Функция, форма, образ

• Текст:Андрей Владимирович Иконников
  28 июня 2024
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

Проблемы архитектурной формы, которым мы довольно долго не уделяли необходимого внимания, нуждаются сейчас в глубоком и всестороннем профессиональном исследовании потому, что именно они оказались «отстающим звеном», начинающим сдерживать всесторонний прогресс нашего зодчества. «Форма» подлинного произведения архитектуры — не что-то привнесенное извне, дополнительное и чисто внешнее. Это — система знаков, передающая связанную с осуществлением функции информацию о социально обусловленном поведении, практических навыках человека, объективных закономерностях природы.

Первичный уровень информации, заключенной в произведении архитектуры, должен отвечать целям практической ориентации, сообщая об организационной системе, с которой связана архитектурная форма, и о тех пространственных связях, которые этой системой обусловлены. Таким образом форма участвует в осуществлении конкретного утилитарного назначения сооружения.

На более высоком уровне «язык» архитектурной формы должен влиять на то, как формируется отношение человека к жизни, на образование фонда устойчивых ценностных ориентаций и психологических установок, определяющих общий характер поведения человека. На этом высшем уровне знаково-коммуникативное качество произведения архитектуры неразрывно с эстетическим. Художественные образы, воплощаемые архитектурой, обращены ко всеобщему социально коллективному восприятию и относятся к числу важнейших средств «социальной ориентировки». 

Проспект Калинина в Москве. Авторский коллектив под руководством М. Посохина

Художественные, эстетические и информативные свойства произведения архитектуры определяются его формой. Организационные структуры, материал и конструкции, в которых осуществляется сооружение, служат первичными объективными факторами формообразования. Но архитектурная форма выполняет и собственные функции, связанные с практической ориентацией и ориентацией человека в мире идей. Поэтому форма не только следует за назначением сооружения и выражает его, но, организуя реальное бытие функции, она взаимодействует с ней. Выполняя свои особые задачи, форма обладает и определенной мерой самостоятельности, и некоторыми внутренними закономерностями.

Прекрасное и полезное в архитектуре — два ряда качеств единого целого. В идеале они должны возникать как результат единого процесса формообразования. Однако эти качества отнюдь не переходят одно в другое.

Современная архитектура, стремясь к органическому единству (именно единство имеют в виду, когда говорят о «правдивости» зодчества), отвергает возможность возложить информативную и эстетическую функции на элементы, структура которых независима от конструкции и организации пространства. Такое отсутствие единства сегодня воспринимается нами как нечто неприемлемое этически, как неправда, подрывающая самую возможность эстетической оценки. Декорация для современного рационально мыслящего человека может быть только бессмысленным «излишеством», требующим дополнительных затрат и притом сковывающим возможности индустриальной техники. Отрицание таких излишеств было необходимым шагом, чтобы восстановить органическое единство зодчества и открыть дорогу для становления новых средств художественной выразительности архитектуры. Однако отрицание само по себе не решает творческих задач.

«Психологической ловушкой» для многих архитекторов, прокладывавших новые пути современного зодчества, была обманчивая доступность простоты. Действительно, простота как результат обнаженной логики целесообразного стала восприниматься самоценным эстетическим качеством, когда на фоне эклектической застройки начала века появились первые произведения конструктивистов. Так было и в конце пятидесятых годов, когда возник девятый квартал Новых Черемушек с его любовно выполненным благоустройством и рациональностью компактных квартир. 

Вторая речка во Владивостоке. Микрорайон. Архитекторы Т. Дружинина, В. Симбирцев

На какое-то время, пока простота остается признаком, выделяющим объект из ряда других, в сознании людей она может быть связана с определенным этическим значением (например, через ассоциацию с таким понятием, как правдивость, честность). Но при разрастании числа «простых» объектов становится очевидным различие между простотой как качеством искусства, являющимся результатом синтезирующего труда художника, и автоматически возникающим продуктом сужения комплекса задач архитектуры за счет исключения художественных.

Предельное упрощение формы некоторых комплексов новой застройки, которое было следствием ограниченности технологических возможностей раннего этапа развития индустриального домостроения, породило угнетающую монотонность среды. Необходимость развития средств выразительности современной массовой архитектуры слишком очевидна. Сегодняшний уровень домостроительной техники и развитие методов стандартизации позволяют решительно расширить диапазон поисков. Однако трудно сделать решительный шаг вперед, придерживаясь привычных представлений о структуре произведения зодчества.

Со времен античности метод организации пространственных структур основывался на выделении внутренне завершенного объекта и ясной артикуляции его частей. Здание было структурой, в пределах которой развертывалось все богатство элементов и связей между ними. Принцип организации формы самого здания основывался на тройственной артикуляции — вычленении базы, тела и венчания.

Сегодня социальные функции города складываются в сложные системы, не замыкающиеся в пределах обособленных объектов. Пространственное распространение многих групп функций связывает внутреннее и внешнее, здание и «не здание», охватывает большие группы сооружений (например, функции жилища, связаны не только с домом, но и с учреждениями коммунально-бытового обслуживания и с прилегающей к жилищу благоустроенной территорией). Изменилось и восприятие. Для современного человека последовательность и связность разновременно возникших впечатлений от элементов окружения играет весьма значительную роль. Этому способствуют кино и телевидение. Раскрывая события в их последовательности во времени и с различных точек зрения, эти искусства параллельно динамике действия показывают природу, город, архитектуру. 

Микрорайон «Лебедь» в Москве. Архитекторы А. Меерсон, Е. Подольская, А. Репетий, И. Федоров

Современный жилой дом (как и многие другие типы зданий — производственных, административных, общественных) не может иметь структуру, отвечающую принципу «ни убавить, ни прибавить», так же как не имеет и предпосылок для классического тройственного расчленения. Он формируется из однородных ячеек, число которых не ограничивается какими-либо внутренними связями. Его несущая конструкция, как правило, невидима, а оболочка, формирующая внешний объем, конструктивно совершенно однородна.

Но стереотип представления о здании как независимой структурной единице продолжает свое существование. Попытки создать выразительную композицию дома в рамках традиционных представлений (внутренняя завершенность, расчлененность по высоте) нетрадиционными средствами (монтаж из крупных стандартных элементов) не могут принести успеха, независимо от качества и сложности решения отдельных фрагментов. Назрела необходимость использовать новый принцип композиции.

Базу для него создают процессы функциональной интеграции, развивающиеся в современном городе и охватывающие как его организм в целом, так и отдельные комплексы застройки. Эти процессы рождают естественную потребность — укрупнить первичную единицу структурной организации застройки и ее художественно-образного восприятия. Наименьшим элементом, обладающим художественным качеством, становится уже не отдельное здание, а упорядоченный комплекс сооружений с тяготеющим к нему пространством. 

Преодолеть композиционную обособленность отдельных объемов связным чередованием пространственных впечатлений, объединив их в целое, сумели авторы микрорайона «Д-18» в Жирмунае (Вильнюс). Большое распространение получили в практике жилищного строительства последних лет и приемы физического укрупнения единиц застройки. Строятся корпуса огромной протяженности из 12—15 секций. Во многих новых жилых комплексах Москвы используется соединение отдельных корпусов под тупым углом блоками-вставками (Вешняки-Владычино, где этот прием употреблен особенно широко, Тропарево, Коньково-Деревлево). 

Микрорайон Рохэмптон в Лондоне. Архитектор Р. Мартин

Но нужно сделать принципиальный шаг — перейти от размещения отдельных объемов, в соответствии с двухмерным замыслом планировки, к целостной композиции комплекса в трех измерениях, к трехмерному градостроительству. Комплекс, где сооружения, коммуникации и открытые пространства будут частями единой структуры, позволит полнее решить функциональные проблемы, более экономично использовать территорию и вместе с тем откроет качественно новые возможности естественного развития выразительной, индивидуальной пространственной формы.

Практическую возможность формировать крупные трехмерные структуры, не распадающиеся на отдельные единицы-здания, дают открытые системы сборных элементов; этапом развития таких систем является универсальная номенклатура, разработанная и внедряемая в Москве. Крупные структуры могут создаваться и с использованием блок-секций — рядовых, угловых и поворотных. Экспериментальные предложения ленинградских архитекторов Н. Матусевича и А. Товбина показывают исключительно широкий диапазон пространственных форм, которые возможно создать на этой основе. Заметим, что при этом сохраняются все преимущества типизации, которые дает «типовой дом».

Как фрагмент подобной трехмерной структуры можно рассматривать «Жилище-67»— комплекс из крупных объемных элементов, построенный к Всемирной выставке в Монреале. Здесь привлекают и террасообразное построение, обеспечивающее «висячие сады» при всех жилищах, и богатство ритма, основанного на чередовании модульных блоков-ячеек и развернутого в трех измерениях, и, наконец, масштабность этого крупного сооружения, у которого нет огромных плоскостей фасадов. 

Жилой комплекс Деи Куэцци в Генуи. Архитекторы Данери и Фузели 

Одним из приемов трехмерного градостроительства может быть интеграция сооружений и коммуникаций в одной пространственной структуре. В условиях развивающегося автомобильного движения разделение уровней позволяет обеспечить безопасность вместе с удобством доступа машин к любой точке обслуживаемого комплекса. И только «умножением» уровней можно получить достаточные площади для временной стоянки и постоянного хранения автомобилей.

При подобной схеме в уровне земли должны располагаться основные трассы движения и паркинги, а на платформах, перекрывающих уровень, отданный транспортной функции и обслуживанию, — пешеходные дороги. От этого уровня, удобно связанного с местами остановок общественного транспорта и паркингами, будет начинаться «отсчет» основных этажей. Пешеходная платформа не должна быть сплошной; открывая дорогу свету и воздуху на «транспортный уровень», она вместе с тем защитит жилища от шума. Открытые озелененные пространства, расположенные в уровне дорог, будут хорошо просматриваться и с уровня земли, и с пешеходных платформ.

При подобной схеме может получить естественное решение и проблема центров обслуживания: расположенные над главной магистралью, «оседлав» ее, они будут наилучшим образом связаны с подъездами и остановками общественного транспорта и вместе с тем образуют — в функциональном и композиционном отношениях—связующее звено между комплексами, расположенными по сторонам магистрали.

Разнообразие и богатство пространственных отношений, которое может быть развито в «интегрированном» комплексе, недоступно для группировок отдельных объемов. Контрасты замкнутости и неожиданных раскрытий становятся особенно драматичны. Диапазон этажности жилых построек — 9 — 12 — 16 этажей, — который при обычных приемах смешанной застройки не обеспечивает сильных контрастов, более чем достаточен для развития сложнейших пространственных построений здания — комплекса. 

Проект квартала в Сен-Дени. Франция. Архитекторы Брило, Шириньян

Концентрация пространственно-пластических эффектов сделает возможным обостренное выражение тех неповторимых особенностей, которые заключены в конкретной ситуации (пластика рельефа, конфигурация участка, специфичность функциональной организации и т. п.), в то время как в застройке отдельными зданиями эти особенности, как правило, нивелируются. Возникают естественные предпосылки «остранения» архитектурных решений, т. е. воплощения своего особенного понимания данной ситуации архитектором — автором замысла.

Анализ композиционных возможностей, которые обеспечиваются приемами «трехмерного градостроительства», дает основания и для выводов более общего значения. Выразительность любой системы застройки повышается при использовании приемов пространственной организации, выявляющих и подчеркивающих целое, комплекс как единство. Чередование протяженных корпусов и односекционных домов-башен акцентирует отдельные группы застройки в ущерб целому. В общей панораме комплекса такое чередование порождает примитивный и вместе с тем назойливый ритм, скорее дробящий, чем связывающий целое. Гораздо более выразительные решения обеспечиваются укрупнением контрастов — созданием мощной вертикальной доминанты там, где формируется композиционный центр пространственной структуры или противопоставлением компактных групп однотипных объемов.

Еще более важно распределение плотностей на территории комплекса. Равномерное дробление открытых пространств не обеспечивает ни их функциональной дифференцированности, ни возможности ясной ориентации на территории. Разнообразие и чередование пространственных ощущений определяют первооснову индивидуальной характеристики комплекса застройки.

Смысловое значение ордерной структуры — первой универсальной и гибкой системы архитектурного языка—раскрывалось через отношение между пространством и массой, зримое выражение работы стоечно-балочной конструкции, перекрывающей пролет. Раскрытию внутренних усилий в конструкции служила метафора, устанавливающая параллель между несущими элементами — колоннами — и человеческим телом (в исключительных случаях метафору заменяло прямое изображение — кариатиды, атланты). Распространением антропоморфной структуры ордера на безордерные композиции был принцип тройственной артикуляции (база, тело, венчание). 

Квартал на набережной Большой Охоты в Ленинграде. Архитекторы А. Васильев, А. Козулин, В. Ловкачев 

Но метод имитации, моделирования в элементах архитектурной формы каких-то признаков того значения, которое передается средствами архитектурного языка, не имеет перспектив использования в современной архитектуре. Во-первых, использование стандартных, взаимозаменяемых элементов в принципе не допускает индивидуализации отдельного фрагмента. Индивидуальное и образное может возникать только в системе сочетания элементов, потому что сам по себе каждый элемент создается безотносительно к тому месту, где он будет использован. Во-вторых, изменилась сама система мышления, представлений. Конкретно-образные представления человека античности охватывали, в сущности, все его миропонимание. Легко персонифицировалось любое отвлеченное понятие — и антропоморфность архитектурного фрагмента или его аналогия с какой-то природной моделью могла заключать живой и глубокий смысл. Но воплощение общих понятий через метафорическое уподобление архитектурного элемента какому-то конкретному «внеархитектурному» явлению вряд ли может волновать современного человека. Его мышлению, приученному к высокой степени абстрагирования понятий, ближе подход, основанный на связи и чередовании пространственных отношений, на их смысловом значении.

Тектонические отношения отходят на второй план не только потому, что объем восприятия в большой мере заполняет информация, связанная со структурой комплекса застройки в целом, но и потому, что сами конструктивные функции современных построек стали дифференцированы и сложны для восприятия. Конструктивная структура, которая разделяется на несущий скелет и формирующую пространство оболочку, во многих случаях вообще не может быть визуально воспринята как целое.

Как применить старые тектонические идеалы к дому с навесными наружными стенами? Иллюзорное выражение, проекция несущей структуры на стене-экране являются заведомо ложным решением. Выражение собственной структуры этого экрана имеет смысл, по-видимому, лишь в связи с ритмическим построением формируемого им пространства.

Организованное пространство для современного человека — не пустота, не просто интервал между ограничивающими его массами. Оно имеет и самостоятельную ценность. Психологи, изучающие поведение человека, установили существование «персонального пространства», сферы, любое нарушение которой вызывает ощущение дискомфортности. Эмоциональный отклик рождают и отношения пространственных величин, не затрагивающие человека непосредственно (контрасты глубины воспринимаемого пространства, его замкнутости, раскрытий и т. п.). 

Квартал в г. Саккайдо в Японии. Архитектор Масато Отака

Восприятие пространства в определенной степени индивидуально, однако в основе своей это категория социально-психологическая, связанная с общностью опыта крупных человеческих сообществ. Так, существуют исследования, свидетельствующие о национальной специфичности восприятия пространства. Она проявляется в различии сферы «персонального пространства». Американские психологи отмечают связанную с этим различием трудность общения между представителями англоязычных и латиноязычных наций: для первых психологически неприемлемо то малое расстояние между собеседниками, которое кажется необходимым для вторых. Эта особенность психологии восприятия пространства должна учитываться в минимальных величинах его подразделений. Специфично и отношение к максимальным величинам воспринимаемых пространств; оно не было предметом специальных психологических исследований, но получило достаточно определенное выражение в формировании городских структур (почти неизменное тяготение русских градостроителей к далеким перспективам, к раскрытию композиций на обширные пространства и, напротив, тенденция к замкнутым перспективам у английских градостроителей). Такие особенности могут быть связаны и с условиями ландшафта, климата и с характером городской культуры в целом, с историческим развитием типов пространственных структур, на которых воспитывалось восприятие. Психологические предрасположения к определенным пространственным формам должны быть выявлены и внимательно изучены — заметим, что их специфичность для определенных культур задает важнейшие черты национального характера архитектуры.

Для современного человека, соединяющего в своем восприятии категории пространства и времени, особую важность имеет ритмическая последовательность пространственных впечатлений (трудность организации такого ритма в том, что части системы пространств могут восприниматься в различной последовательности, в зависимости от конкретного маршрута зрителя). Этот большой ритм должен дополняться и развиваться ритмической организацией объемов, формирующих пространственную систему. Сама технология индустриального строительства задает основу ритмов, подчиненных четкой модульной основе.

Объективная упорядоченность элементов формы — необходимое условие ее выразительности. Правильное повторение стандартных элементов образует основу такой упорядоченности. Однако сама по себе упорядоченность мертва, заложенная в ней информация угадывается заранее, а потому не вызывает интереса. Выразительность формы может быть многократно увеличена преднамеренным нарушением упорядоченности, созданием напряженности в системе, превращением информации, которую несет форма, в непредсказуемую. Подобные усложнения ритма могут быть достаточно просто достигнуты введением в общую модульную основу элемента, какими-то характеристиками резко отличающегося от остальных. Эффективность приема может быть значительно увеличена пластическим контрастом (например, при введении объемного фрагмента в плоскостный ритм). Более трудный способ — переход на ограниченном участке системы к другому модулю, кратному основному.

Сооружения, созданные из стандартных элементов, обладают обычно сильным, ясно выраженным, а подчас и монотонным ритмом. Остановка, разбивающая однообразие ритмического ряда, или нарушение его плавного течения — могут стать действенным видом сознательного нарушения упорядоченности структуры. В обширных композициях необходимо сочетание и чередование различных ритмических систем. 

Экспериментальный проект нового города под Парижем. Архитектор Бернар-Симоне

Активизировать, усилить пространственные ощущения можно с помощью цвета.

Его введение в композицию современного комплекса, строящуюся прежде всего на пространственных, а не тектонических отношениях, не может следовать в русле классицистической традиции. Выделение цветом балконов, лоджий или любых других деталей, аналогичное принципу организации цветом желто-белых классицистических фасадов, ничего не дает для выявления структуры пространств комплекса. А цвет может стать сильным средством для того, чтобы усилить или, напротив, смягчить глубинные контрасты, сделать определенной — независимо от условий освещения — общую пластику материального ограничения пространства. Поэтому цветовые контрасты должны быть соответственно укрупнены и подчинены в своем размещении пространственным, а не конструктивно-тектоническим признакам. Цветовые отношения должны возникать между зданиями, а не между частями зданий.

Очевидно, что для архитектуры, оперирующей языком пространственных отношений, архитектуры, в которой совершается переход от дифференцированной формы к эстетически интегрированной, образный язык должен основываться не на символах и ассоциациях. Архитектурная форма, имеющая ясные определяющие признаки, обладающая эстетическим совершенством благодаря своей связи с жизненными процессами, естественно, наделяется значением. Устойчивое повторение и совершенствование формы закрепляет в сознании однажды возникшую связь с содержанием. Роль конвенциональных, условных значений можно пояснить таким примером: кусок материи ничего не значит, но ставший флагом, он превращается в символ единства группы людей, нации, класса. И в то же время такой символ понятен лишь тем, кто знаком с содержанием, которое в него вкладывается. Пример подобного рода — телебашня в Берлине, столице ГДР. Символом прогресса республики она стала не только потому, что обладает эффектной, легко запоминающейся формой (шар на стержне), но и потому, что является неотделимой материальной частью определенной исторической ситуации.

Становление таких условных значений формы можно на первых порах облегчить введением в нее ассоциативных элементов. Знакомое, рождающее ассоциации, поможет человеку войти в круг новых значений.

Условные значения, которые связываются с материальной формой архитектуры, могут меняться в ходе развития общества, подчиняясь изменениям социальной психологии. Слишком конкретные ассоциации подчас обесценивают архитектурную форму, намертво привязывая ее к отходящим, теряющим свою ценность понятиям.

Мы постарались в этой статье остановить внимание только на проблемах организации архитектурной формы и создания образа, которые представляются специфичными для современного этапа развития архитектуры. Хотелось подчеркнуть их своеобразие, их нетрадиционность.