрадное».

— Позднее Вы перешли на работу в «Курортпроект». И в отличие от «ЦНИИЭП лечебно­курортных зданий» это совершенно другая организация?

— Абсолютно разные.

— Почему Вы позднее перешли в «Курортпроект»?

— В 1977 году меня пригласили стать главным архитектором этого института. Конечно, это было очень заманчиво. В тот момент в институте А.Т. Полянского я уже возглавлял архитектурную мастерскую. Полянский не смог меня удержать.

— Над Вами был ещё какой-­то руководитель?

— Долгие годы директором «Курортпроекта» был Семён Дмитриевич Юсин. Он занимался чисто административными делами и возглавлял Архитектурный совет.

— С кем свёл Вас «Курортпроект»?

— Главным конструктором работал гениальный Нодар Канчели, что представляло потенциальную возможность делать любые по сложности проекты. Собственно, этим «Курортпроект» и отличался от других проектных организаций.

Игорь Василевский на московской конференции. Фото 2014 года

— Многие архитекторы, работавшие в те годы, говорили, что, за редким исключением, было очень трудно «пробивать» буквально каждое нетиповое решение. Как Вы справлялись с этими задачами?

— Решать проблемы приходилось в масштабе всей страны. В Москве в головном институте объединения «Союзкурортпроект» раз в четыре года устраивались отчётные выставки для Госгражданстроя, хотя мы не были формально ему подчинены, куда приглашались ведущие специалисты из «ЦНИИЭПов» и «Моспроекта». Выставки­-отчёты, где не было ни одного типового проекта, представляли свободно нарисованные объекты, вызывая шок у всех присутствующих, знающих ситуацию в стране. Это были и постройки, и проекты, например, водогрязелечебница на курорте Друскининкай (Литовская СССР), как цветок из монолитного железобетона. Такие объекты поражали воображение приехавшего.

На Архитектурных советах, мы рассматривали наиболее значимые проекты головного московского института и филиалов Союзных республик. Увидев в проектах зёрна необычного, решалась задача поддержать их и помочь реализовать с соблюдением нормативных и правовых требований во всех проектах без исключения. Если вы имеете профессионалов, владеющих системой действующих требований, то всё становится осуществимым. Оказывалось можно делать невозможное и в проекте, и в реализации. На отчётных выставках мы сами были под сильнейшим впечатлением от результатов сделанного, сопоставляя с решениями, выполненными на базе использования типовых проектов.

На Советах проводилась линия на персонализацию и создание сомасштабности объекта месту и человеку. Типовые проекты спального корпуса, клуба-­столовой, лечебного корпуса сами по себе выдерживали все действующие нормативы, но когда мы начинали их компоновать, всплывали все недостатки блокировки павильонной системы, чем страдали и индивидуальные проекты той же павильонной системы. Вместо восприятия уникальной природы из окон спального корпуса, с одной стороны — вытяжные шахты клуба-­столовой, с другой — лечебный корпус, а смотрите вы на крыши, которые перегреваются, и так далее. Всесторонний и многолетний анализ позволил осмыслить программу: что должно быть в целом и во всех составляющих курортного объекта в идеале. Имея оптимальную программу, на её основе можно создавать новый тип курортного объекта и комплекса.

Пансионат «Дружба»

— Кто был заказчиком пансионата «Дружба»?

— Международный пансионат «Дружба» в Ялте строился для трудящихся двух стран профсоюзами Чехословакии и России по программе экспериментального строительства. Пансионата не было бы, если не стечение обстоятельств. Руководители профсоюзов двух стран решили для своих трудящихся построить на Чёрном море пансионат. Председатель чехословацких профсоюзов Гофман обратился к председателю ВЦСПС Шалаеву с предложением построить совместно на Чёрном море пансионат для отдыха трудящихся из Советского Союза и Чехословакии, и оно было принято. Чехи послали своих представителей (наши тоже в этом участвовали) в то место на Чёрном море, где прошла их романтическая юность — на Золотой пляж. К этому времени побережье уже было застроено и оставался свободным только узкий кусок территории с 40-­градусным уклоном между дорогой и уникальным Золотым пляжем. Строить обычным способом здесь нельзя, потому что помимо оползней, разлом и восьми­балльная сейсмика. О выбранном участке нас поставили в известность после того, как Шалаев и Гофман уже договорились. Слава Богу, до этого в Крыму нами кое-­что было уже освоено. Система, в которой объект минимальным образом касается скошенного рельефа, уже была не только сформулирована, но и фактически начала реализовываться.

— О каком объекте идёт речь?

— О санатории Микробиопрома «Восход» рядом с Ботаническим садом в Ялте. Его идея зародилась, когда я ещё работал в «ЦНИИЭПе», где в проектировании использовалась монолитная система строительства с подъёмом перекрытий братьев Саакян. Она дополнялась для поперечной жёсткости монолитными башнями, возводимыми в скользящей опалубке. Собственно, тогда у меня, как удар молнии, и зародилась идея: а почему бы башням не стать несущими весь объект, оторвав от поверхности земли, что давало бы свободу его возведения на любом рельефе. Но при тех конструктивных системах, которые существовали к тому времени, реализовать мою идею было абсолютно нереально. Только в «Курортпроекте», где отдел строительных конструкций возглавлял Нодар Канчели, это стало возможным. В разработке рабочего проекта принимал участие архитектор Юрий Стефанчук.

Обложка и одна из страниц рекламного буклета пансионата «Дружба»

Вера Буткоархитектор, мастерская «Атриум»«Шедевр мирового уровня. Здание сложное, пространственное, вроде бы построено на простом плане, но внутри весьма многообразно — очень изощрённая архитектура. Такие сооружения позволяют нам называть себя не просто последователями модернизма, но советского модернизма» 

— В каком состоянии «Дружба» сегодня?

— За 30 прошедших лет после открытия, к счастью, визуально почти ничего не изменилось, отчасти потому, что нет стен, которые можно перенести, перестроить, все они конструктивно включены в работу. Вся общественная часть центрального атриума, коридоры и террасы спального диска построены так, что вы как хозяин всего можете оказаться в любой точке, гуляя по всему пространству. Из серьёзных недостатков: не работают тепловые насосы, которые были смонтированы для отопления, вентиляции и кондиционирования общественной части, а также установка кондиционеров в спальных номерах, с вынесенными в лоджии достаточно нелепыми коробками. В момент, когда создавался объект, ВЦСПС, предвосхищая строительство, провёл консилиум врачей, которые решали, нужно ли в климатическом курорте, к которому относится этот регион, делать кондиционирование. И для «Дружбы» решили, что нет, кондиционирование делать нельзя, так как объект стоит у стометровой пляжной полосы, обеспечивая целебный сон у моря. Фактически весь объект «Дружба» задуман, как сон у моря. Витражи сделаны полностью открывающимися для морского бриза. Сейчас про это забыли, двери на балкон открываются с трудом, лоджии загромождены коробками кондиционеров. Испорчена пляжная полоса не регулируемой частной застройкой. Двухэтажные «сараи» перекрывают вид на объект с нижних точек.

Я был там недавно по приглашению Молодёжного архитектурного клуба, который провёл семинар с тридцатью архитекторами, подробно рассказал об объекте и провёл по своему маршруту. У меня остался уникальный материал — их впечатления. Вот некоторые из них:

Юлий Борисовархитектор, UNK project«Я всегда думал, что задача архитекторов — изменение реальности, но первый раз настолько убедился воочию в действенности этого. Мне показалось, что авторы построили, сознательно или нет, машину времени. А все эти парящие над 100­-метровой бездной кольца номеров — только инструмент, чтобы совместить параллаксы времени»  

^{1. Александр Михайлович Василевский (1895–1977) — советский военачальник, Маршал Советского Союза (1943), начальник Генштаба, член Ставки Верховного Главнокомандования, Военный министр СССР. В годы Великой Отечественной войны в должности начальника Генерального штаба (1942–1945) принимал деятельное участие в разработке и осуществлении практически всех крупных операций на советско­-германском фронте.}

^{С февраля 1945 года командовал 3­-м Белорусским фронтом, руководил штурмом Кёнигсберга. Во второй половине 1945 года — главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке в войне с Японией. В 1949–1953-­х годах — Министр вооружённых сил и Военный министр СССР. Дважды Герой Советского Союза (1944, 1945), кавалер двух орденов «Победа» (1944, 1945).}

^{2. Антиной (111–130) — греческий юноша, родом из Клавдиополя, малоазийской провинции Вифиния, фаворит и постоянный спутник римского императора Адриана, обожествлённый после смерти.}