Архитектор на переломе эпох

Однажды, в 1980‑е годы, в груде списанных бумаг института «Свердловскгражданпроект» Григорий Мазаев обнаружил небольшой альбом в обложке из простой ткани с завязочками и несколько отдельных листов с эскизами архитектурных объектов. Никому ненужные листы пролежали довольно долго, внимательно изучить их пришла мысль при приближении столетия русской революции. Рисунки в альбоме были датированы мартом 1918 года и подписаны архитектором С.В. Домбровским. Видимо, они были дороги автору: он нарисовал их в возрасте 35 лет, привёз в 1927 году в Свердловск, где работал до своей кончины в 1953 году, рисунки были при нём всю его жизнь. Так они и оказались в бумагах «Свердловскгражданпроекта», преемника института «Уралгипрогор», в котором трудился архитектор Сигизмунд Владиславович.

Домбровский Сигизмунд Владиславович, российский и советский архитектор. Родился 26 февраля (по старому стилю) 1883 года в Санкт-Петербурге. Учился в Императорской Академии художеств (1905–1914). Работал помощником архитектора В.А. Щуко в Одессе, Киеве, Варшаве в 1913–1917 годах. С 1918 года в Москве работал в архитектурно-художественной мастерской Моссовета под руководством крупнейших архитекторов И.В. Жолтовского и А.В. Щусева, в 1919 году в «Живскульптархе» — первой новаторской мастерской советских архитекторов при Народном комиссариате просвещения.

«Живскульптарх» — комиссия при отделе изобразительных искусств Народного комиссариата просвещения, созданная в мае 1919-го и существовавшая до 1920 года. В комиссию входили архитекторы и художники: Члены комиссии обсуждали теоретические вопросы архитектуры, выполняли экспериментальные проекты, занимались разработкой нового типа общественного здания «Храм общения народов». В фонде Хоана Миро в Барселоне содержится один рисунок архитектора С. В. Домбровского «Вавилонская башня», сделанный в этот период.

Вавилонская башня. Рисунок С. В. Домбровского. 1919 год. Фонд Хоана Миро, Барселона

Это подобие Вавилонской башни, символа смешения языков и народов, приобретает противоположный смысл: эта же башня служит местом встречи и общения народов. Интересно, что члены организации именуют себя «мастерами и подмастерьями», как принято в масонской ложе, а один из вариантов эмблемы прямо копирует масонский символ: циркуль, наложенный на наугольник. Да и тема их поисков вполне в духе идей масонства. Была ли это новая масонская ложа? Скорее всего, нет. Наверное, это просто игра молодых творческих людей в период революции, когда многое позволено попробовать.

С 1927 года Сигизмунд Владиславович работает в Свердловске, он руководитель архитектурно-планировочной мастерской № 2 «Свердловоблпроекта» (1934–1936). Под его руководством разработан план Большого Свердловска (1931–1936), ставший основой развития города до настоящего времени. Ведущий градостроитель Свердловска, Домбровский становится крупным мастером конструктивизма, сегодня его объекты — памятники культурного наследия.

Эмблема объединения «Живскульптарх». 1918 год

Но всё это будет потом, а в 1918 году он рисует эскизы в альбоме и хранит его всю жизнь. Память о молодости, бурных годах революции, времени работы с крупнейшими мастерами советской архитектуры? Возможно, но работа архитектора построена так, что старые эскизы и нереализованные идеи быстро сменяются новыми, которые сейчас занимают все мысли и время. А старые куда‑то исчезают, поэтому так сложно найти авторские эскизы архитекторов и сегодня.

Попытаемся реконструировать общую атмосферу марта 1918 года, времени, когда появился альбом архитектора, собирая свидетельства современников и понимая при этом, насколько индивидуально каждое мнение, каждое восприятие их авторов. Все они зависят не только от текущих обстоятельств, но и от склада характера, предшествующего жизненного опыта, даже погоды. Общего в них оказалось больше, чем различного.

3 марта 1918 года правительство Советской России заключило Брест-Литовский сепаратный мир с Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией. 11 марта 1918 года правительство прибыло в Москву. В этот же день германские войска взяли Киев — город, в котором работал Сигизмунд Домбровский. Британская эскадра стоит в двадцатых числах марта на Мурманском рейде, австро-венгерские войска занимают Кременчуг, в разных регионах провозглашаются небольшие по территории советские республики. Люди пишут об утратах, потерях, страхе. Кто‑то говорит о несерьёзном восприятии большинством населения столиц Октябрьского переворота, приведшего к террору и насилию, но подобная «несерьёзность» может диктоваться растерянностью и страхом. Секретный агент Белой армии в Кремле Аркадий Борман пишет в мемуарах:

«Во второй половине марта 1918 года я приехал в Москву с юга, где потерял в степях след Добровольческой армии. Шёл пятый месяц большевистской власти. Уже был подписан Брест-Литовский мир. Советские центральные учреждения переехали из Петрограда в Москву. Забыть сущес­твование советской власти невозможно, город окружён кольцом продовольственных отрядов, по улицам то и дело проходят взводы молодцеватых латышей.

Кремль для обывателей уже недоступен. Большевики в своих газетах упорно пишут об осуществлении всех своих программ. Не только говорят, но и осуществляют. Банки были национализированы ещё в начале декабря. Всё время происходят конфискации товарных складов и магазинов. Каже­тся, достаточно фактов, чтобы убедиться, что большевики действуют всерьёз. Но широкий обыватель это понимает очень плохо. Он только недоволен, ругает большевиков за предательство, ужасается росту цен, но совершенно не ощущает, что наступают времена антихристовые, не собирается изменять свою жизнь, а только собирается несколько прис­пособиться к обстоятельствам».

Полная сумятица царит в головах и душах. Старая система координат рухнула, новой попросту не существует. Привычные законы отменены декретами, которые сменяют друг друга с калейдоскопической быстротой. Воспаление лёгких у вождя революции, смерть Клода Дебюсси, терроризм в никому не известных Коломягах умещаются в полутора строчках дневниковой записи Александра Бенуа от 29 марта 1918 года. Через месяц он признаётся себе всё в том же дневнике, что у него «вырабатывается состояние “сна наяву” и внедряется типичная для сна непременность “скольжения”. Большинство явлений скользят мимо сознания или мимо оценки сознания. И всё до того мерзко, что уже заранее решаешься со всем мириться».

Можно интерпретировать подобный «сон наяву» как движение человеческой души к целостности в условиях расколотого мира. Эту целостность усиливает соседство смерти, которая вдруг оказалась повсюду. Похороны и смерти усугубляют картину происходящего, становясь одной из констант повседневной жизни. Интерес­но сравнить альбом Домбровского с дневниками другого русского интеллигента — писателя Ивана Бунина, в это время писавшего «Окаянные дни». Сравнение это интересно, так как в дневниках Бунина и в альбоме Домбровского стоят одни и те же даты. Писатель ярко выражает свои ощущения:

«2 марта. Новая литературная низость, ниже которой и падать, кажется, некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая‑то “Музыкальная табакерка”*… поэты и беллетристы (Алёшка Толстой, Брюсов и так далее) читают свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные».

Кафе О. Надэ, угол улиц Петровки и Кузнецкого моста. Москва. Фото 1918 года

Зимой 1918 года в Москве поэтами Вадимом Шершеневичем и Владом Королевичем на углу Петровки и Кузнецкого моста в кафе О. Надэ был открыт «Кружок художников, литераторов и артистов Музыкальная табакерка». Алексей Толстой в дневниках за март 1918 года так упоминает это заведение: 

«“Сидят унылые и боязливые спекулянты, два немецких офицера, матрос (…). Выступают поэтессы, напудренный поэт с чётками. На тёмной улице вопят газетчики о только что вырезанном городе”. Как вспоминал Шершеневич, в кафе заходил Луначарский, “царит Брюсов”, который читал стихи Овидия, ранее не печатавшиеся по цензурным соображениям. Публика требовала называть всё своими именами. Был большой скандал».

Именно это «событие» и описывает писатель в своём в дневнике.

«“Вон из Москвы!” А жалко. Днём она теперь удивительно мерзка.
Погода мокрая, всё мокро, грязно, на тротуарах и мостовых ямы, ухабистый лёд… А вечером, ночью пусто, небо от редких фонарей чернеет тускло, угрюмо... Читал о стоящих на дне моря трупах, — убитые, утопленные офицеры. А тут “Музыкальная табакерка”.

3 марта. Немцы взяли Николаев и Одессу. Москва, говорят, будет взята семнадцатого…».

Неожиданное совпадение дат — рисунки в альбоме Домбровского датированы именно 17 марта!

Фото-альбом: 2

«10 марта. Люди спасаются только слабостью своих способностей, — слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить. Грязная тёмная погода, иногда летает снег. Как злобно, неохотно отворял нам дверь швейцар! Поголовно у всех лютое отвращение к труду».

Позже мы увидим, как это «отвращение к труду» выразилось в архитектурных эскизах Домбровского.

«11 марта. Жена архитектора Малиновского тупая, лобастая, за всю свою жизнь не имевшая ни малейшего отношения к театру, теперь комиссар театров: только потому, что они с мужем друзья Горького по Нижнему».

Фото-альбом: 1
Статья из этого издания:
Купить
  • Поделиться ссылкой:
  • Подписаться на рассылку
    о новостях и событиях: