«Мы просто делаем то, что считаем красивым»

• Текст:Варвара Маняйкина
  19 июня 2024
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

– Вы работаете с Екатериной Кузнецовой уже много лет и сейчас вместе руководите бюро. С чего началась ваша совместная архитектурная деятельность?

– Мы с Катей вместе учились в МАрхИ, дружили. После института примерно год работали в разных интерьерных компаниях. В то время это было очень распространенным опытом. У нас была общая компания друзей, мы часто обсуждали одни и те же темы. Так, ориентируясь друг на друга и общаясь, пришли к выводу, что наши интересы, ориентиры и амбиции совпадают: интерьеры нас не интересовали, и мы стали смотреть в область большой архитектуры. Через Катиных знакомых нам удалось попасть на работу к Анатолию Климочкину —известному и успешному в советское время архитектору, обладавшему на тот момент хорошими связями. Я считаю, это был хороший ход. Мы пришли и сразу попали на два крупных проекта: большой жилой комплекс «Шмитовский, 16» и небольшое офисное здание на пересечении Садового кольца с Малой Бронной. Несмотря на то, что проекты были разработаны до нас, нам предоставили возможность их переработать — так в 24 года мы стали главными архитекторами и неплохо справились с этой задачей. Потом мы стали искать новые варианты работы, дальнейшего развития. Общались со многими ключевыми московскими архитекторами, и наиболее интересным нам показался опыт работы с Сергеем Скуратовым. Поэтому мы перешли к нему уже сформированной в тот момент бригадой и проработали чуть больше года: спроектировали БЦ «Даниловский Форт» и коттеджный поселок «Клуб 2071» в качестве главных архитекторов. Однако у нас в планах всегда было открытие собственного бюро, мы этого никогда не скрывали. Спустя год работы у нас появилась возможность осуществить задумку: мы договорились с инженерной компанией «Финпроект» о сотрудничестве и при некой поддержке основали собственное бюро, а чуть позже стали полностью самостоятельными. Те проекты, которые были начаты нами в бюро Сергея Скуратова, мы еще два года доводили до конца. Мы никогда не бросаем проекты недоделанными — это наша позиция.

– Расскажите, пожалуйста, о вашем первом проекте в качестве самостоятельного архитектурного бюро.

– Я даже и не вспомню сейчас, какой проект был первым. Дело в том, что мы шли не на пустое место. У нас уже был набор договоренностей и череда проектов. Не было какой-то романтической истории о первом проекте. Мы сняли офис на Петровке, и дальше просто пошли заказы, и делали мы их ровно так же, как раньше. Плюс добавилась бизнес-составляющая, которая мне как-то всегда давалась очень легко. Так что наш первый проект был не первым. Даже работая в других бюро, мы всегда были очень самостоятельными во всех вопросах: проектирования, администрирования и даже финансов. Сам творческий процесс с появлением собственного бюро не изменился, а все остальное не составило сложности. У нас за плечами уже был опыт, ведь до основания ADM мы работали с аналогичными заказами около шести лет.

– Почему вам интересна именно городская архитектура?

– Скажем так, взаимодействие с городом — более сложная и интересная задача для нас. Мне кажется, он обладает какой-то особой энергией, контекстом. Как жить нам интересно в городе, так и строить нам с самого начала было интереснее в городе, а лучше ближе к центру, а еще лучше в каких-то значимых местах. Когда-то мы сделали по паре коттеджей и забыли. Мы всегда стремились в область большой архитектуры. Я знаю, что есть люди, которые любят работать именно с малыми формами и делают это очень достойно. Просто лично нам интереснее задачи иного рода.

– Вы создаете современные здания для современного города. Какова, по-вашему, концепция идеального города?

– Для города как для большого организма в первую очередь важно не как устроены фасады, а как организована среда. У нас есть свое мнение по этому поводу. Идеальный город — это город, в котором есть развитые общественные пространства, где хорошо налажена городская жизнь. Очень важен общественный транспорт: худшее, что может быть в городе — это акцент на личный транспорт. Город должен быть зеленым, хорошо благоустроенным. Структурно он должен предоставлять человеку два формата: общественных развитых пространств и приватных территорий, то есть жилых озелененных дворов без машин. Вот тогда человек, живя в городе, будет испытывать психологический комфорт.

– А можно и нужно ли исправлять ошибки прошлого, если они есть?

– Исправление ошибок — это очень сложная и болезненная вещь. На самом деле в любом городе есть огромное количество ошибок: есть плохо спроектированные улицы, есть плохо построенные, переуплотненные по каким-то причинам дома. Вообще любой город соткан из удачных и неудачных примеров, поэтому работа градостроителя сложна. Для ответа на этот вопрос можно привести пример Москвы — всем известную спорную историю со сносом самопальных хибар, которыми были застроены станции метро в 1990-е годы. Помню, как все эти павильоны снесли у станции «Чистые пруды», а освободившуюся площадь облагородили, и сразу стало видно, что мы в нормальном европейском цивилизованном городе. Можно назвать это неким исправлением ошибок.

– Как вы думаете, каковы перспективы развития городской застройки в России?

– Строительство всегда шло, идет и будет идти. Везде, где можно построить новые хорошие дома, нужно их строить. Город должен развиваться. Как именно? Хотелось бы, чтобы это была хорошая качественная архитектура.

– В одном из интервью вы сказали, что контекст важен, если он ценен. Отсюда вопрос: какой контекст, по вашему мнению, плох и подлежит исправлению, а какой, соответственно, ценен?

– Если на участке, где должен быть построен проект, вокруг ничего интересного нет, то ты работаешь будто в чистом поле: предлагаешь решения, которые будут самодостаточны. Если же работаешь в месте, где улицы уже сложившиеся, а твой дом будет последним, который тут построят, потому что все вокруг уже застроено, причем в разные эпохи, то ты, конечно, как-то откликаешься на это: либо масштабом, либо материалом, либо еще чем-то. Так было, например, с нашим домом на Ордынке. Однако чего мы не делаем никогда — не пытаемся откликаться стилем, мы не приемлем стилизаций, так как само понятие стиля, по-моему, не предмет каких-то вариаций. Архитектор, по моему мнению, не может работать в разных стилях, хотя я знаю, что некоторые коллеги полагают иначе. Я считаю, у архитектора есть персональное творческое кредо, причем оно меняется в течение жизни. Он проектирует так, как ему нравится, так, как он искренне чувствует. Это и определяет набор стилистических приемов.

– Также в одном из прошлых интервью вы говорили, что у вас нет склонности к архитектурному хулиганству. Что это значит? Какого рода эксперименты вы можете себе позволить и позволяете ли?

– У нас нет склонности к архитектурному эпатажу. Это значит, мы не считаем, что архитектура должна обладать качествами эпатажа. Мы не ставим себе задачей сделать что-то такое, чтобы нас заметили, хотя я знаю, есть команды, которые именно так и делают. Мы же в каждом случае рисуем то, что нам хочется сделать и что нам кажется уместным в конкретном месте. Что касается экспериментов, ну вот, например, дом на Ордынке — там один из фасадов стеклянный. Это эксперимент? Не думаю. Просто так сложилось. Дома на этой улице все разные, и мы подыграли — сделали все фасады разными, а один на контрасте ультрасовременным, но не потому, что нам хотелось кого-то удивить. Все наше творчество в какой-то степени эксперимент, но не ради эксперимента. Просто мы хотим пробовать новое, реализовывать свежие идеи, но это не категории эпатажа. Сами по себе креативные творческие способности провоцируют поиск: ты ищешь, потому что тебе хочется искать, но не для того, чтобы произвести эпатажный эффект. Мы просто делаем то, что считаем красивым.

Жилой комплекс «Малая Ордынка 19»

– Динамика в образах фасадов вам ближе, чем статика. За счет каких приемов вам удается «оживить» форму? Есть уже какой-то сложившийся набор таких приемов, или вы продолжаете придумывать новые?

– Все наши приемы перед глазами, в наших объектах: это работа и с фактурой фасада, и с пластикой, и с материалами. Иногда мы развиваем какую-то понравившуюся тему, тогда проекты получаются чем-то похожими друг на друга. А вообще, просто ищем то, что является уместным, убедительным. Но вы правы, наше творческое кредо именно в области более сложных форм, в динамичной работе с фактурой фасада, рисунком окон. Это нам как-то ближе и лучше получается у нас. Любой прием может подойти, главное, чтобы он удался. Мне видится, что это всегда прямая проекция личности архитектора, очень вкусовая категория, а если у тебя есть способности, то твои вкусовые предпочтения будут убедительны.

– Теперь немного отойдем от темы. Расскажите, пожалуйста, как вы относитесь к техническим новациям для помощи в процессе проектирования и облегчения взаимодействия между участниками строительства, например, к BIM-технологиям? Это может помочь сделать значительный шаг вперед?

– Любопытный вопрос. Я долгое время придерживался несколько скептической позиции на этот счет и до сих пор ее немного разделяю. В чем этот скепсис? Я, конечно, новые технологии приветствую. Еще в 2008 году, когда мы работали с Фрэнком Гери в качестве российских локальных партнеров, то летали в Париж и смотрели презентацию его программы, которая была прототипом всех этих BIM-технологий. И мы тогда уже видели, как это круто, когда здание представляет такую единую продуманную среду, в которой ты видишь все инженерные, конструкторские и архитектурные решения. Было очевидно, что в случае с уникальными зданиями это вообще единственная возможность их построить. Однако возникал вопрос: а дает ли такая технология что-то при строительстве простых жилых домов? Поэтому я скажу так: конечно, правильно, что процесс внедрения идет. Это напоминает мне переход от метательных орудий к огнестрельному оружию: когда появились первые аркебузы пищали, от них было больше грохота и шума, чем эффекта на поле боя, в то же время профессиональный лучник приносил гораздо больше пользы. Однако в конечном счете огнестрельное оружие полностью вытеснило другие виды, так как обладало совсем другим потенциалом. Так и с BIM-технологиями. Сейчас на неподготовленном рынке, когда заказчик не может открыть BIM-модель, подрядчик не способен использовать ее преимущества, проектировщики к ней относятся как к странному навязанному решению, это зачастую оказывается пустой тратой времени и ресурсов. В таком случае традиционный фор мат проектирования — более уместный и эффективный способ достижения результата. Но в перспективе, лет через 10–15, когда рынок будет готов и BIM-технологиями научатся пользоваться все и на всех уровнях, прочие методы будут отброшены на обочину истории. Совершенно очевидно, что в будущем это станет единственным форматом проектирования. Что касается нашего бюро, то мы уже несколько лет применяем BIM-технологии практически во всех наших проектах.

– А если говорить о новых технологиях в сфере инженерных систем и материалов, а также о тенденции на энерго- и ресурсоэффективность зданий, влияют ли они на архитектуру и процесс ее проектирования?

– Пожалуй, энергосбережение — вопрос еще более сложный, чем BIM-технологии. У нас в России мало кто знает, что это такое, и даже за рубежом это в большей степени «надувание щек». Если ты правда задумываешься об экологии и энергоэффективности, не строй стеклянные небоскребы, а делай пятиэтажные дома с очень маленькими окошками. Что касается инженерных технологий, — да, мы все это используем: и новейшие системы вентиляции, и все чаще системы центрального кондиционирования, и фасадные технологии, например, стекло, позволяющее делать большие окна в пол. Это очень интересно, мы стараемся следить за тем, что появляется в мире нового. В какой-то степени это влияет и на фасады, но на самом деле не очень значительно, а скорее на уровне деталей.

– Некоторые ваши проекты созданы в партнерстве с другими архитектурными бюро. Например, ЖК Discovery построен в сотрудничестве с «Цимайло Ляшенко и Партнеры», а ЖК Filicity c бюро Speech. Также несколько лет вы сотрудничали с рядом международных бюро (John McAslan architects, KPF, SOM, мастерской Фрэнка Гери). Понравился ли вам такой формат работы, что он вам дал?

– Да, когда мы были молодым бюро, у нас была возможность и интерес поработать с иностранными коллегами. Мы многому у них научились, потому что они несли с собой методы и технологии проектирования, которых здесь не было даже у лучших. Мы с удовольствием выступили в качестве локальных партнеров. Было реализовано несколько проектов. Этот опыт продолжался примерно два года, с 2006 по 2008 годы. Опыт интересный, ценный. Что касается жилых комплексов Discovery, «Западный порт» или Filiсity, где мы работали вместе с другими архитектурными бюро, то, думаю, правильнее будет это назвать соседством. Такой подход, когда большой комплекс делится на куски, где разной рукой рисуются здания или фасады, интересен для девелопера и, наверное, для города тоже. Я считаю, это обогащает город, потому что когда ты рисуешь комплекс сам, то можешь сделать его очень хорошо и разнообразно, но когда этим занимаются разные архитекторы, то результат получается ближе к идее и масштабу города, где разные здания строились в разное время разными людьми. Работать с другими бюро очень сложно, потому что у всех свои методы, правила, образ жизни. У каждого свой стиль работы даже на уровне документооборота. Но тем не менее, если заказчик просит поработать в партнерстве, это не повод отказываться. Тут чем меньше точек соприкосновения, тем лучше. Если удается сделать такое композиционное решение, когда у каждого свой кусок в едином проекте, — это самый комфортный сценарий.

– В книге по случаю 10-летия бюро вы говорили, что если у девелопера хороший вкус, то его вклад в проект очень важен, и в таком случае результат получается лучше, чем когда вам предоставляют полную свободу действий. Не изменилось ли ваше мнение?

– Это действительно любопытно. Когда девелопер — человек со вкусом, ты как-то по-другому работаешь сам, реагируя на его изначальные пожелания. Когда ты сделал работу, то видишь его реакцию, его ожидания. И чем выше уровень этих ожиданий, тем больше он тебя мотивирует, тем выше планка. Это чувствуется на таком тонком межличностном уровне. При творческом партнерстве с профессиональным заказчиком, у которого хороший вкус, результат получается лучше. Хотя самоцензуры и самомотивации в теории должно быть достаточно, почему-то все равно нужно какое-то альтер эго.

– В последнее время у вас было достаточно много высотных проектов. Есть ли какие-то особенности в вашем подходе к проектированию небоскребов?

– Конечно, есть. Эти проекты сильно отличаются от наших же проектов средней этажности. Если речь идет о 200-метровой башне, глупо делать ее в кирпиче, потому что она будет выглядеть очень тяжелой. Когда здание выходит в такой масштаб, мы, можно сказать, рассматриваем его как такую городскую скульптуру. И стекло тут является хорошим материалом, потому что дает богатство отражений. То есть, например, фактуру кирпича ты видишь с ближних точек, — это работает на зданиях средней этажности. А когда ты смотришь с нескольких километров на здание, чтобы оно не выглядело какой-то массой, в которой не различить никакой фактуры, мы используем стекло как некий отражающий материал. С ним приятнее работать, с его помощью легче создать позитивную городскую скульптуру, настоящий небоскреб. 

– То есть ставка на стекло, а не на традиционные материалы в оформлении фасадов современных небоскребов связана именно с тем, что высокие здания лучше смотрятся в этом материале?

 – Мне кажется, наша мотивация, конечно, связана в первую очередь с эстетикой. Когда мы работаем с такой формой, то рука сама рисует что-то скульптурное, текучее, пластичное, и стекло помогает это воплощать. Еще раз повторюсь, в случае с небоскребами ты не можешь рассчитывать на помощь таких материалов, как кирпич и камень, оценить их преимущества не получится. Красота и богатство этих материалов видны в домах средней этажности. Они инструмент, помогающий создать художественный образ. Когда ты смотришь на огромное здание, остается только форма, и ты работаешь именно со стеклом, потому что оно единственное позволяет слепить эту форму. Мы придерживаемся такой точки зрения, что небоскребы должны обладать именно скульптурной формой, а не прямой или лапидарной, потому что, когда ты утрачиваешь работу простенка, материала, появляется задача создать именно скульптурный образ. Думаю, именно «скульптурность» — ключевой термин здесь.

– А что для вас гармония в архитектуре, и как ее достичь?

– Думаю, это как гармония в музыке. Человек ощущает, когда мелодия звучит гармонично, а когда нет. То же самое и здесь. Все наши приемы — это инструменты, которые позволяют создать что-то, на что человек посмотрит, и у него возникнет приятное ощущение красоты. Мне кажется, попытка теоретизирования и нахождения некой логики в этой области излишни. Талантливый архитектор просто берет и делает, а все смотрят и говорят: «Как здорово!» А почему здорово, разве это существенно?

– Ну и последний вопрос о планах. К чему вы стремитесь? Какие у бюро цели на будущее?

– У нас планы всегда одни, и они не меняются. Мы хотим делать архитектуру все лучше и лучше, совершенствуясь в нашем творческом кредо. Каждый архитектор — творческий человек. Любое творчество — проекция личности архитектора. Когда творческий человек, обладающий способностями, высказывается, то это высказывание, если оно искреннее, отражает весь его внутренний мир. Но этот внутренний мир меняется, особенно если человек старается развиваться, смотрит, анализирует, делает выводы, переживает определенные жизненные этапы. Все отражается в его творчестве. Мы стараемся развиваться как творческие личности, и наша архитектура развивается тоже. Часто спрашивают про бизнес-амбиции — у нас таких нет. Мы не ставим перед собой задачи увеличить численность бюро или делать больше проектов. Это нам совершенно неинтересно. Мы будем работать с тем же количеством проектов и, скорее всего, тем же составом. Просто результат, отражение нашего внутреннего мира, должен подниматься на более высокий уровень как свидетельство того, что мы сами поднимаемся на более высокий уровень.

Обложка статьи:  Жилой комплекс «Малая Ордынка 19»

• Фото:Предоставлены архитектурным бюро ADM