Ощущение внутри

• Текст:Настя Елизарьева
  26 января 2023
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Начну, наверное, с часто задаваемого тебе вопроса — как ты выбрала профессию мультипликатора?

— Я столько раз отвечала на этот вопрос, что уже не верю, что это правда. Я помню только свои ответы, а не то, как было у меня на самом деле. Не знаю, мне кажется, что все мечтают в детстве мультики рисовать. Это из разряда — стать балериной, космонавтом, ветеринаром, кто еще в этом списке? Может, и не все, а это я как-то задержалась в своем желании.

— Создание мультфильмов — это то, что приносит тебе самое большое удовольствие?

— Одно из, да.

— А какие еще?

— Остальные — те, которые не касаются работы.

— Я подозревала, что ты будешь очень коротко отвечать на вопросы. Можешь рассказать о позиции человека в анимационном кино. Прорисовщики, художники, художники-постановщики, режиссеры — что это за люди, в чем заключается их работа? И кем тебе нравится быть, ведь ты участвуешь в разных ролях при создании фильма.

— Когда, допустим, фильм создается в таком промышленном смысле, когда идет производство, например, полнометражного фильма или сериала, то понятно, что работает очень много людей, и тогда все эти должности разделяются. Потому что для одного данные процессы физически станут невозможными — один человек будет делать это всю свою жизнь, и не факт, что закончит. Поэтому существует деление на профессии, и это нормально. В авторском кино, в коротком метре, как правило, человек совмещает несколько ролей, либо вообще делает весь фильм один. 

Мне нравится несколько этапов создания фильма: самое начало, когда созревает замысел и когда уже какая-то часть материала сделана, где уже что-то начинает появляться, но после этой стадии сразу наступает отчаяние, потому что видишь, что «все не так, все вообще не так». 

В самом конце это ощущение вырастает в разы, потому что уже ничего невозможно исправить. И последняя стадия, когда нужно собирать результат, готовый фильм — это тоже интересно.

— Как ты собираешь команду? Как я понимаю, в тех мультфильмах, которые я посмотрела, ты фигурируешь в качестве режиссера, постановщика. Выходит, у тебя там своя дружная, тесная компания, включая сестру. Все вы настроены на общее дело.

— Если совсем по-честному, выбирать особо не приходится — не так уж нас много здесь, в Екатеринбурге. Понятно, что для каких-то работ, для создания мультипликата и анимации нужны профессионалы. Допустим, сейчас есть возможность работать со студентами, которые очень талантливы. 

Какие-то работы могут делать люди, не обладающие художественным образованием. Моя сестра по специальности вообще астроном, но она может помочь что-то отсканировать, что-то покрасить, кстати как и мой сын — он тоже может это сделать. То есть такие работы может выполнять любой человек с любыми навыками.

Конечно, очень важно, чтобы комфортно было работать с людьми. Срок создания фильма достаточно большой — от полугода до года. Чтобы все жили дружно, надо сходиться характерами, вместе взаимодействовать — понятно, что могут быть разные моменты — не конфликтные в отношении друг друга, но которые приходится решать, они случаются из-за того, что люди долгое время работают вместе.

— Перед этим интервью я спросила у своей подруги, мультипликатора, какие вопросы она задала бы художнику-аниматору. Она посоветовала спросить у тебя, зачем ты делаешь свои мультфильмы? 

— Это уже про смысл жизни, значит. Я делаю это, потому что мне это нравится. Думаю, если человек не знает ответа про смысл жизни, тогда остается лишь заниматься тем, что нравится. Я не знаю ответ на вопрос, в чем смысл жизни.

— Ты действуешь в формате авторской анимации. Каково быть вне массовости? Были у тебя мысли о смене формата или ты матерый автор, как многие кинодокументалисты? Когда ты делаешь фильмы, ты думаешь о том, сколько людей его посмотрят?

— Вообще нет, не думаю. Не знаю, мне кажется, что это не в моей власти. Если ты хочешь сделать что-то искреннее, думать про то, сколько людей это посмотрит, сколько я соберу людей в зал и сразу посчитать, сколько мне денег это принесет — это уже какая-то подмена смыслов. Тогда нужно заниматься чем-то другим — делать рекламу. 

Я знаю, что у меня есть определенный зритель, я знаю, что есть люди, которым нравятся мои фильмы. И не уверена, что зрителей должно быть больше — я действительно не могу это контролировать, и так получается, что создаю фильмы, в которых выражено то, что для меня важно, количество зрителей тоже зависит от того, скольким людям это важно — вот и все. Я же не могу других заставить думать.

— Получается, твои фильмы — это жест художника. Поэтому хочется провести параллель с Юрием Борисовичем Норштейном и его мультфильмом «Ежик в тумане» — он тоже мало на кого рассчитан, но его многие любят.

— Да, здесь дело в масштабе гениальности автора.

— Возможно ли сегодня повторить эту историю, когда подобный фильм будет показан по телевидению и перебьет рейтинг тех же «Смешариков»? Есть такие примеры?

— Нет, это невозможно. Это разные истории. Никто фактически для телеканалов авторскую анимацию не закупает, никто этим не занимается.

— Из-за того, что для телевидения важны скорость и поточность процесса?

— Дело в том, что если ты покупаешь сериал, ты точно знаешь, что купил его на определенное количество эфирного времени, тебе не нужно заботиться о каждом дне показа. Если ты занимаешься авторской анимацией, тебе нужно составлять программу на каждый день отдельно — понятно, что это совершенно другая работа, в ней должны быть задействованы другие ресурсы, так просто этим никто не занимается. Хотя предпринимаются попытки, но они единичные. Существуют хорошие фильмы, которые являясь художественными произведениями, были бы интересны многим людям и понравились бы им не меньше того, что обычно показывают на телеканалах. 

Когда устраиваются какие-то показы для зрителей — люди удивляются, что фильмы сейчас создаются, потому что они уверены, что другой анимации, кроме сериальной и полнометражной, в России не существует.

 Это совсем не значит, что сериалы плохие, это просто другой жанр. Конечно, жаль, что многие даже не догадываются, что существует другой формат.

— Ты сказала об искренности. Можешь ли рассказать об этом? Искренность — главное средство для мультипликатора?

— Тут за всех сложно говорить…

— За себя скажи.

— Понятно, что процесс создания фильма занимает много времени, и ты не можешь погрузиться в него полностью, ты живешь какой-то жизнью, у тебя есть проблемы, веселье с друзьями. И когда ты работаешь, тебе постоянно нужно возвращаться в то состояние, чтобы было возможно делать фильм дальше. Мне как раз эта искренность и помогает. Ты останавливаешься, приводишь себя в состояние, с которым ты начинал делать фильм. 

Это не словесная формулировка, а внутреннее ощущение — его не передать словами. Ты закладываешь это ощущение в свой фильм. Конечно, ясно, что все происходящее в фильме, это выдумка, и ничего на самом деле не было, а искренность заключается именно в передаче чувств. Мне так кажется.

— Чему может научить анимация? Имею в виду зрителя и самого мультипликатора?

— Научить в прямом смысле этого слова вряд ли может. Скорее помочь человеку, чтобы он вспомнил о чем-то, что в нем уже есть, в какое-то состояние его привести — это, кстати, касается и моей темы. Опять же, анимация разная — нельзя однозначно сказать, что мультфильмы учат добру. Это такой разнообразный жанр. Несколько лет назад ушел из жизни очень хороший канадский мультипликатор Фредерик Бак — один из моих любимых. Его фильмы точно способны были подтолкнуть человека на какое-то действие. 

Например, у него есть фильм «Человек, который сажал деревья» по мотивам рассказа Жана Жионо, — он очень многих сподвиг на то, чтобы пойти и посадить дерево. В моем понимании, анимация, как и любой вид искусства, должен помогать человеку жить, давать надежду.

— Раз речь зашла об этом, ты можешь дать определение анимации в целом? Определить ее как форму?

— Мы недавно разговаривали как раз об этом с режиссером Ромой Либеровым. Следующий проект у нас о поэзии, а мне как-то сложно с ее восприятием. И вот я подумала, что удивительно, если сравнивать литературу и кинематограф, то, пожалуй, анимация — это такая поэзия кинематографа. Вся эта образность — все ближе к поэзии, чем к прозе. Анимация больше о чувственном восприятии, опять же я про ту, которая не несет в себе развлечение.

— Что касается поэзии и поэтики. Я слышала, что на фестивалях часто говорят о мрачности фильмов, созданных Уральской школой анимации. Как ты относишься к тому, что тебя так идентифицируют? Ты можешь рассказать, как местный контекст влияет на твои мультфильмы или ты об этом не задумываешься?

— Для меня это загадка. Потому что часто несколько команд делает фильмы в определенный временной промежуток. В этот момент, естественно, мы не общаемся, потому что работаем и замкнуты на своих проектах. И потом вдруг приезжаем на фестиваль, начинаем смотреть фильмы, и, допустим, оказывается, что у нас выбрана одна и та же цветовая гамма.

У меня последний фильм был красно-бело-черный, у Наташи Чернышовой в ее «Снежинке» тоже используются эти цвета. Получается, что фильмы абсолютно про разное, и почему подобное происходит я не знаю, даже несмотря на то, что мы все из одной школы Оксаны Черкасовой и Алексея Караева. Видимо здесь какой-то особый воздух, особое магнитное поле. Я даже думала о том, что если делать программу уральской анимации, то эти фильмы, поставленные подряд, на мой личный взгляд, будет невозможно смотреть, потому что внутри каждого фильма есть что-то схожее. У зрителя возникнет ощущение, что он смотрит один фильм, хоть там и разное настроение.

— Можно ли утверждать, что мультфильмы «Поездка к морю», «Воробьи — дети голубей» и «При выходе не забывайте свои вещи» — это трилогия, история, которую ты прожила, пережила внутри себя? Интересно, что ты ищешь сейчас, может быть, сменилось направление?

— Безусловно, я могу сказать, что это трилогия. Что касается направления — оно не сменилось. Я искренне думала, что когда доделаю эту трилогию, вектор сменится, но нет — не вышло. Пока я вся в детстве. Видимо, это случилось потому, что нехватку ощущения взрослости я восполнила работая над фильмом «Ильфипетров», а сейчас буду получать ее в проекте об Осипе Мандельштаме, поэтому детство меня пока не отпускает.

— Что ты можешь сказать, когда зрители переносят твой личный образ на образ маленькой девочки из мультфильмов, созданных тобой? Как к тебе приходят твои истории, можешь ли ты рассказать об ассоциациях художника, на которых ты строишь свою картину, и ассоциациях зрителей в таком случае?

— Мне кажется, что зрительские ассоциации относительно меня чем-то схожи с ситуацией про актера, сыгравшего злодея, когда он приходит в магазин за хлебом и ему дают пощечину. Такой перенос персонажа на личность актера — это эффект зрительского восприятия. В общем, анимация очень похожа на актерское мастерство, только ты не сам присутствуешь в кадре, а за тебя играет персонаж. Люди, разыгрывая какую-то сцену в анимации, ищут подтверждения этого в реальности — все должно быть честно. 

Например, нам нужно было придумать, как маленький мальчик снимает свитер. Хорошо, что никто не заходил в комнату в этот момент, потому что мы с моей подругой были похожи на двух сумасшедших, которые снимали и обратно надевали на себя свитер несколько раз, по-разному.

 Получается, что ты естественно разыгрываешь все эти сцены, ну и потом, все равно нельзя избежать того, что ты вкладываешь что-то свое — даже нужно и стоит вложить больше своего. Только нужно понимать, что это не связано с какими-то фактами, что зачастую и переносят зрители, не думая, что такие моменты строятся на только на твоих ощущениях. Мне кажется, анимация — это такой жанр, в котором личное не то что видно, а оно просто рвется из тех, кто участвует в создании фильма, особенно в коротком метре.

— Тогда все-таки задам вопрос про фильм «Ильипетров» — что дал тебе этот междисциплинарный опыт?

— Раньше такого опыта у меня не было. Особенно интересным являлось то, что это была дистанционная работа, и то, что ты работаешь с режиссером, а не сам им являешься — тебе не приходится держать все в голове. Мне было интересно работать с Ромой Либеровым, потому что ты соприкасаешься с абсолютно другим взглядом на мир. Здесь важно, чтобы люди понимали друг друга. Лично у меня никогда не было ситуации, чтобы из конфликта рождался тот или иной проект. «Ильфипетров» — опыт во взрослом серьезном кино, в отличие от моих предыдущих. Это было здорово.

— Скажи, анимация — это сложно?

— В каком-то смысле сложно. Сложно сесть работать, рисовать множество одинаковых картинок, сложно переживать моменты отчаяния. С другой стороны, не очень много людей воспринимают это как что-то серьезное — «сидишь, картинки рисуешь, что это — работа что ли?» Когда тебе это нравится, ты не думаешь об этом.

— А мультипликаторы сложные люди?

— Я думаю, мы разные люди, порой с противоположными точками зрения к самому процессу работы. Кто-то считает, что нужно выстрадать, пройти через боль и тогда получится то, что должно получиться. Кто-то абсолютно легко относится к работе. Йос Стеллинг сказал, что все аниматоры немного аутисты. На что я ему ответила: «Наверное, Вы не бывали на анимационных фестивалях, тогда ваше мнение резко поменялось бы».

— У вас вообще сильное комьюнити?

— Ну, поскольку все мы немного аутисты, комьюнити не получается. Конечно, мы общаемся, с кем-то чаще, с кем-то реже. С этим сложно, ведь это профессиональная публика.

— Как я понимаю, мало кто выходит из институтов и продолжает рисовать мультфильмы, даже делать ролики. Я все больше слышу, что заниматься мультипликацией и жить за ее счет не выходит, а какие у тебя мысли по этому поводу?

— Я думаю, что всегда остаются люди, для которых важна сама профессия, которые в меньшей степени задумываются об успешности. 

Вообще, если смотреть в бытовом плане, то этим можно зарабатывать на жизнь — не шикарно жить, но можно.

 Я знаю, что у нас есть два лагеря — одни считают, что все мультипликаторы мученики, другие — что все хорошо и будет еще лучше.

— Появилось ли у тебя другое отношение к мультфильмам? Или ты как в детстве смотришь их и все больше хочешь рисовать? Как твоя профессиональная работа мультипликатора поменяла твое первичное отношение к мультфильмам?

— Что у меня и сохранилось ценного — это то, что я могу смотреть анимационные фильмы как зритель. Я знаю, что многие профессионалы не могут так смотреть кино. Они сразу начинают разбирать его по косточкам, думать о том, как это сделано, а я все-таки могу как ребенок смотреть фильм. Если мне нужно понять, как это сделано, мне нужно приложить определенные усилия, и это не происходит автоматически. Когда я смотрю фильм, я вижу только фильм и больше ничего. То есть в этом смысле ничего не поменялось — меня это радует.

— Какие ты видишь пути развития у анимации сегодня? Например, чтобы авторская анимация каким-то образом вышла на другой уровень, кроме ввода ее на телевидение.

— По моим внутренним ощущениям, у общественности просыпается интерес к анимации. И вообще искусство анимации находится на каком-то подъеме, хотя имелись большие опасения на этот счет в связи с развитием 3D. 

Сейчас же появляются художественные фильмы, в которых есть анимационные вставки, и они не в 3D. Даже если посмотреть на рекламу, то количество анимационной рекламы тоже демонстрирует интерес к такому виду искусства, как анимация. Везде, хоть в коммерции, хоть в арт-среде.

Помогает в популяризации Интернет и трансляции с его помощью. Что сейчас происходит в России, на мой взгляд, прежде всего это развитие коммерческой анимации — раньше же просто не было наших сериалов — сейчас они появляются.

• Фото и иллюстрации:предоставлены Ниной Бисяриной