«Одну покупаешь, вторая — в тюрьму»

• Текст:Богдан Шипунов
  9 октября 2023
• Добавить в кабинетДобавлено в кабинет

— Лев, прежде всего: «наснага» — что это? Почему было выбрано именно такое название?

— Наснага означает «порыв», «вдохновение», «позитивное наваждение».

Услышал слово три года назад в разговоре, среагировав даже не на смысл, которого я тогда не знал, а на мечтательное звучание его интонации.

Практически это значит, что ты чувствуешь какое-то влияние: кустика на даче, бабушкиного платка в метро, нашивок на самодельной куртке бездомного на Сахалине — в общем, чего угодно, и пытаешься это перекодировать в одежду или текст, перенаправить поток.

Мы все бездумно и бесконечно фиксируем, в голове это не оставляет ничего кроме мусора. Наснага — это те вещи, которые остаются или проходят через душевный орган, развивают его и помогают в формулировании, созидании.

— Расскажи, как у вас с Анной появилась идея создать свой бренд? Чем вы занимались до этого и как пришли к тому, чем занимаетесь сейчас?

— Все началось во Владивостоке с еще не знакомым мне тогда человеком по имени Алан Амерханов. Нас дистанционно свели умные друзья, мы встретились, выпили вина, сидели на берегу и на второй час знакомства начали жаловаться друг другу о собственных делах, которые не могли доделать.

Алан рассказал мне, что хочет открыть цех для женщин с опытом тюремного заключения. Мне эта идея не понравилась из-за того, что я не почувствовал какого-то внутреннего надрыва, который всегда сопровождал знакомых мне людей, занимавшихся социальной работой.

Тем не менее я начал расспрашивать дальше, Алан мгновенно протрезвел, достал ноут и стал показывать презентацию.

«А какое название?» — спросил я.

«ТАМ».

Потом показал хороший логотип, который был ясно и точно состыкован с названием. Я посмотрел на открытые в ноутбуке папки, на глаза моего будущего друга, на то, что еще осталось вино и сказал: «Я думаю, что я могу быть тебе полезен».

Спустя год в цех пришла моя будущая жена, которой я писал за несколько лет до этого, но тогда она не прочитала сообщения.

Они долго приятничали с Аланом, меня это расстроило и уже тогда я подумал: вот сделаю свой бренд, будете знать, как самим все решать. В итоге я сделал свой бренд и доволен.

Анна — художник по костюмам с абсолютным чутьем, с опытом, родом из Питера, поэтому свои задачи она была готова решать при любом бюджете, пока не переехала в Москву и там ее не испортили цивилизованным подходом.

Когда проект закончился, я задумчиво оглядывал руины собственной жизни со второго этажа мастерской, которую должны были снести через месяц, думал про нашу швею, которую час назад при мне увели в камеру и не понимал, что делать.

У меня тогда был старый Мерседес, который я купил за 86 тысяч. W123.

Я забил его вещами и поехал в Екатеринбург.

Через несколько месяцев ко мне с двумя сумками и котом приехала Анна.

К малознакомому человеку в город без друзей.

Через год мы поженились.

Сразу после приезда я стал теснее сотрудничать с дизайнером из Екатеринбурга Максимом Лебедевым. У меня был мощный, но очень мрачный заряд, с которым Максим мог справляться.

Мы сняли проходную комнату в сквоте, где Макс днем шил панамы, вечером отодвигал стол и спал на полу.

Потом сняли соседнее помещение, в котором уже можно было жить и работать.

Дальше и это здание решили снести, мы оперативно съехали в здание бывшего продуктового на Эльмаше, где по вечерам дети, играя, кидались камнями. По выходным мы ездили на барахолку и покупали там ткани.

Чуть позже знакомые продали мне долги швейного производства за полфуры водки, и мы начали шить там. Тогда Анна начала мне плотно помогать с эскизами и образцами, но ей было тяжело со мной работать как системно мыслящему человеку. Я всегда не соблюдал умных условностей и технологических правил — для меня было главное, чтобы одежда шилась, а для Анны было важным, чтобы она шилась нормально.

Рассказывать все это детально долго, жили мы всегда достаточно плотно, снимались с мест легко, встречая много людей на пути.

Дальше были переезды, мастерские, другие города и страны, про это можно долго и трогательно вспоминать, но никакого значения это не имеет, если не использовать этот текст, как будущую эпитафию.

Пижама — рабочий костюм из фланели графитового цвета. Лев Ларионов, Анна Брауде. Модель — Лев Ларионов

— Ваше дело начиналось с пошива пижам. Почему выбор пал именно на пижамы, и при чем тут женские колонии?

— Я навещал человека в тюрьме, мы доехали из Москвы в деревню под Тулой. Помню, что колония была в конце дачного поселка, а дачи от нее расходились направо и налево.

И когда человек освобождался, она шла мимо этих дач на остановку. С дач смотрят и видят усталую женщину со спортивной сумкой, которая куда-то идет.

Раннее утро, ссора с цыганами на входе, досмотр вещей, поделки в духе народного промысла, неудобная скамейка.

И вдруг не приняли пижаму. Потому что она «скорее серая, чем черная».

Я спросил: «А в чем собственно отличие?». Я долго искал все по списку, нервничал.

«В цвете», — емко ответили мне.

«То есть я могу сшить какую угодно пижаму, и ее можно носить, единственное требование — это цвет?».

«В разумных пределах — да».

Я сверкнул глазами, доехал до Москвы, долетел до Екатеринбурга и сказал Ане, что есть идея и нужна помощь, и она взяла карандаш.

Подумали, что можно сделать систему «один + один».

Одну покупаешь, вторую мы отправляем в тюрьму.

— Как разделяются ваши с Анной обязанности? Какое влияние ваша супружеская синергия оказывает на творческий процесс? 

— Обязанности разделяются понятно: Анна говорит, что я шью не то и неправильно, а я говорю, что с ее способностями ей достаточно тратить на меня 10 минут в день, не обращая внимания на всякую ерунду. После чего она планово увольняется, я ее «увольняю», через месяц прихожу грустный, потому что вещи выглядят совсем плохо, а Анна говорит «ну ладно, давай покажи, что там у тебя». И исправляет. Пока она это делает, я уже наготове со следующей.

Интересно, почему должна быть синергия. Я уже сказал выше, что я мог бы делать все сам, как всегда и делал, но я вижу по глазам Анны, когда совершаю ошибки, и прошу о них сказать. А Анне тяжело, что до меня не доходят в полном объеме вещи, которые она считает существенными. Я думаю, что здесь банально сильно влияют деньги: переделывать долго и качественно — это дорого, а корабль должен плыть.

Все это сложно объяснить, когда Аня видит заваленный шов и выходит из себя.

Она требовательный профессионал, а я легкий и нудный в том, что даже какие-то неуклюжие вещи довожу до их завершения.

Моя жена не хочет делать что-то, что ей изначально кажется слабым, я придерживаюсь иной логики: как можно скорее начать, сделать паузу, подумать, продолжить, повторить.

Это сложный процесс для нас обоих. Участие Ани в Наснаге — это форма гуманитарной помощи персонально мне.

Светлый базовый костюм из хлопка. Лев Ларионов, Анна Брауде. Модель — Анна Брауде

— С момента создания Наснаги прошло примерно полтора года. В момент, когда все только начиналось, насколько четким было видение будущего проекта, его идеи?

— Видение было четким — я понимал, что если я не буду продолжать, то сопьюсь или перейду дорогу под колесами любимого екатеринбургского (на деле тагильского) трамвая и на этом закончится проект «Лев».

Это было терапией и единственным процессом, который я мог контролировать в своей жизни тогда. Мне казалось, что от этого или вниз или вверх.

Со стороны я выглядел, как человек, который нависает над Максимом в пыльной комнате в сквоте и критически оценивает сшитые им панамки, на деле эти панамки меня и вытянули. Точнее, этот маленький процесс.

Я не встречал людей, у которых что-то не получалось.

Но видел многих, кто переключился, сдался, потерял запал. Я был и есть уверен, что достаточное усилие всегда приводит в ту то точку, которую ты внутренне определил.

Я потратил много сил на придумывание одежды, да, проект закрылся, но я остался.

И я продолжил.

Анна говорит: «Я не понимаю, зачем ты занимаешься одеждой, ты в этом ничего не понимаешь».

У меня внутренне не встает такой вопрос.

Я просто об этом не думаю.

Хлопковая куртка с рисунком Серафимы Голубевой. Лев Ларионов, Анна Брауде

— Как прошел ваш дебют? С какими трудностями пришлось столкнуться на начальном этапе и оказал ли кто-то вам поддержку?

— Я помню дебют первого проекта, начну с него. Когда у тебя один раз уже что-то получилось, меняется характер ожидания.

Тогда мы с компаньоном потратили больше миллиона, кучу нервов и стали друг друга раздражать, но больше всего нас выводил из себя наш стабильный неуспех и отсутствие публичности.

Мы все пытались, а про нас все не знали.

Тогда я заставил себя подумать.

Я открыл Инстаграм* и увидел пост Оли Маркес. Там было про аддикции и волю. Я задумчиво поводил по нему глазами и написал ей, попросив посмотреть нашу страницу и рассказать о нас, если она сочтет это возможным.

 

Мы не были знакомы.

 

Спустя десять минут она написала.

За сутки аудитория увеличилась в десять раз.

 

Вот это эффектный дебют.

 

У Наснаги (и я начал так, как начал, потому что аудитория с ТАМ частично перетекла в Наснагу) дебютом, наверное, можно считать женские пижамы.

Было много заказов и репостов, мы продали около 10 пижам.

Но я бы назвал это скорее всплеском.

Пижама — рабочий костюм из фланели графитового цвета. Лев Ларионов, Анна Брауде

— Как бы ты охарактеризовал ваш проект на данном этапе? Уместно ли называть Наснагу брендом, или это нечто иное?

— Я называю проект теми словами, которые помогают проще его считать.

Бренд — да, наверное, но это работа, которую нужно выполнять командой обдуманно. Я не могу сейчас этого сделать из-за присущей мне восторженности по отношению к жизни.

Мне просто приходит мысль, я достаю лист, звоню нескольким людям, нахожу ткань, приезжаю — через месяц у нас вещь. Мне очень нравится их забирать и носить.

Мне нравится что-то производить сейчас, в эпоху цифры. Я не испытываю никакой потребности быть понятным или как-то называться.

При этом я стараюсь точно выбирать слова, чтобы зафиксировать то, что мне кажется важным, существенным, красивым.

А правильные вопросы про презентацию, дни и прочее — если бы мне заплатили, я бы красиво про это рассказал или придумал, а для себя я не хочу. Просто не хочу.

Наснага — это я, мои мысли, оформленные в том числе в виде одежды, которую мне помогают делать талантливые люди: Анна Брауде, Никита и Яна Крыжан, Максим Лебедев. Я просто самый легкий и настойчивый, у меня нет каких-то барьеров в голове. Поэтому я разрешаю себе это делать.

— Где вы черпаете вдохновение при создании вещей? Есть ли идеи, стили и направления, оказавшие на вас влияние?

— Мне нравятся строгие, стойкие бабушки-ветераны труда на блошке на Уралмаше в Екатеринбурге, Антверпенская шестерка и моя жена. По силе чувства — в обратном порядке.

В мою юность я видел много свободных бесшабашных людей. Им не было шестнадцати, они катались по стране, били татуировки, пили, влюблялись, работали летом, чтобы купить фотоаппарат и стать фотографами.

Я помню их свитера и их дырявые носки, чужие огромные штаны, родительские плащи. Много было артефактов.

И нужно понимать, что я прожил два года на заводе, среди очень талантливых и работящих людей, которые всегда одевались красиво, но при этом всегда могли вымазаться или поехать в Новоподрезково. Я смотрел на их комбинезоны, порванные треники, руки в краске, как они тычут в экран мака в столовой грязным пальцем, а вечером мы все лежали в траве и молча пили пиво. Хотя последнего не было. Они лежали. А я стеснялся.

Еще у меня есть около 7 тысяч сохраненных картинок в папках на компьютере. Я все жду, когда он окончательно умрет, чтобы их потерять.

Не хочу прослыть подлизой, но мне правда нравится, как одевается моя жена Аня Брауде. Я следил за ее блогом за два года до знакомства и думал, интересно, как она вообще существует в этом мире с таким вкусом? Сейчас, кажется, много ее энергии уходит на то, чтобы ругать сшитые мной вещи, и она стала одеваться спокойнее, несколько присмирила свое безумие. Хотя тут на днях купила такие красные штаны…

— В представлении вещей Наснаги сквозит тема панка, к примеру, название плаща «БАШЛАЧЕВ». По мнению многих панк — это история не про созидание и коммерцию, хотя есть масса легитимных обратных примеров. А что для тебя панк и какое влияние его идеи оказывают на ваше творчество? 

— У меня есть два человека. Я всегда про них думаю, когда мне говорят слово «панк».

Внешне панк номер один — это улыбчивая красивая девочка с кудряшками, которая сделала вместе с коллегами книжный магазин в Тюмени.

Ее зовут Даша Новикова, коллеги — Катя Барзова и Настя Золотова. Хотя книжного магазина, который наверняка знает ваше издательство, было бы достаточно, если бы вы там оказались, я расскажу про остальное. Книжный магазин называется «Никто не спит».

Время несколько сковывает меня в возможностях описания, но от плакатов в книжном напротив здания правительства у меня волосы поднимались дыбом. Они ничего не боялись и не боятся. Сейчас их закрыли, скоро они откроются снова.

Даша мне говорила, что ее волнует тема смерти. Через неделю рассказала, что решила убирать кладбище, чтобы разобраться в каких-то своих вопросах. Через месяц кладбище убирала уже группа людей. Через полгода они начали водить по нему экскурсии. Недавно подарили книгу про то, что они там отрыли.

 

Внимательно и системно относиться к вещам, которые представляют ценность только для тебя. Это для меня панк, хотя можно скорее использовать слово «истина». Просто «панк» помоднее звучит, посовременнее.

Панк — это когда тебе [наплевать] и ты делаешь.

 

Второй человек, про которого я думаю — режиссер Маша Черная. Она панк. В ее случае, она рискует и тоже не боится. Там, где люди отступают, она идет до конца.

 

Никто из них ни ждет приглашения и не имеет никаких институциональных покровителей.

 

Среди мужчин, замечу, панки на ум не приходят.

 

Панк — это когда нет рамок.

Наверное, еще когда не боишься умереть. И не ждешь, что тебя погладят по голове.

Или для тебя смерть — как неизбежный закат очень долгого дня.   

 

«БАШЛАЧЕВЫМ» мы назвали плащ потому, что я прочитал, что он плевался, когда пел, и я это как-то почувствовал.

Плащ «БАШЛАЧЕВ». Лев Ларионов, Анна Брауде. Модель — Маша Черная

— Говоря о бизнес-стороне вашего дела, приносит ли оно выгоду, или же вы вкладываете вырученные доходы исключительно в производство?

— Коротко — нет.

Подробнее, есть понятие «длина денег», уплотним его термином «радость денег».

Те деньги, которые я обычно трачу на ткани и отшив, расходуются относительно спокойно и до определенного момента всегда откуда-то появлялись.

Деньги с продаж, которые приходят в меньшем объеме, часто выручают в моменте.

Нужно понимать, что половину вещей я дарю, а на половину делаю большие скидки, если человеку они нравятся, а денег у него нет.

 

Когда мне приходит идея сделать что-то связанное с социальным проектом — это автоматически звучит, что через пару дней у меня не будет 30 тысяч. Я горю, всем звоню, еду, шью, идея выстреливает, я рассказываю про нее на бегу и дальше жду следующего импульса. 

Все это можно было сделать более обдуманно. Как мне сказал мой умный друг-плотник пару лет назад: «Ты делаешь так, как будто у тебя может не получиться». Сейчас такой возможности у меня нет.

Учусь быть собраннее.

— Ты занимаешься профилями Наснаги в социальных сетях, и у тебя очень необычный стиль ведения корпоративных страниц, если их можно таковыми назвать. В них очень мало призывов к покупке вещей, зато контент постов сам по себе очень интересен. Часто моделями вашей одежды становятся пожилые и малоимущие люди. Каков посыл такого выбора?

— Я снимаю людей, мимо которых не могу пройти, к которым мне хватило духа подойти или про которых я считаю важным рассказать.

Чаще всего они интенсивно живут, плохо или хорошо, но это меня трогает.

Я транслирую то, что вызывает у меня эмоцию, не ожидая на схожий отклик у аудитории.

Я просто говорю: «Смотри!».

И жмурюсь.

 

У нас есть и съемки с моделями, но я пока не могу сделать так, как хочу — сложную съемку.

У меня обычно в голове фотоэкспедиции, на все идеи нужны деньги, время, силы.

Я хотел взять две сумки с вещами и поехать в Карелию, одевать людей, но я жду, когда это идея дозреет внутри.

— Говоря о соцсетях, в телеграм-канале «наснага» почти ни слова об одежде, зато в нем много лирики, поэзии, личного опыта. В чем заключается контекст канала в рамках вашего дела?

— Это — обратная сторона моего ощущения, мой контекст, мой мир.

Это то, что я вижу, пока иду в мастерскую. То, как приходят в голову мысли, как придумываются вещи.

Всем нравятся дневники или короткие заметки, чтобы заглянуть в голову к кому-то интересному.

Это открытая дверь в мою голову и мои глаза.

 

Одежда — это то, что делают «мои руки».

 

Иногда радостно, порой настолько, что тяжело, а иногда совсем не радостно, когда я это для себя формулирую — мне становится легче.

Спасибо Насте Елизарьевой, шеф-редактору и дизайнеру издательства TATLIN, за помощь в организации интервью.

*Instagram — социальная сеть, запрещенная на территории Российской Федерации.

• Фото:Открытые источники